Памяти Владимира Войновича...

Памяти Владимира Войновича...

Злоумышленник Чонкин

               
  Перечитываю комплект журналов «Юность за  1990 год, где публиковался роман Владимира Войновича о солдате Чонкине. В некоторых местах  просто покатываюсь со смеху. Забавное сочетание -  чеховский «Злоумышленник» и  «Чонкин» Войновича!  Разница между их  появлением  на свет Божий  в сто лет,  а посмотрите, как они близки! Словно  Иван Чонкин – родной брат Дениса Григорьева, попавшегося на отвинчивании гаек с железной дороги. Меняется власть, меняются законы,  а русский мужик – неизменен!  Все так же  чешет в затылке и  удивленно   вопрошает: «чаво?».  Я  скомпоновал два  описания допроса,  и попробуйте разобраться, где кончается Чехов и начинается Войнович.
«Перед судебным следователем  стоит маленький, чрезвычайно тощий мужичонко в пестрорядной рубахе и  латаных портах.
- Фамилия?
  Чонкин вздрогнул и, оторвав взгляд от вороны, перевел его на лейтенанта, который, занеся над бумагой ручку,  смотрел на Чонкина выжидающе.
- Чия? – спросил удивленный Чонкин.
- Ваша, - терпеливо объяснил  лейтенант и  обмакнул ручку в чернила.
- Наша? – еще больше удивился Чонкин.
- Ваша, - повторил лейтенант.
- Чонкины мы, - скромно сказал Иван.
- Через «о» или  через «е»?
- Через «чи», - сказал Чонкин.
- Год рождения, образование, национальность, социальное положение?
- Чего? – переспросил Чонкин.
- Родители ваши кто?
- Так ведь люди, - ответил он, не понимая  сути  вопроса.
- Я понимаю, что не коровы, – повысил голос лейтенант. – Перестаньте валять дурака!  <…> Скажи мне, как ты очутился в деревне Красное?
- Как очутился?
- Ну, да!
- В деревне Красное?
- Ну да, да!
- А то ты  не знаешь!
- Послушай, братец, не прикидывайся   ты мне идиотом, а  говори толком. Подойди поближе  и отвечай на мои вопросы.  Седьмого числа  сего июля железнодорожный сторож  <…> застал тебя за отвинчиванием гайки. <…> Вот она, эта гайка. Так ли это было?
- Чаво?
- Так ли все это было, как  объясняет Акинфов?
- Знамо, было.
- Хорошо. Ну, а для чего ты  отвинчивал гайку?
- Чаво?
- Ты это свое «чаво» брось, а отвечай на вопрос:  для чего ты отвинчивал гайку?
- Коли бы не нужна была, так не отвинчивал бы <….>.

  Наверное, такого рода  «совпадение»  текста Войновича с рассказом Чехова  входило в его художественную задачу автора «Чонкина». В хрестоматийной, казалось бы,  ситуации вдруг осознается, что  Чонкин  скрытым своим неповиновением не просто отвинчивает гайку, - он развинчивает машину государственного насилия! А машина, в свою очередь,  готова углядеть в  простодушном мужичонке классового врага,   «князя Голицына», крупного и хорошо замаскированного шпиона… Врага  смертельного.
    Вторая книга  Владимира Войновича «Претендент на престол»   живописует не столько «необыкновенные приключения» Чонкина, сколько галерею прокуроров, следователей, чекистов, советских, партийных работников, - сонм чиновничества районного, областного, всесоюзного масштаба. Плотный   «слой вещества», отделившего народ от  свободы.  Тут автор вольно или невольно должен был опираться на  традицию русской социальной сатиры – на Гоголя, на Салтыкова-Щедрина, на Чехова. Отсюда и  возникает необыкновенное родство  чеховского злоумышленника  с  рядовым Чонкиным.