Болеутоляющее

[Болеутоляющее]
[Кузнецов Илья]
[2018 год]

Я помню ветер. Пылающий июль и знойная вьюга придорожной пыли в лицо. И никого нет кроме нежных звуков грома ночного, нити связи длинной в жизнь под кожей в твоих венах.
Перемигивающий свет длинной лампы в ванной, писк комара по лезвию бритвы, холодный кафель, липкий страх, полуночное дыхание ветра и тишина пологая, кажется где-то за гранью осознания плящут тени призраков из прошлого. Снится Армия - Внутренние Войска, где он служил, охраняя объект - тюрьму для особо опасных, замкомвзвода старший сержант даже один раз в боевом порядке применял оружие - когда был побег одного из заключенных - он длинной очередью превратил его в решето, за что и удостоился похвалы от начальства, как колонии, так и военных, старших по рангу. Но ничего, чужая кровь смоется осенними ледяными ливнями, а пока я чувствую опустошенность и отчужденность от этого бренного тела, праха от праха, тлена от тлена.
Я лежал в горячей ванной с выключенной водой и под мелодию Майера спал, не видя снов. Я мог засыпать, как правило, последнее время только тв ванной под тихую классическую музыку, которая нейонными волокнами, лентами, тусклым светом лампы успокаивали меня. До меня больше не доносилось звуков с улицы, от соседей. Временное световое искажение, как на видеопленке.
В зеркале я вижу осунувшееся исхудавшее лицо туберкулезника с мешками под глазами. Хроническая бессонница и стресс. Страхи и паранойя. Я замечал за собой звуковые галлюцинации, но к психиатру не обращался. Просто когда засыпал слышал, как женский голос зовет меня по имени. Мне это было даже приятно. Может, однажды, за углом поворота перекрестка какой-нибудь вечерней улицы я увижу обладательницу этого голоса?
Просыпаюсь и тут же затягиваюсь сигаретой. Опять кашель. Надо выпить лекарство от него. После пробуждения меня мучает дикий голод. Я набрасываюсь на остатки холодной шаурмы и ретиво поглащаю ее. На часах три ночи. Огни мегаполиса сливаются в единую полосу. Я не мгу больше заснуть. И тогда я читаю. Как правило классику жанра фантастики - того же Нортона.
Люди не бессмертны. Это факт. Но достижение долголетия возможно по двум причинам - либо это экологический фактор, либо достижение медицинской фармацевтики. Экологический фактор в больших городах вычеркивается. Тем более в России. Так что остается надеятся только на нашу "славную" медицину. Уровень дохода крупных фармацевтических компаний сопоставим с доходом нефтяных. Медицина - целая индустрия по высасыванию денег из общества.
Плазменный песчанный закат плавил стекла моей двушки на западе, и я порой не отличаю - сон это или явь... знак бессонных ночей стал для меня Дамокловым мечом усталости. Очередная чашка крепчайшего кофе с сигаретами. Ночью становится легче - тебе кажется, что ты заснешь вот-вот, но сон, черт не дери, не идет ко мне. Серые звезды на лживом иссиня-черном небосклоне. Ночью хоть жара не достает. Всем наплевать на мои проблемы, коих множество, начиная с кредитов и заканчивая здоровьем. Зачем бороться, бунтовать против сложившегося порядка вещей? Кажется, к своим 35 я изжил самого себя и мне самому наплевать на все. Кажется, я старею. Мешки под глазами от недельной бессонницы. Работа. Забегаловки. Алкоголь и сигареты. Надвигающаяся импотенция и простатит сделали мой характер просто невыносимым. Тем более я уже так давно лицом к лицу не общался с противоположным полом. Говорят, у людей есть право выбора и оно священно, некоторые говорят что т.н. "право выбора" и делает человека человеком. Я же сомнительно истратил последние 12 лет и кто мне их вернет? Я имею ввиду курение. Я медленно и мучительно умираю. Боли в правом легком просто невыносимые. На женщин мне прямо не везет - попадаются одни дуры. Давно забил я на идею "остепенится", как и на свой мотоцикл, который пылится в гараже рядом с "Хондой", которую именно я и использую для поездок в город. Мотоцикл - это что-то молодежное, роскошь, дурь малолетства, а я уже можно сказать, стал старше на жизнь, состарился душой.
Журналист Игорь Петрович, работающий на крупный российский информационный интернет-портал устало пил кофе и курил. Было два часа ночи, а он все работал над новой статьей. Бессонница.online. Все тело словно не твое, ты при бессоннице отчужден сам от себя, злой и неуравновешенный. Нужно заработать на путевку в Таиланд и там хорошенько оттянуться, блинн. С бывшей девушкой, которая уже завела семью общаться по социальной сети, не добавляя друг друга в друзья. На что я надеюсь? Я ни на что не претендую - лишь бы выспаться хорошенько и закончить работу. На колени запрыгнул уже большой котенок по имени Котя, немного напугав меня. Пепельные дожди Солиптики... моя рука с сигаретой осыпалась пеплом... с неба падают крупные хлопья снега - это осколки звездолетов... Мегаполис. Холодное дыхание неоновых виртин, пыль и грязь, дорогая завлекающая реклама гипермаркета. Ночь. Эта ужасная жара отступает лишь ночью... каждый видит то, во что верит. Нити дождей...
Я способен видеть мир иначе. Дожди, которые уже давно прошли, то стихают, то набирают мощь, как и давно отгремевшие грозы наполняют своими зарницами окна моего дома. Все чаще, чтобы закрыться от мира прошлого я прибегаю к алкоголю. Помогает хорошо. Не вижу я в своей жизни перспектив никаких. Лишь наполовину пустой стакан с водкой. Исхудал сильно за последние 4 года. Шесть лет я никого не люблю. Раствориться в неоновом огне мегаполиса, стать миражом, тенью неоновых улиц отчаяния. Я настолько одинок. Вдобавок из-за курения вот уже 4 года я испытываю боли в правом легком. Я закрываю глаза, чтобы лучше видеть. Я еще со школы замкнулся в самом себе, варюсь в собственном соку и медленно схожу с ума. Молочные небеса и вуаль флуоресцентного дыма опустелых от жары улиц. Тусклый свет люминисцентной лампы, не дающей теней. Я способен видеть мир иначе. И это не значит, что я психически больной. Я просто молчу об этом.
Сиреневые и фиолетовые небеса, отдаленный вой полицейской сирены и вновь дожди Солиптики. Тусклое, сумеречное дыхание мрачного отражения моего лица в зеркале.
Машина покорно слушается руля, ночной город и тысячи огней, потоки транспорта и загазованность воздуха. Срабатывает прикуриватель и я затягиваюсь сигаретой. На подставке у коробки передач стаканчик с каппучино. Мой отец сейчас в госпитале за пределами города и при нем моя мама. У отца рак печени и он медленно умирает. Я же тоже умираю, тоже медленно. Красная полоса за пределом снов. Отец в госпитале был буквально как наркоман зависим от болеутоляющих медикаментов, без них он сходил с ума от боли, превратился просто в растение. Умытый утренней росой серп полумесяца повис в прохладном предрассветном небе. В пивном пабе я сидел с другом Дмитрием, слегка опьяневшем, в отличие от меня. Он был консультант по продажам в крупной фирме, любил прикладываться к бутылке и был женат. Он вполне здраво рассуждал на мой счет:
- Пойми же, прошлое не имеет значения. Цепляться за прошлое - значит отрицать то, что у тебя есть будущее. Ну вот, допустим, твой идеал женщины - брюнетка бой-баба, в формах, плотненькая, с характером - твоя бывшая, Дианой, кажется, ее зовут. Но ей уже давно плевать на тебя. И тебе очень просто найти похожую на нее девушку. Таких несколько десятков даже в твоем районе - тебе просто лень раскрыть зашоренные глаза. Запомни - если ты цепляешься за прошлое - у тебя нет будущего. Ты сам его отрицаешь. Иди вперед и не оглядывайся назад, все бесмысленно позади. Ты еще найдешь свою диву мечты и начнешь свою жизнь с ноля. Новую жизнь. Новым почерком на чистом листе.
Полинялое голубое небо и город, оглушенный сорокоградуссной жарой. Орбиты столкновений, тьма и тишина, зыбкое море рассветной мглы.
Прошлое легко забывается. И мы сами становимся тенями забытого прошлого.
Из нас просто делают стандартную, выхолощенную игрушку, которая не может самостоятельно мыслить, думать, мечтать, мы - просто потребители потребительского общества, изгои Истории.
Длинный коридор, по которому бежит маленькая девочка и я зачем-то пытаюсь ее догнать - но она скрывается за последней дверью, которую мне не под силу открыть.
Зачем нам вообще мечтать о будущем и улыбаться? Мы - рабы Системы, которые не в силах подняться на бунт и восстание против этой машины, сжать кулак в гневе просто не получается. Мы сами рады своему обезличенному рабству.
Мой компьютер поломался, когда я работал на нем без надежды на починку - а там были все мои работы и не было возможности купить новый, кроме как продать машину. Когда жизнь человека подходит к концу ничего не имеет значения. Я близок к этому состоянию. Как и мой умирающий отец. Чего я добился в этой жизни? Практически ничего. Никакого следа после себя я не оставил. У меня не было ни детей, ни жены - лишь пепельница набитая окурками и прожженная сигатерами одежда. Запах табака стойко впитался в моей квартире. Я мог больше сдерживать слез.
Мы - просто игрушки на нитках, как марионетки, и какой-то Гуру нами управляет... может, этот Гуру и есть я сам?
Я ехал на своей "Хонде" по страшной жаре, изнывая от бессонницы, когда малолетняя пигалица выскочила на скейте прямо на красный свет, и мне ничего не стоило задавить ее. Я сделал резкое движение рулем вправо и едва не втаранился в дорогой джип, припаркованный у обочины и вдавил тормоза. Отдышавшись, я тут же закурил. Голова трещала от жары, вдобавок адреналин вовсю хлестал по моим жилам. Было отвратно. Честно, жить не хочется.
После этого случая я езжил только на Метро. Там так прохладно. Но сутолока толпы также давит на нервы.
Когда я сидел в ВК в вагоне метро мне казалось продолжением сна, то, что к моему скудному списку друзей добавилась неожиданно миловидная молодая девушка 23 лет, которую звали Яной Красновой из моего же города. Я добавил ее в друзья и мы немного пообменивались сообщениями. Сон это или явь, но я к ней привязался. Шатенка. Деталей ее тела я не смог разглядеть на фотографии на аватарке, но у нее были завлекательные зеленые глаза, как два озерца.
Еще через сутки уже дома, когда я в пять утра задремывал мне на смартфон пришло сообщение от Яны с предложением встретиться у станции Метро Сокольники. Я согласился, но сказал, что мне надо выспаться - я снова не слежу за собой. Уже даже галстука не ношу и хожу из-за хронической бессонницы с мешками под глазами и полуоткрытым ртом с поникшим видом.

Встреча с этой девушкой была приятной. Она сама пригласила меня в ресторан на чашку кофе и мы долго разговаривали после чего она, видимо, разочаровавшись мной удалилась восвояси. Потом удалила меня из друзей и добавила в черный список.

Через двое бессонных суток получаю телефонный звонок, что мой отец умер - звонила мать на грани истреки. На Метро, не помня себя от стресса я добрался до Госпиталя. И в Госпитале помимо мертвого отца меня ждал настоящий Ад. В приемном покое меня настиг настолько сильный приступ кашля, что я, перхая, начал заливать кафельный пол кровью со слюной. Меня насильно отвели на флюрографию и определили в Отделение Интенсивной Терапии. Почему-то не покормили. Поставили капельницу а дальше все померкло. Очнулся через двое суток - на столике еда. Мать рядом. У нее изможденный вид.
- Что со мной сделали? - хриплым голосом спросил я ее.
- Тебе удалили правое легкое. Оно было очень сильно поражено. Сынок, прости, но тебе надо отдыхать, а мне идти домой.
- А похороны?
- С этим разберусь я сама.

Так началось мое пребывание в Отделении Интенсивной Терапии Госпиталя. Вскоре я узнал распорядок и ужаснулся.
Слепота и нити осязания, кажется, все восставшие миры против меня... перемигивающий дневной свет лампы над головой. Я еще плохо мог шевелиться, меня обслуживали два дюжих черноволососых санитара.
В этой палате не было окон - лишь две койки, два столика и два стула. Отделение интенсивной терапии. Госпиталь. Примерно в такой же палате лежал мой отец, пока не приставился.
Принесли еду - гороховый суп на первое, на второе - картофельное пюре с котлетой из сои, на третье - компот из сухофруктов. Я не притронулся. Было отвратно есть все это, зная, что у тебя  прошлой ночью удалили правое легкое без твоего согласия. Мой молчаливый протест перерос сперва в панику, потом в уныние и слезы.

Наташа говорила:
- Эти лекарства медленно убивают нас, мы ненужные, отработанные части общей системы, эти лекарства - препараты от здоровья, как и твое болеутоляющее. Мы не нужны никому потому что не можем полноценно работать и быть полноценными членами общества, мы - отработанный материал. А это - скотобойня для нас, - мне вспомнилась маслянистая жидкость в шприце младшей медсестры, а Наташа продолжала, - для нас нет свободы выбора. Мы - больше не люди. Мы - никто.
Наташа выдохлась. Анемия давала знать свое.
Наташа была тем лучиком света в этом жестоком мире Госпиталя, пусть и наркоманка бывшая с попыткой сиуицида, но все же для меня она была чем-то жизнеутверждающим. Она обыгрывала меня в карты в любой партии. Ей было всего 18, но ее трагический вид придавал почему мне уверенности, что я живым выберусь из Госпиталя.

- Понимаешь, у нас здесь одна судьба - стать жертвами студентов-практикантов в морге. Им невыгодно чтобы мы выздоровели, эти лекарства лишь гробят нас, создают иллюзию благополучия, что, мол, мы идем на выздоровление, но все больше и больше становимся растениями, овощами.

Наташа нацарапала на стене рядом со своей койкой сердечко, когда пришли врачи на осмотр, ее не то что отсчитали, ей вкололи большую дозу успокоительного, от которого она просто вырубилась и спала сутки. Сердечко на стене так и не смогли затареть санитары и плюнули на это дело.

- Что за дрянь вы мне колете?  - спросил я, когда фельдшер вкалывал мне очередную дозу лекарства бурого цвета в вену на левой руке.
- Успокоительное. Обезболевающее. Болеутояющее. Это только вам поможет поправиться,  -улыбнулся недавний выпускник медколледжа Алексей.
"Голодные студенты, смена голодных студентов", - так я молча называл смену Алексея и Инны. "Голову не оторвут - и то хорошо."

В отделении потух свет. Среди ночи стихали крики буйнопомешанных, которых привязывали к койкам и делали убойную дозу успокоительного. Я готовился ко сну. Действовало обезболивающее еще и как снотворное. Здесь, можно сказать, зря я сетовал по поводу того, что мне удалили правое легкое - этот наркотик, который колола мне страшая медсестра Лиляева, которая здесь всем заправляла отправлял меня в рай несбыточных грез. И кормили здесь неплохо. Порой мне казалось, что я умер, а Жанна Викторовна Лиляева - ангел во плоти, что сходит в мой рай, чтобы даровать мнгновения счастья, химического рая, и тогда я сопротивляться уже не мог.

Итак из истории болезни данного пациента:
"Считает себя Господом Богом, Творцом. Вся Вселенная, весь мир вокруг него, как он считает плод его воображения. У него параноидная шизофрения. Галлюцинотропный синдром. Навязчивые идеи. Ищет девочку, в каком-то коридоре о семи дверях. Удалено правое легкое из-за туберкулеза. Нуждается в дальнейшем лечении."

28 сентябрьских ночей... медленно сходить с ума в четырех стенах... или вовсю...

За последние десять дней Наташа была вся в работе, за исключением медицинских процедур по переливанию крови, столь необходимой ей из-за малокровия после неудачной попытки суицида. Ее личность перекраивали врачи наркологи, психиатры и старшая сестра с прочим мелким медперсоналом, но она оставалась самой собой - сорвиголовой. Она писала рассказ, который потом дала мне прочитать - что-то про похищение инопланетянами несчастного ребенка в наилучший из миров. Написано слабо и малоувлекательно, скажу я, честно, но ее похвалил за работу. Не сдается значит. Верит в будущее. Свое будущее. А есть ли у меня будущее с одним легким и зависимостью от болеутоляющих средств. Опять же право выбора, но меня его лишили. Право выбора есть лишь у Богини - Жанны Викторовны.

И тогда мне кажется, что моя боль будет вечной. Но я не прав - ведь есть болеутоляющее.
Я спрашиваю часто старшую сестру:
- Есть ли у вас такое болеутоляющее, чтобы оно сняло боль о прошлом, все воспоминания.
Но она не отвечает и молча удаляется после очередной инъекции.

Лепестки алых роз с неба - но это лишь осколки окровавленных витрин под ногами... в отдалении вой сирены ракетного оповещения... но паники нет... анархия и хаос... мы дети очередных забытых войн, иллюзии несбыточных утопий... вихрем знойных пепельных вьюг поднимается ветер и наступает шоковая волна грозового раската в голубом небе... но это лишь мой сон.