Кобылья голова

- Я здоровая и счастливая курочка! Мне хорошо на птицефабрике!
«Опять какую-то лабуду крутят»… - Туся Черепахина зевнула, клацнув зубами, словно голодный аллигатор.
Плазменный телик был повешен прямо напротив отдела бройлерных цыплят. Повешен, разумеется, не за провинности, а в сугубо рекламных целях. Туся работала в мясном, но даже ей успели изрядно поднадоесть душевные излияния несушки.
- … а также трехразовое питание и отличный уход!
- Упакована на все сто, стерва пернатая! – выругалась Манька из кондитерского, - И я, блин, хочу на птицефабрику!
Неделю назад Туся не выдержала и попросила Алима-грузчика в «ящике» поковыряться. Хоть бы на сериальчик какой настроить! Ну, Алим и поковырялся. Теперь вместо добрых коров и веселых свинок показывают только счастливых курочек. И Пузырь ходил зеленый, как моющее средство «Счастье домохозяйки». Говорил, из зарплаты вычту, коль не расскажете, кто ссвоевольничал. Но девчонки не выдали, конечно. А как иначе-то? Все здесь свои в доску, чужих не держат. Шарташский Рынок Продовольственный – это место особое.
«Это вам не лоточники-гастрабайтеры! Весь город, считай, у нас отоваривается» - с гордостью подумала Туся.
Да сама-то она сколько раз прикрывала девочек, местом хлебным рисковала? Вот Галя с третьей кассы то и дело тушенку подворовывает. Или вот Нина из бакалеи. Месяц назад сшибла у Туси сотку и до сих пор не вернула. Зато нет-нет, да и подкинет булочку сладкую. Не из тех, что на продажу, а нормальную. Да и Пузырь не так уж плох, хоть и директор. Раньше ведь на улице стояли, а теперь вот, помещение дали!
Попала Туся на рынок по чистой случайности. Год назад с села Перемойкино приехала, так только глазенками хлопать и могла. А сейчас уже ничего, глухомань из ушей протряхнула.
Командовал в отделе Иван Иванович по прозвищу Ваня Хелсинг. Серьезный такой мужик, прямо плейбой голливудный! Мясник высшего класса! Ну и стал он учить её всяким важным вещам, которые каждый продавец знать должен. Как корейку от буженины отличить, почки от печенки и тому подобное.
А в мясники не взял:
- Телесами ты велика, а силы в замахе нету. Да и не бабье это дело!
Туся тогда обиделась страшно. Что значит «телесами велика»?!
«Ну может самую малость! Так я девушка крупная, не моделя какая-то!» - негодовала она.
Но негодовала недолго, потому как на следующий день Иван Иваныч сказал, что девчонке красивой и получше место найдет. Пристроил вот на кассу. А потом и вовсе уважение проявил: сводил в холодный цех да в морозильник, где туши на крюках висят. И коллекцию ножей разделочных показал. Сразу видно – профессионал, не то, что Туся.
В общем, хорошо жилось на свете Тусе Черепахиной. До недавнего момента.
А началось все с банки конской тушенки.
Собралась как-то Туся покушать. Попробовала тушенку – и выругалась:
-Ну и гадость! Видно, из дрянной лошади сделано! Да еще и просроченная!
И выкинула в мусорку – туда ей, тухлятине, и дорога.


А неприятности, они позже начались.
На дворе июль, жарища. Мухи-навозницы под ухом гудят. Покупатели – так и прут.
Нескромные тетьки с карапузами орущими. Бабульки, напористые, как атомный ледокол. И дедки-мясожоры – молодежь котомками лупят.
Присела Туся отдохнуть на чуток:
«Эх! И в пекле адском, верно, не так душно!»
И вдруг – обомлела.
На столе, рядом с колбасорезкой, - лежит кобылья голова. Вороной масти. Грива – косматая, спутанная. Глаза закрыты. Уши большущие, острые. Аккуратно отрублена, по самую шею.
- Ой, - хрюкнула Туся.
А про себя подумала: «Ну все, прощай крыша!»
Моргнула девушка – исчезла голова, будто и не было.
Рассказала Маньке-подружке. Та только рукой махнула:
- Это что! Мне вчера голова Пузыря Петровича приснилась. Вот где ужас! Это все зной, будь он неладен…
На следующий день гонял Тусю Иван Иваныч по страшному. Что поделать – аврал.
- Сбегай-ка в морозилку за языками говяжьими!
Ну, Туся и побежала. Языки в ящике навалены. Нехорошие какие-то, по краям уже посинели маленько. А продавать-то надо! В морозилке благодать – хорошо, прохладно. И тихо. Никого, кроме Туси нет.
Скрипнула железная балка под потолком.
-А? – обернулась Туся.
И видит: висит на железном крюке Кобылья Голова. Качается. Туда-сюда… На морде оскал, будто судорогой свело. Один глаз открыт, кровью налит. Смотрит Голова прямо на Тусю. Недобро смотрит…
Моргнула девушка. А голова-то не исчезла! Качается. Туда-сюда… И туши коровьи на цепях раскачиваются! Закрыла Туся лицо ладошками, и давай считать до десяти.
Раз, два, три…
Качается пустой крюк из стороны в сторону.
«Привиделось! Опять!» - подумала девушка.
А вечером случилась неприятность – печени потекли. СунуласьТуся вытирать – по локоть в кровище вымазалась, да на пол и уронила. Ах, какие печенки были! Темно-бордовые, самого правильного цвета!
А Пузырь нюхом почуял, прибежал:
- Нечего антисанитарию р-разводить! В ночь сегодня останешься, все ототрешь дочиста!
И осталась Туся одна куковать. На всем рынке – ни души. Только охранник дядя Вася дрыхнет в будке на улице. Лампы на потолке жужжат. Холодильники гудят, - низко, утробно. Туся сейчас и на счастливую курочку согласилась бы, лишь бы этот гудеж не слушать. Прогулялась Туся меж прилавков: «Ничего, продержусь до утра как-нибудь. Я ж не психическая, чтоб глюков бояться!»
Мигнул свет в бакалейном отделе, и погас. И в отделе бройлерных цыплят. Сумрачно стало вокруг.
«Пробки полетели, не иначе!» - подумала Туся.
Рыкнув напоследок, заглох самый большой холодильник со свиными шейками. А вслед за ним, друг за другом, - все тридцать шесть остальных холодильников.
Тихо стало, как в могиле.
Туся схватилась за голову:
- И в мою смену! Пузырь живьем съест!!
Шшлепп… Пплепп…
Кровавая говяжья печенка выпрыгнула из лотка и шлепнулась прямо на пол. Ну, не выпрыгнула, а выпала, конечно. Наклонилась Туся за тряпкой…
…и стало вдруг темно, хоть глаз выколи. Последняя лампочка над входом дернулась и совсем потухла. Замерла Туся. Видит – под прилавком, где кости мясные свалены, загорелись два алых огонька.
Вылезла из-за туч луна-толстуха.
И узнала Туся Кобылью Голову. Зашевелились рваные ноздри, завертелись зрачки в красных глазах.
- Сгинь! Сгинь… - забормотала девушка.
А голова зубами щелкнула и поползла прямо к Тусе. Побежала девушка к выходу. Да и наступила сослепу на коровью печенку! Взмахнула девушка руками - упала на спину, головой на кафельный пол.
И сознания вмиг лишилась.


Очнулась Туся от холода. Голова тяжелая, а ноги почти не слушаются. Открыла глаза.
Потолок над ней высокий, чуть ли не до неба. Вокруг – столы-прилавки, да только не видно им конца. Будто не рынок это, а целый город.
«Где ж это я?» - удивилась девушка.
За окнами – алое зарево…
Поднялась Туся, с грехом пополам, вышла на улицу.
А там…
Не земля горит, не трава – само небо горит и пылает. И нет вокруг ни улицы, ни остановки трамвайной, - а только поле с сухими черными колосьями до самого горизонта. Рынок родной за спиной возвышается громадой каменной. Да родной ли? Дорические колонны держат свод. На окнах – решетки чугунные. А на табличке с танцующей коровой, что всегда на входе висит, намалеван ухмыляющийся человеческий череп.
«Да неужто я в самом аду оказалась!» - вскрикнула Туся.
И только теперь заметила, что на шее у нее веревка затянута.
- Ну, не совсем, уважаемая Наталья Игоревна! Преисподняя километров через триста начинается.
Цокнули копытца за спиной. Повернула Туся голову, видит – стоит перед ней натуральный козел. То есть мужичок. Щупленький, с длинной бородкой. С козлиными шерстяными ногами и рогами на голове. Да еще и в очечках! Как же так?
- Если уж люди порой такими козлами оказываются, то козлу стать человеком вообще ничего не стоит! А в вам, в вашем посмертном существовании, удивляться вообще не положено!
- Так я померла,чтоль?! Отчего же?! – всплеснула руками Туся.
- От черепно-мозговой травмы, кажется…
- Так я ж добрая, нельзя мне сюда!
Козел замахал руками:
- Да вы что? В отходной никаких добрых дел не записано! Зато вранье, подлость да зависть в каждом пункте! Пойдемте-ка! У нас сегодня Базарный День. Раз в году бывает!
Козел поднял с земли веревку и потащил Тусю за собой.
Над прилавками один за другим загорались огоньки. Невидимые руки открывали витрины. Чугунные гирьки сами прыгали на весы. А сами весы медленно, лениво, как коты, страдающие ожирением, забирались на столы, помахивая измерительными стрелками.
- Ого! Зашевелились! – цокнул языком Козел.
По углам клубился дым, мелькали неясные тени. Чудилось Тусе, что наполняется базар неведомой, нечеловеческой жизнью. Вот и ее мясной отдел. Кажется, и не изменился совсем! Печенки, шейки, голени… А вот большая коровья нога! Пригляделась Туся… и отпрянула вдруг.
- Господи спаси!!
- А что? – козел почесал затылок, - Хорошая нога, жилистая! Видно, любил хозяин ее побегать при жизни… Вот и добегался!
Согнуло Тусю пополам, и вырвало.
- …и языки вполне нормальные, даже и не протухли. Да вы не плюйтесь! От говяжьих языков не плевались же?
На столах сбоку – мешки с костями. Устраивались поудобнее, потряхивали веревочными завязками.
- Выпендриваются! Знают, что костяк плохо берут…
Самый большой мешок – черепами набит под завязку. Одна черепушка – прыг наружу, и покатилась прямо к Тусе.
- Врешь, не уйдешь! – усмехнулся Козел.
И точно – схватили череп невидимые руки и на место положили.
В углу – аквариум с мутной водой, где обычно полудохлые карпы плавали. Туся вместе с Дашкой из Рыбного частенько лупили их поварешкой со скуки. Сейчас аквариум был огромен и темен. На дне клубилось что-то темной и вязкое, вроде тины. А плавали в нем… Головы, головы человечьи! Лысые, круглые. Одна из них шевельнула ушами и ткнулась в стекло. Глаза на миг распахнулись, а из беззубого рта вырвались пузырьки воздуха.
Закричала Туся. Точнее, хотела закричать, но Козел стянул веревку:
- Нечего тут мелодраму разводить! Покупателей перепугаете…
- Это ведь люди живые!! Как так можно-то!!
- Да не такие уж и живые, - Козел деловито поправил очки, - Да грешники это! У нас в аду нынче перенаселение. Понаехали, тоже мне, со всех концов света, в печках на халяву греться… Всех чертей уже перебили! Вот и приходиться разгрузочный день устраивать.
В белом ящике что-то белое, маленькое и круглое в кучу навалено.
- Люди-то глазками брезгуют, в пищу не употребляют. А тут народ не из брезгливых…
Руки висят связками, как пучки зеленого лука.
- Это обычные, а еще и засушенные есть! – деловито поясняет Козел.
А на самой высокой витрине лежат коробочки из красного дерева.
- А там самое ценное – сердечки ваши теплые! Слышите, стучат?
В этот момент загрохотало что-то под землей, и сразу стихло. Мигнули огоньки. Зашелестели руки в связках, затрясли сухими пальцами.
И мешках с костями не все ладно!
Хруп-хруп-хруп…
Неспокойно костям.
-Идут! Идут… - прошептал Козел.


Ползет по полу жирный недорезанный поросенок с раздробленной головой. Торчат из него косточки во все стороны, как иголки из ежа. Увидел Тусю, оскалился. И зарычал по-звериному. Хлопает крыльями стайка обезглавленных куриц. Будто квохчут они. Но из шей-обрубков вырываются лишь хлюп-хлюп.
Обступили Тусю и Козла зажаренные гуси, зашипели, высунули раздвоенные, как у змеюк, языки.
- Кыш, кыш… - замахнулся на них Козел.
Вдруг резко запахло паленым мясом. Подняла Туся голову, и видит: движется навстречу коровье стадо. Страшное стадо. Обожженная кожа свисает клочьями. А глаз нет – пустые провалы. Из ноздрей пар валит.
Стало стадо черной стеной, не движется. Дыхнуло на Тусю смрадом и дымом.
- Ве-ее… - загудели мертвые коровы, низко, утробно.
- Да нет, куда там! Работник торговли она… - покачал козел головой.
Отхлынуло стадо, побрело прочь.
- Эти из чумного скотомогильника, - Тусин спутник зажал пальцами нос, - Как-то один ветеринарил над коровами деревенскими эксперимент поставить. Лекарство хотел вывести, прославиться вроде как. Да только пошло все наперекосяк. И со страху сжег их всех в сарае, живьем…
- Что ж они все тут делают?! – вскричала девушка.
- Как что? Товар покупают!
- Но они же… - замялась Туся, - Наши друзья, вроде как!
Козел хмыкнул:
- Раньше-то ведь как было… Ели их люди только по нужде, и было покойно все. А сейчас жрут без повода, и в пост, и в праздники! На поток поставили…
- Так неужто все звери эти твари такие бездушные?!
- Души-то у них и не было, а вот ненависти полно. Она их из могилы-то и поднимает…
Огляделась Туся: в самом разгаре Базарный день. Ходят мертвые звери по базару, рычат, воют, торгуются. Кричат человеческим голосом, встают на задние ноги. Те, у кого ноги не отрублены.
- А я-то что здесь делаю, дядя-Козел?! – Туся заплакала.
- А вы сегодня особый товар! – Козел хохотнул, и дернул за веревку.
Оказалась Туся в самом центе залы. Зашевелилась мертвая масса, защелкали челюсти.
- Есть! Хотим есть! Съедим ее! Съедим…
Подкосились у Туси ноги от страха.
«Неужели на части разорвут меня?» - подумала в ужасе, -«Зло, кругом зло! Ненавидят они меня лютой ненавистью!»
- Тихо! – крикнул вдруг тощий индюшачий скелет, - Приведите Кобылью Голову!
- Да… Да… Ведите… - откликнулось эхо.
Зацокали копытца.
Идет по белому кафелю черная свинья, разрубленная напополам и несет на спине доску разделочную. Передняя половина спереди поддерживает, а задняя – сзади. А доске - лежит Кобылья Голова. Осалилась Голова, будто в ухмылке. Зубищи острые, в два ряда.
Расступились мертвые. Козел согнулся в поклоне:
- Чего желаете?
Дернулась Голова и сказала:
- Сердце… Дайте мне сердце её!
Соскочил со стола огромный тесак, и пошел прямо к Тусе, вразвалочку. И не торопиться даже. Знает своё дело!
Веревка дернулась, как живая и стянула девушке ноги, крепко-крепко. ЗаоралаТуся в голос. А Голова распахнула пасть и зашлась диким, страшным хохотом.
Козел шепчет Тусе на ухо:
- Хотите историю послушать старую-престарую? Подарили как-то графу маленькому вороново жеребенка. И вырос из него конь. Всем коням конь! И шагом умел, и аллюром. Ни разу не взбрыкнул, смирный был. И горе, и радость делил с графом. В Отечественную войну из пекла вытащил. А однажды проигрался граф в карты. И сдал по пьяной лавочке коня своего на бойню, чтоб долг отдать. Хоть бы продал! А когда протрезвел, уж поздно было…
А Туся и не слышит его.
Злобные, звериные морды вокруг! Зажмурилась она, чтоб не видеть всего этого ужаса. И вспомнила вдруг про корову бабушкину, Зорьку. Как в детстве Туся на спине ее ездила, как за хвост таскала. А Зорька все терпела, везде за Тусей таскалась. В перестройку продала бабушка дом, а корову на мясо забили. Туся потом три дня плакала...
«Если бы здесь была моя Зоренька! Она бы уж не укусила меня» - подумала девушка.
Открыла глаза, и точно: стоит в самом углу тихая костлявая коровка, голову склонив.
- Помоги мне, родная! Не бросай… - зашептала Туся.
Отвернулась Зорька. Словно сказала: «Ты же бросила меня, бедную! Под топор послала!»
Заплакала Туся и сказала:
- Права, ты, Зоренька! Плохая я, злая! Видно, судьба моя – здесь во второй раз помирать.
А Зорька протиснулась сквозь толпу мертвую, наклонилась над заплаканной Тусей и дыхнула на веревки. Те прахом вмиг и осыпались!
Промычала Зоренька:
- Что с тобой делать… Садись ко мне на спину!
Забралась Туся кое-как. Руки-ноги дрожат!
Заревела Кобылья Голова, заскрежетала зубами от злости:
- Рвите на части их! Не дайте уйти!
А коровка оттолкнулась от земли задними ногами, да и взлетела вверх! И понесла Тусю на спине своей прямо сквозь крышу, сквозь огненное небо…
На волю.
Закружилась у Туси голова…


Очнулась девушка, и видит: лежит она в белой комнате. И стены вокруг белые, и подушка, и одеяло. А рядом на стуле сидит Иван Иваныч в белом халате.
- Очнулася? А я вот тебе цветуёчки принес! – и показывает букетик с ромашками.
Туся глаза вытаращила:
-Ой! Так я же померла!
-Да не! Сотряс у тебя, через недельку выпишут.
Услышала это Туся и заплакала от счастья.
И сказала, что на рынок ни в жизнь не вернется.
-Да и не надо! Я тут дело решил открыть, как раз помощница нужна. Ну и жена вроде как не помешает, - покраснел он.
Да и Туся засмущалась.
- Ничего, я тебя своими котлетками накормлю, мигом на ноги встанешь! От моих котлеток и мертвые из могилы подымаются…
- Не надо… Про мертвых! – испугалась Туся, - И я вообще теперь эта… Как ее… Вегано-вегето…
Иван Иваныч замахал руками:
- Я тебе покажу «вегето»! Ты сначала холодец мой попробуй, а потом говори!


Конец