Лик, дарить свет миру

— Флеминг! Ох, подожди, — воскликнул отец Рейн, только я вышел из комнаты. Я погрузился в раздумья о произошедшем со мной — взгляде девушки поверх журнала и дневнике. Голова гудела, но я всё-таки развернулся в сторону говорившего.
— Да, мистер Стивенс?
Нужно было показать, что я был весь во внимании.
— Я… всего лишь хотел сказать, Флеминг, что, эээ, — он поглядел сначала на меня, потом опустил глаза в пол, почесал затылок и нервно рассмеялся. — Ты заходи к нам, если что. Я пойду, в общем, — он неловко протянул руку к входной двери своей квартирки.
Я с трудом сдерживал желание спросить его о чём-нибудь или просто приподнять брови в непонимании.
— Ты так похож на моего сына, Флеминг, — вновь заговорил мистер Стивенс. Он уткнулся взглядом в пол. Губа его дёрнулась, но голос оставался твёрдым. — Если бы не вся эта компания, с которой он связался. Если бы не Рейн, которая тоже поехала с ними. Они изменили её, я не узнаю её. А мой сын… Ричи. Ричард. Он… я мог потерять Рейн так же, как и…
— Отец! — дверь с треском распахнулась. Рейн впилась бешеным взглядом в его глаза. Во льду взрывались ракеты, разрушались Помпеи. — Хватит об этом. Замолчи! — тёмные пряди налипли на её лоб, и одним шустрым движением она сдула их с лица, тяжело дыша и сжимая кулаки. Отец не знал, как реагировать, открыв в испуге рот, но не говорил ни слова.
— А ты, — она посмотрела на меня в тот миг, когда губы её превратились в ломаную линию. Уши её горели и далеко не от стыда, — что застрял здесь? Выметайся! Визит окончен, — и так же, как и за секунды до того, она захлопнула с шумом дверь. Мы с мистером Стивенсом посмотрели друг на друга. Он неловко пожал плечами. Я нахмурился и кивнул ему. И развернувшись, с нажимом в каждом шаге поторопился к выходу, оттолкнул от себя дверь, выдохнув во всю силу. Ничего не видя перед собой, кроме дороги, я шёл и шёл. От злости мне стало жарче обычного. Это не меня, а Рейн нужно было повесить на доску подозреваемых. Это она вся такая странная, подозрительная. Истеричка! Мисс Уивер по ней плачет. А лучше сразу — психбольница. Особо тяжёлый случай для особо ненормальных пациентов.
— Флем! — мягкий, как желе, голос вырвал меня из моей реальности. Ещё секунда — и тёплая рука схватила меня за ладонь, но потом так же стремительно, словно испугавшись, отпрянула. Я повернулся. Лицо Клео приняло нежно-розовый оттенок. А дождь уже кончился. Волосы девушки были такие же сухие, золотистые и блестящие.
— Почему? Почему ты такая добрая?
Зря. Лицо её теперь вообще запылало, как при пожаре. Девчонки — не такие, как Рейн — любят менять цвет своего лица, как им будет угодно или наоборот. Она помедлила, но сказала.
— Я просто живу в хорошей семье и хочу помогать людям. Моя семья меня вдохновляет на это. Вот и всё, Флеминг, — Пауэлл сделала шаг по направлению к остановке. Я последовал её примеру. Мы начали свой путь. Воздух уже не был наэлектризован от напряжения. Пахло полем и кукурузой.
— Да и вообще, может, лучше не уничтожать зло, а растить добро? Антуан де Сент-Экзюпери.
Я не смог сдержать смешок.
— Изумительно. Ты не перестаешь удивлять, — я позволил себе несильно улыбнуться.
— Спасибо.
Она тоже улыбалась. Счастливо, открыто. В этот момент она казалась не такой замкнутой, как обычно. И даже не читала какие-то нотации.
— Но знаешь, я очень боюсь ошибок. Особенно в отношении близких людей. Близкие люди всегда помогают, а подводить их не хочется. Как, например, Саванну. Однажды, — было видно, как Клео погружалась в воспоминания, по тому, как взгляд её затуманивался, а улыбка переставала быть такой широкой, — она очень помогла мне. Она и Вестер. Вот удивительно, они живут в таких ужасных условиях. Оба бедны — им едва хватает денег на этот любимый чай Саванны, налоги и еду. Но при этом никто из них не жалуется. Саванна — так всегда готова была дарить свет миру.
— Не была. Она и сейчас готова.
— Да, конечно. Прости, — я вывел её ненадолго из раздумий. Она глянула в мою сторону и скоро убрала прядь медовых волос за ухо. Но почти сразу же погрузилась в свои мысли, приняв такой серый вид, что даже дождь в нашем городе казался ярче на её фоне. — И она дарит свет. И дарила. Вместе с Вестером. Как луч солнца, она пробилась сквозь тьму. Спасла меня, когда я… когда меня изнасиловали.
Я округлил глаза, но притворился, что мне ветер задул под веки. Молчал. Подавлял в себе желание сказать. Хоть что-то.
— Не только шлюх насилуют, Флеминг, — Клео отвернулась раньше. Я даже не обратил внимания на слово «шлюх», словно ежедневно слышал его от подруги. Мне вдруг стало ещё жарче, кашель отчаянно вырывался из лёгких. Сказать что-то? Промолчать?
— И я боюсь прикосновений, боюсь носить юбки, будто меня это спасёт. Боже, да в самом деле, что ты молчишь? — Клео с тяжёлым видом развернулась ко мне.
— Поэтому ты феминистка? — умнее я ничего придумать не мог. Кусочек за кусочком в моей голове собирались мысли, которые было боязно озвучивать. Стоило приобнять Клео, но что, если это только испугало бы девушку?
Пауэлл залилась смехом. Он доставал до самых небес — настолько был искренний и всеохватный. Я чувствовал себя главным идиотом среди всех идиотов.
— Нет, Флеминг, ну не-е-ет. Это связано совсем немного. Лишь самую каплю. Я придерживаюсь именно таких, а не иных взглядов просто потому, что считаю их правильными. Вот ты думаешь, что я хуже тебя лишь по той простой причине, что у меня другое строение тела? — она остановилась и развернулась ко мне, заглядывала мне прямо в глаза, хитровато прищурившись, но всё же улыбнувшись.
Я с улыбкой покачал головой. Глупости.
— Вот видишь, — Клео продолжила идти. Мы шли рядом, и Пауэлл сочла правильным сменить тему. Я был только рад. На сегодня я был переполнен впечатлениями и, как бы эгоистично это ни было, даже обрадовался, когда Пауэлл не потребовала от меня помощи. Да, неправильно, но я едва ли мог сказать что-то членораздельное в тот момент.
Для меня было сущим облегчением прийти домой, развалиться в кресле и достать дневник Саванны. Постараться выкинуть все сегодняшние разговоры. Оставить перед собой только этот дневник.
Всё выглядело до невозможности цветасто. Ярко, но со вкусом. Картинки, прилепленные из журналов, надписи цветными фломастерами и разные фотографии.
«Привет, дневник. Меня зовут Саванна Цукерман, и мне 17 лет».