Побег

Когда  я  родился,  отец  был  на  работе, а  мама  полола капусту  в  огороде. Я  сразу  понял, все  не  так...я  уже  есть, а  их  никого  нет, а  кушать  хочется. Начал  кричать, но  бесполезно, никто  не  слышал. Сколько  времени  прошло, когда  пришла  мама и  сестра, не  знаю. Сразу запахло  чем-то  вкусным. После  прихода   отца началась  семейная  трапеза. Как  специально, громко  и  смачно! Обидно  было  до  слез! Я  не  выдержал и  во  все  горло  закричал: «Эй  вы  там, с ума  что ли ,   посходили!» Наступила  тишина, а  потом  мамин  голос  произнес:
- Ты   опять  в  дом  кошку  притащила!
- Нет – ответила  сестра. Это  ты  сама!
- Господи, боже  мой! – вскричала  мать
Снова  тишина и  на  этот  раз  голос  отца:
- Я  знал, что  ты  не  от  мира  сего, но не настолько же!
-  Сам  такой! –провозгласила  мать у  моей  кровати, распаковала  меня  и  взяла    на  руки.
Ну, наконец-то! Подождите  , скоро    обо  мне  узнаете! Дайте  только  на  ноги  встать!

Мама  работала  фельшером-акушером  в  больнице  и  среди  всех  прочих  рождений незаметно  родила  сама. Вечером  родила, наутро  принесла  меня  домой  и  напрочь  забыла  о  моем  существовании, тем  самым  нанеся  своему  сыну родовую,  можно сказать, травму. С этого  момента  я  только  и  делал, что восстанавливал  себя  в  их  короткой  памяти. Трудился, можно  сказать, изо  всех  сил. Хотя  по-началу  было  сложно. Мешал  лишний  вес, маленький  рост  и  постоянные  восклицания окружающих: «Ах, какой  хорошенький!». При  таком  определении  было   психологически   трудно делать  то, что  хорошенькие  предпочитают  не  делать. Хорошенькие  не  любят  прятаться  в  ящике  с  зерном  в амбаре, в  котором  бабушка  хранит  яйца, хорошенькие  не  привязывают  кошку  к  журавлю  колодца, отправляя  ее  в  космическое  путешествие, не  подставляют слепой  прабабке  вместо чая  чернила, не  гоняют  кур  по  двору и не  прячут  в  штаны, запрещенные  предметы в  виде  ножей, ножниц, спичек и прочего  опасного и совершенно  необходимого. Но  этот  психологический барьер  был  мной  с  успехом  преодален и со  временем восклицания заменились воплями : « Где  эта  шкода?».
Самое  сложное  для моих  приключений  был переход  через  границу   возможного. Возможное  ограничивалось  двором, обнесенном  со  всех  сторон  сараями,амбарами, высокими  бревенчатыми  заборами, коваными воротами и калиткой высотой не  менее  двух  метров.Переходить  границу  было  строжайше  запрещено. Это  вызывало  протест  и  желание  нарушить запрет   во  что бы  то  ни  стало.
В  то  время  я  не  знал  о  причинах  такого вопиющего беззакония. Не  знал, что за  три года до  того, как  я  мог  самостоятельно  отправляться в  путешествие, мой  шестилетний брат нарушил границы, добрался до  реки  и  там  утонул, сбитый льдиной. Его  смерть  определила  мою  жизнь. Теперь  за  моими  передвижениями  следили беспробудно восемь глаз : отца, матери,  сестры, бабушки и два уха слепой прабабки.
 Но  была  еще  соседка, по  имени  Настька, которая  в  отличии  от  меня стремилась  пересечь  границу в обратном  направлении. Дело  в  том, что  она  была  безнадежно  влюблена  в  моего  отца, но  безнадежность  эта  забывалась, когда  она принимала  в  себя  некоторое  количество  огненной  воды, наполнялась    надеждой, и  ломилась тараном    в  ворота чужого  царства освобождать от  «нелюбимой»  жены  любимого.
Происходило  это  с  завидной  регулярностью, изрядно  портя  настроение  моей  мамы. И  если  бы  не  бабушка, то  вторжения   осуществлялись бы каждый  день, поскольку  самогонный перперум-мобиле не  уставал готовить  волшебное  снадобье смелости.
Бабушка  моя  слыла в  народе  той  женщиной, которая войдет в  горящую  избу  с  конем  на скаку  без  всяких  проблем. Силу  она  имела  неженскую, так же  как  и  характер. А  потому  вызывала  не  просто  уважение, а   страх Господен. Соседка  ее  боялась, но  всегда  знала, когда той  нет  дома.

Вот  так  и  на  этот  раз, пришла,   дома  были только  сестра и  отец, слепая  прабабушка  не  в  счет, открыла непонятным образом  задвижку  калитки  и  вошла  во  двор, где  в  это  время я сидел  себе  в  зеленых  зарослях дворовой  ромашки без  всяких  представлений  о  превратностях любви, но  мечтая  о  далеких  путешествиях. Соседка  калитку  открыла, а  закрыть  не  удосужилась. Она  в  дом, а я за  калитку  и  пустился  бежать  в  неизвестность, как  бельчонок  из  клетки.
Может, и  убежал  бы, да  встретил тетку, двоюродную  сестру  отца, которая  спрашивает: «Куда  бежишь, молодчик!» Вопрос  заставил  задуматься. Действительно, куда  это  я  бегу? Оглянулся  вокруг  и  понял, что  совершил  непоправимую  ошибку, оставшись  совершенно  один  в  незнакомом  мне  мире  с  чужими  тетками. Ужас   охватил меня, как  осьминог  своими  щупальцами. Положение  спас  отец, который  не  просто  выбежал  на  улицу, а   вылетел  из  ворот ядром  из  пушки.

Я  был  водворен на  место, соседке  приказали  больше  не  появляться  у  нашего  дома, сестру  наказали  за  недосмотр, а  вечером  по  приходу  бабушки, наказан  был  за  то же  самое  и  отец. Ему  определили  починку  крыши  сарая, а  сестре  прополку  лука, которую  она  ненавидела. А  я  в  то  время смотрел  на  все  это  ничего  не  понимая, но  все  запоминая.

Вот  почитаешь  и  подумаешь, что  в  этом  особенного, ну  родился, ну  побежал, кому  все  это  интересно? Да, может, и  никому, кроме  меня! Уже  и  отца  с  матерью  нет  в  этом  мире  и  сам   давно не «хорошенький», жизнью  трепаный в  тюрьмах и в  «райских» заграничных  кущах.
Да  иной  раз  сердце   защимит  до  боли, и  заколотится  где-то  в  горле,  и  так  захочет заключить себя  в  тот  двор  за  кованными  воротами, покрытый  ароматным ковром лечебной  ромашки, где  поскрипывает  под  ветром  колодезный  журавель, где так сладко и  безмятежно засыпать в  кровати под  бабушкины  молитвы  у  старых  икон со скорбными  ликами.