Заберите меня домой 26 Встреча с мамой

Шёл урок. Стараясь не делать ошибок, я старательно выводила в тетради слова. Внезапно вошла наш классный руководитель Татьяна Анатольевна.
—  Тамара здесь, на уроке?
— Да, на уроке! — ответили ей.
Убедившись, что я на уроке, она во всеуслышание объявила:
— К Тамаре пришла мама, — и попросила учительницу отпустить меня с занятий.
Воцарилась гробовая тишина. Затем детей словно прорвало, послышались возгласы:
— К Тамаре мама пришла? Откуда? У неё ведь нет родителей!
— Разве так бывает? — спрашивали они у преподавателя.
Побросав ручки и тетради, одноклассники, будто впервые увидели меня. В их глазах было любопытство и удивление. Класс гудел. Учительница сидела и не призывала к порядку взбудораженных учеников.
Все были и рады за меня, и поражены новостью. Как это так? У детдомовской девочки, столько лет учившейся с ними, вдруг нашлась мама?!
— Где мама? — Строго спросила учительница, не веря происходящему. Но осознав бестактность вопроса, замешкалась и виновато продолжила:
— Конечно, конечно! — И вытащив из сумочки платочек, стала тереть им глаза и сморкаться.
— Иди, иди Тамара! Тебя твоя мама ждёт! — подбодрила она, заметив, что я не двигаюсь.
Услышав волнение наставницы, дети притихли. Я не знала, что делать. Я забыла, что у меня есть родные, никто в последние годы не приходил. Татьяна Анатольевна вела меня по школе, к маме. Я почувствовала ее волнение, оно передалось.
Я шла и не знала, чего ожидать. Мама! Ко мне пришла мама?! Какая она? Я робела при встрече с родными. О чем же я буду с ней говорить. Я ведь ее не знаю. И все же надежда увидеть родных никогда не угасала во мне. Я верила, что это произойдёт. Даже если это произойдёт через много лет, я все равно буду рядом с мамой.
На улице ждали две женщины, одна постарше — плотная и маленькая, другая — молодая, стройная и высокая.
— Здравствуйте! Вы родственники Тамары? — спросила учительница.
— Да! — ответила высокая женщина.
— А кто из вас мама девочки?
— Я — мама, а это — моя подруга, — ответила плотная, будто извиняясь перед кем-то.
Я посмотрела на ту, которая назвалась моей мамой. На ней был коричневый ситцевый платочек, обрамлявший лицо со светло-карими глазами, под которыми слишком рано пролегли морщины. Над переносицей небольшая полоска татуаж соединяла брови, отчего они казались длиннее. Но от давности полоска потеряла цвет и поэтому была не чёрная, а бледно-синяя. Аккуратный нос, губы и родинка на подбородке в точности повторяли лицо моей Аси. Платье из узбекской ткани было великовато. В то время в Союзе большинство сельских женщин носили платья одинакового фасона. На ногах старенькие туфли. Маме было тогда 37, совсем молодая женщина, но уставший взгляд, морщины на лице и одежда, добавляли ещё с десяток лет. Передо мной стояла маленькая беззащитная женщина. Почему-то подумалось, что ей, наверное, совсем нелегко. Она редко улыбалась и глубоко вздыхала, как наша Мария Ивановна. Её глаза были полны слез. Она видела своего оставленного ребёнка и ничего не могла сказать. Это тронуло, необъяснимые волны теплых чувств охватили меня, и сердце сжалось.
Вдруг появилось желание быть рядом с ней и больше не отпускать никуда. Будто поняв, о чем я думаю, она обняла меня и крепко прижала к себе. Мама плакала. Классная, незаметно ушла, оставив нас одних.
— Кызым, как ты выросла! Ты совсем стала похожа на своего отца! — Она достала из сумки жемчужные бусы и цветной платок и надела мне на шею.
Захотелось спросить, где он, мой папа, но я промолчала.
— Мы искали тебя по всем детским домам, но нам отвечали, что у них девочки с таким именем и фамилией нет.
Мама говорила с акцентом, смешивая казахские слова с русскими, и не все из того, что она говорила, я могла понять.
— И сюда твоя мама приезжала, — продолжила её подруга, — но ей сказали, что тебя здесь нет. Мы живём далеко от города. Но каждый год, когда были деньги, твоя мама отправлялась в детские дома. Помог твой дядя Пернебек, он по-русски хорошо говорит.
Мама, сильно волнуясь, закурила.
— Тамара, твоя мама оформляет нужные документы, и скоро ты будешь дома! — сказала её подруга, погладив меня по голове, словно я была маленькой. Мамину подругу звали Асилхан.
Не зная, как на это реагировать, я вежливо ответила:
— Спасибо!
Потом мы пошли в детский дом. Мне захотелось пить, и я обратилась с просьбой:
— Купите пожалуйста, воду! Подруга перевела мою просьбу, и мама вытащила из чулка свёрнутые в трубочку деньги. Заметив удивление в моем взгляде, Асилхан улыбаясь объяснила.
— Чтобы деньги не украли. В городе деньги воруют из сумок.
Быстро прошёл месяц, я успела растерять и передарить мамины гостинцы и совсем забыла об обещании забрать меня домой. Взрослые часто забывают о своих обещаниях. Старшие дети уже не расстраиваются, как малыши, не кричат, не устраивают истерик, они привыкают к поведению взрослых и не заостряют на этом внимание.
Я просто не приняла слова о доме всерьёз. Но в один прекрасный день ко мне подошла воспитательница:
— Тамара, тебя домой забирают!
Новость разлетелась по всему детскому дому. Кто мог ожидать — одиннадцать лет прожить в детском доме, и вдруг тебя забирают домой!
Мария Ивановна, провожая, напутствовала меня:
— Ну вот, надеюсь, у тебя всё сложится хорошо. Тамара, не то что ребёнок, а кто и постарше может привыкнуть к новой жизни. Как бы ни было трудно, учись. Я очень надеюсь и очень верю в тебя.
Я не совсем понимала слова Марии Ивановны. Господи! Меня забирают домой! Об этом я мечтала все детдомовские годы. Мне вдруг вспомнилось, как одного из наших мальчиков родственники взяли, а потом вернули обратно, будто какую-то игрушку. Видите ли, он не прижился. Зачем брали? А чувства, а душа ребёнка? Если бы эта семья видела, что пережил наш товарищ.
Вдруг и я не понравлюсь? Что ожидает меня там? Непривычное это слово «семья»! Надеюсь, теперь это слово будет мне самым родным. Я сделаю все для этого. Мама сидела на лавочке, и я успокоилась.
Собрать в чемоданчик нехитрые пожитки помогали друзья. Они дарили мне на память свои вещи. Ребята плакали, не веря, что больше не увидят меня, ведь мы стали такими родными за эти годы. Жаль было расставаться с ними. Мы вместе росли, учились и взрослели.
Вместе принимали на свои хрупкие плечи все невзгоды и нехитрые радости нашей жизни. Как же я буду одна? Меня раздирали сомнения.
Все слишком внезапно. Перед глазами, как в кино, пронеслась вся моя маленькая жизнь. Ребёнку трудно пережить столько потрясений, а я их пережила: дом малютки, потеря любимой сестры, новый детский дом и вот теперь снова другая жизнь. Перемены! Не люблю их. Они всегда приносили мне одни страдания. Мои ребята! Как трудно покидать мне вас!
Все воспитанники, радуясь моему счастью, провожали меня.
— Без тебя здесь будет скучно! — плакали подружки.
— Не забывай нас, приезжай чаще!
От навалившихся событий и переживаний я молчала.
— Теперь ты будешь делать все, что захочешь. Ведь ты будешь жить дома! — говорили мне наперебой.
— Будешь есть конфеты, слушать пластинки, смотреть телевизор, и никто тебя не ткнёт за то, что не успела почистить зубы, — съязвил на прощание Витька Синикеев.
Мне не хотелось верить, что всё это происходит именно со мной.
В какой-то момент я даже была готова к тому, что вот сейчас ко мне подойдут и скажут, что мама пришла просто меня навестить. Да нет же! Меня действительно забирали домой, и я сегодня уносила с собой частичку своего детства. Я долго ждала, когда наступит этот день, и он неожиданно наступил. Мне, уже подростку, было нелегко менять привычный образ жизни, но это нужно было сделать. Нужно жить в семье! В последнее время мой характер становился неуправляемым.
Я часто попадала в разборки, а драки между ровесниками происходили жестокие. Не было жалости к тем, кто пытался поставить меня на место, не было жалости к себе. В детском доме я считалась задирой, хулиганкой. Если меня пытались обидеть, я не давала ни кому спуску, и это уже были не просто детские драки. Я не знала что делать, как выбраться из круга бесконечных приключений. Я смотрела на ребят и не могла понять, почему я не такая, как они. Меня каждый день отчитывали. Без моей фамилии не проводилась ни одна линейка. В такие минуты от отчаяния, мне хотелось превратиться в одну из подружек. Ну почему я Умбетова, а не Шарикова, винила я себя. Почему Шариковой ничего не нужно, а вот мне обязательно надо сунуть свой любопытный нос куда ни попадя, и опять попасть в какую-нибудь, историю, сердилась я на себя. Что я за человек? Почему мне надо сделать всё по-своему. Казалось, что моя жизнь, катится под откос. Я совсем запуталась в ней. А дальше, хуже. По разговорам некоторых воспитателей, меня пора было ставить на учёт в милицию, а там и до колонии рукой подать. Будто почувствовав как мне тяжело, на помощь пришла мама, и мы, взявшись за руки, вышли из детского дома. Мама возвращала меня домой, и под восторженные крики товарищей, я оставляла свой детский дом, понимая что мне выпал шанс- жить дома.