Две куропатки к празднику

Распахнул двери в сени Николая Александровича и носом почуял, что прибыл вовремя: запах жареной печёнки, да веселый говор.

На столе посапывает самовар. Печёнка на сковороде, нарезанная по-мужски нескупыми ломтями, заставляет проглотить слюнки. Да и запотевший графинчик с рябиновкой обласкал глаз.

У мужиков праздник, добыли кабана. За столом Алексеевич да Женька Чижов. Куртку долой – и присоединяюсь:

– С удачей!

Мужики пробегались в лесу, и потому закусывают основательно. Ну и я не отстаю, день отработал без обеда – коммунизм строил. За чаем, никуда не спеша, можно уже – и про охоту.

Подняли кабана собаки под Грабежным, и четырем опытным псам удалось закрутить его в мелком ельнике. Легкий на ногу Женька, не дав опамятоваться, настиг и двумя пулями уложил. 140 кг чистого мяса сдано в куркинский магазин. Алексеевич на похвалу скуп, но напарника жалует.

Смотрю на Женьку. Давно ли в школу ходил да по деревьям лазил. А сейчас – молодец-молодцом. Ладно сложен, крепко сшит – это про него. Охотник из него получился что надо. Неутомим, потому и удачлив. С собаками все сложилось – лаечник заядлый. Для меня-то он по-прежнему Женька, а для прочих уже Евгений Викторович.

Мой отец и Женькин дед жили по соседству. Женька, как говориться, проживал у деда, и я позвал его на охоту по белке.

Шустрый семиклассник не хуже самой белки лазил по ёлкам, и мы добычливо охотились все его осенние каникулы, а потом и выходные. Женька уже тогда был везуч, начали мы добывать лис, зайцев, поляшей и прочую дичь. Обрабатывали свои трофеи, а вечером, свесив ноги с полатей, на пару распевали во всю глотку песни.

– Рыбка да рябки – пропадай деньки, – посмеивался мой отец.

На Октябрьские праздники, только поутру мать затопила печь, явился Женька:

– А не добыть ли нам по паре куропаточек на жаркое к празднику.

Ноги в сапоги, да куртку на плечи – вот и все сборы.

– К горячим пирогам явись, «Тургенев», не порти мне праздник, – только и успел крикнуть мне вслед отец.

Потрескивая ломается под сапогом промёрзлая стерня.  Ошалело носятся собаки на куропачьих набродах. Но шумный взлет стаи – совершенно в другом месте. Лихорадочно кашляют тулки. А куропаточки, показав нам красные попки, с весёлым чили-чили перелетают через лесочек на соседнее поле.

Так и кружили они нас целый день по окрестностям. Опомнились мы, когда не стало видно ружейной мушки. И куропаточек не принесём, и к пирогам опоздали.

– Ох, Женька, что мне отец скажет?

– А по мне, Дмитрич, что бы ни говорили, я как тот крыловский кот: буду слушать да есть – суп, кашу, пироги, – и, немного поразмыслив, добавил – и … еще чего-нибудь.

Я понял Женьку. Самому нестерпимо хотелось есть. Обшарив карманы, нашел два кусочка сахарку:

– Замори червячка, скоро будем дома.

Собаки даяние усекли и закрутились возле Женьки. Проглотив слюну, он отдал им сахар.

– Зачем ты это?

– Перебьюсь! Я на охоте! Им нужнее – они работали. А мы с тобой мазали.

Подпортил я, конечно, праздник отцу. Но у меня есть веское оправдание: сегодня при мне родился настоящий охотник и собачник. И на душе у меня тепло от того, что я приложил к этому руку. Отец поймет!

14.04.1995 г.