Бабушкино варенье

Нет, ну теперь-то я конечно понимаю, что мне просто повезло, а тогда… Тогда я думал иначе.

Вот, например, эта дурацкая привычка мыть руки. Всегда меня высаживала. Постоянно. Сёма, иди мой руки! А чо их мыть? Они и так чистые. Кожу же видно. Вот если кожу не видно, тогда грязные и надо мыть или ждать пока грязь сотрётся. А чо всё время заставлять? Конечно, они же взрослые, вот и командуют. Или варенье. Вот всегда бабушка так. Достанет махонькие стеклянные ребристые блюдечки и надо в них ложечкой из вазочки накладывать. И не капать на скатерть. А то вдруг капнешь, то Светка зараза подзатыльник сразу. Хоть бабушка её и ругает. А вот нет, чтобы ложкой нормальной из банки… А варенье вкусное. На кухне жарко, места всем не хватает. Вытащат столы на лужайку перед верандой, принесут лукошки, вёдра и тазики с яблоками, айвой или грушами, садятся все и чистят-режут. Все девчонки наши. И бабушка главная. А я из-за веранды подглядываю. Девки дуры. Руками машут, верещат, когда осы или пчёлы. Когда одни сёстры плохо. В войнушку не поиграть, в футбол тоже. С ними же драться не будешь, они сразу жаловаться бегут. А сами же и виноваты. То язык покажут, то по рукам стучат, когда со стола вкусненькое чонибудь потихоньку хочешь взять. Зато их бабушка тоже заставляет. Платки носить. Говорит, что от пчёл и ос. Ну не знаю. Когда меня оса укусила, то никакой платок не помог. Ну бабушка мне всегда даёт. В карман положить. Они так в карманах и лежат всегда. А осы ничо не понимают. Край медного тазика, в котором варенье кипит он же горячий, а они всёравно лезут. Я и стал прогонять. Вот одна меня и укусила. Прям в щёку. Болело. Зато варенье дали слизывать. В банки разливают красиво. И пахнет вкусно. Тягучее, янтарное, золотыми искрами на солнышке играет. Кусочки так увариваются, что прозрачные стают. А в сковородке остаётся на стенках и дне, а я пострадавший, с перевязкой. Как красноормеец раненый. Мне и дали. Вкуснотища. А потом дождь и брызги. По деревянным ступеням веранды стучат, разбиваются фонтанчиками, молнии сверкают, гром гремит. Валя с бабушкой банки в погреб убирают, хорошо, что успели, говорят. А я в окошко смотрю. Люблю когда молнии и гром кааааак шандарахнет. Девчёнки пищат – Уйди от окна!  А чо будет? Мы же в доме. И даже громоотвод есть. Папа с дедушкой сделали. Трусихи нещасные. Это как будто сраженье. Наши и буржуинские снаряды взрываются… Не, варенье то я люблю. Ктож ево не любит? Но только настоящее, не из смородины. А Тонька задаётся. Строит из себя воспитку – Возьми креманку, куда ложкой полез… Апетит перебьёшь… А он чо, стеклянный? Побыла вожаткой в лагере, теперь командует. А самое лучшее – это на чердаке. Правда, туда тоже не велено лазить, но я потихонечку. Не… Бабушка не ругает. Это Верка с Тонькой всё время. А бабушка просто посмотрит, головой покачает и сразу так внутре противно стаёт, что пропасть охота, так стыдно… А на чердаке всякие штуки. И в окошечко сверху на всё смотреть видно. И там штаб. Как в книжке. Только девчёнкам в него нельзя. Они глупые. Это же штаб! А не куклы с пелёнками тут…

Давно уже мы без бабушки. Теперь сами сёстры бабушки. И когда все собираются, то занятно наблюдать, как они ведут себя со своими внуками. Как позволяют им сидеть ногу под себя и другой в воздухе болтать, пальцы облизывать от варенья, делать вид, что моют руки по требованию. Все мальчишки одинаковы. А бабушка… Видимо бабушка всем нам что-то оставила, не только рецепты варенья, и это «что-то» со временем в сёстрах проявилось.