Рыжий

   
"Обаятельная, трагическая и трогательнейшая книга" - скажет в 1976 году русский нобелевский лауреат Владимир Набоков  о повести американского писателя Саши Соколова "Школа для дураков". Я зачитывалась ею в конце 80-х, обсуждение этой повести происходило в тусовках столичных кинематографистов, в которые меня непонятно каким ветром заносило из Рыбинска. Полтора года назад я еще не знала, что уже  в новом веке и во втором его десятилетии повесть будет пронзать меня буквально и почти ежедневно.
 
   Пять дней в неделю я проделывала путь со своей улицы Димитрова в Северный поселок, где на улице Зои Космодемьянской располагалась школа с несчастливым номером 13, которая департаментом образования была определена как "коррекционная". Стало быть, школа для дураков. Я не стеснялась так называть ее про себя, и даже в разговорах, ибо любовь к модному чтению побеждала все. Пять лет назад областные психиатры матери моего внука вынесли вердикт: "Откажитесь от этого ребенка, отдайте в специнтернат. Умственно он все равно не разовьется, а в 12 лет возьмет ножичек и вас зарежет". Нам присвоили инвалидность, которая подтверждалась последующие три года.
   Сложностей с домашним воспитанием и образованием конечно же было много. В 8 лет я сама порой приходила к выводу: наш Кирилл необучаемый! Ни дома, ни в школах. А в 9 лет он взял и пошел в своем развитии, побежал, да еще такими темпами, что семье за ним было не угнаться. В августе 2014 года договорились с дирекцией, что сделаем пробный выход в школу, а там - как получится.
Мы предполагали, что грамотные психологи и педагоги найдут возможно подход к ребенку с синдромом гиперактивности-дефицита внимания, которому нам лично было не объяснить, почему нужно на уроке сидеть за столом, а не ходить по классу. Он же как сел на своем первом уроке, так и вставал далее только по звонку. Вольности и сложности поведения, обусловленные недугами физического и психического характера, демонстрировали другие дети. Успев с некоторыми из них познакомиться, я поняла, что с успехом могу продолжить линию Саши Соколова в русской литературе.
   На меня легла обязанность сопровождать этого ребенка, который приходился мне внуком, в школу и обратно. По утрам - это почти всегда. Из школы его чаще забирала мать, если была свободна от своего сменного графика. Полтора километра монотонной пешей прогулки в школу  вскоре стали давить психологически. Естественным образом возникло подспудное желание превратить их в путешествия, на котором  были бы у нас интересные объекты. Кошки и собаки возникли сами собой. Им давались имена, мы подсматривали за их многообразной жизнью, разговоры о них продолжались  даже дома.
   Рыжий уличный кот во дворе дома на Молодежной первоначально отреагировал на нашу семейную компанию непривычным протяжным воем,  - да так, что был окрещен как  "злой кот". Мой внук  старался побыстрей увести меня от него - полагая, что тот может в мягком тигровом  прыжке на нас даже наброситься. Однако необычность поведения и вокальные партии спровоцировали лично у меня повышенный интерес к этой кошачьей особи. От его пения не исходило никакой агрессии, это был его язык, его способ общения с окружающим миром.
   Но были еще мои одинокие прогулки по утрам из школы обратно домой. Из школы я нередко выходила в непередаваемом человеческими понятными словами состоянии и с мыслью: идти мне сразу топиться в Волгу, которая была совсем рядом, или все-таки домой. Потребность встретить-увидеть рыжего кота диктовала необходимость погасить накопившийся стресс. Мало того, что по дороге у нас с внуком зачастую что-то возникало, по программе нашего диагноза, и в школе во время переодевания и подготовки к урокам, окружавшие дети тоже подливали масла в огонь.
  Одних нужно было обнять, потому как они тянули ко мне свои ручки, успев со мной познакомиться и даже ко мне привыкнуть, других нужно было просто выслушать и как-то отцепить от домашнего негатива, с которым они пришли и никак не могли расстаться. Двое самых спокойных и в отношении меня нейтральных, тем не менее, дарили самые тяжелые  впечатления. У них ничего не болело,  - в отличие от детей с нарушениями физического здоровья, - но  состояние их разума говорило мне о том, что у них нет нормального человеческого будущего, они не могут быть социализированы, и так далее, в таком же драматическом ключе.
   О моих муках душевных и долготерпении знал только тот самый знакомый нам "поющий" рыжий кот, которого мы встречали не только по дороге в школу, но и уже и я одна, на обратном пути. Никогда не подбегал ко мне сам,  - это я всегда к нему приближалась, а вскинув на меня свой сочувственный кошачий взор (так мне казалось), уже никуда от меня не уходил. Просто стоял или сидел молча рядом, ответив короткой вокальной партией на мое ему приветствие.
   Сейчас я могу с большой долей уверенности сказать: в том критическом для духа состоянии, в котором я нередко пребывала, мне должен был встретиться как минимум психолог. Или духовник, или просто знакомый, а лучше близкий друг - чтобы реанимировать меня душевно, вернуть мне требуемое для дальнейшей жизни внутреннее равновесие. Никто мне не встретился. Эту работу за них выполнил бездомный рыжий кот. После минуты, а нередко что секунд, мгновений с ним рядом,  - я спокойно шла дальше, забывая напрочь, что у меня есть проблемы с внуком, что существует тема, обозначенная Сашей Соколовым.
   Сейчас я смотрю на рыжую морду, которую с некоторых пор покрыли парша,а затем сплошной коростно-роговой панцирь. Для меня это было страшным открытием, когда я увидела, как видоизменяется этот кот. От симпатичной мордашки не осталось следа. Понимаю, на что это похоже: столь страшный лик, правда, в человеческом варианте, являлся мне в фотогалереях лепрозориев Индии. Наплывший на глаза этот самый панцирь мешает коту видеть. Следующий шаг - такая же, насильственная слепота. Я же - убегаю, я всегда куда-то спешу, я ничем не могу помочь этому коту!
   Насколько осложнится жизнь рыжего в последние дни, часы, когда он полностью утратит взаимодействие с окружающей средой, в которой он находил себе пищу и кров. В это мгновение я словно держу в руках уже прочитанную мной пьесу Шекспира, произнося: "Ромео должен умереть". С таким названием был даже фильм. Потому что я знаю финал. Неважно, что это никак не соотносится с содержанием шекспировской любовной трагедии и картиной из жизни молодежных уличных банд. Просто я поймала во всех случаях для себя ту самую, "ключевую" фразу.
  С благодарностью мысленно жму лапу моему уходящему рыжему другу. Он пополнит мой личный мартиролог второй половины 2015 - начала 2016 года, когда от меня ушли сразу несколько моих друзей. Со временем он превратится в рыжую метафору, у которой не будет усов, ушей и пушистого хвоста, но в которую будет заключено, запечатано немало событий и моих личных переживаний,  - на том самом отрезке, когда мне явился он, - с грустной своей историей, преподнесенной мне свыше как благодать.

   январь 2016 г.