Кочевья. часть 1. продолжение

     Тётенька в передничке с кружевами и такой же наколке на голове принесла нам бельё и одеяла. Она улыбнулась нам и вышла. мама сняла со стола бархатную скатерть, а с кресел, стульев и дивана - бархатные покрывала, чтобы мы ненароком не испачкали и не испортили эту красоту. Она расстелила на столе газеты, достала термос с чаем и всякую нашу еду, и мы сели завтракать. В дальнейшем, сказала мама, мы будем кушать в столовой, а здесь только чай пить вечером; но сегодня пока так. Мы поели, достали свои книжки (потому что кто же путешествует без интересного чтения!) и завалились читать: Таня на диване, мы с Юркой на креслах, которые мама определила для нас в качестве постелей. А мама, хоть и была очень усталая, пошла по делам. Так началась наша жизнь в гостинице "Интурист".
     Через несколько часов мы уже здесь освоились и чувствовали себя как дома. Правда, гулять пока было нельзя: шёл нескончаемый дождь. Но это только так говориться, что дождь был нескончаемый. Он прекратился уже на следующее утро, и мы собрались осматривать город - мы вчетвером и та тётенька, которую мама взяла под своё покровительство. Я не помню, как её звали. Назовём её "тётя Нина". Она пришла вся нарядная, и мама тоже принарядилась и надушилась духами "Лель". и мы совсем уже собирались выходить, как вдруг в нашу дверь постучали, и на пороге возникли... кто бы вы думали? - наши тиксинские друзья, семья Сухаревых! С Таней Сухаревой я училась в одном классе с самого первого класса, и она была у нас самой красивой девочкой во всём нашем коллективе. Мы с ней дружили. А мама дружила с её мамой, тётей Женей. И мама, и папа у Тани были радисты, так что вся семья жила на Передающем.
     Представьте себе, Сухаревы тоже возвращались с Чёрного моря, из города Сочи. и они тоже должны были на этот раз не самолётом лететь, а ехать на корабле. И корабль у нас тоже, оказывается, был один и тот же, по имени "Кооперация"! Вот какие бывают в жизни совпадения!
      С этой минуты город Архангельск уже не был для нас совсем чужим. Ведь мы в нём встретили своих!
     Целый день мы бродили по городу. он был серый от дождя, не очень чистый; и тротуары здесь были, как у нас в Тикси, деревянные. Под вечер мы устали гулять и пошли всей компанией в кино. Это был фильм "Уличная серенада", итальянский. Сам фильм ничего особенного для нас не представлял - он был для взрослых, про любовь. Зато там была прекрасная музыка и такие песни, что мы их сразу же полюбили. Я и по сей день их очень люблю. Особенно эту:
"Помнишь берег прощанья на рассвете,
Шум таверны на солёном берегу?
С той поры, когда задует с моря ветер,
Опять ночами уснуть я не могу..."
     Или вот эту:
"Белла, белла, белла-белла -донна,
Донна дорогая,
Я тебя в таверне в час заката поджидаю.
Пахнет там прибоем,
Солью и травою.
Старого вина нальёт хозяин нам с тобою..."
     Мне казалось, что эти песни напоминают мне что-то очень знакомое и родное, что я то ли сама пережила когда-то, то ли прочитала в какой-нибудь прекрасной книжке (и тоже в сердце своём пережила). Слова мне запомнились с первого раза; и я, засыпая в своём бархатном кресле, тихонько про себя повторяла:
"Ну до чего красив
Ночной залив,
Где кипарисы в ряд
На берегу стоят;
И достаёт прилив
Морских камней..."

     И вот пришёл наш день. 
     Вещей у нас было много. Поскольку нам было точно известно на этот раз, куда мы держим путь, и вещи не надо было перетаскивать с места на место, мама заказала такси. Вообще-то в те годы мы привыкли, что такси нужно ловить на улице, но в этой удивительной гостинице достаточно было сказать тётеньке, которая там работала,чтобы она вызвала такси по телефону. Машина приехала, мы разместили свои вещи, сели сами и поехали в порт. В порту было много всякого народа: и Сухаревы, и несколько ещё отдалённо знакомых тиксинцев, и люди, которые ехали на Диксон, и новички, впервые отправляющиеся на Север. И не успели мы разместиться на наших вещах, как мама подвела к нам и "навесила" на меня очередного малыша, подлежащего моей опеке. Он представился так: "Сергей Валентинович Тележников!" - не много, не мало. От горшка два вершка, а туда же - Сергей Валентинович...
     С диксонскими ребятишками у нас сразу же возникли натянутые отношения: они уж больно задавались тем, что живут на острове. Подумаешь, Робинзоны! Между тем, куда Диксону до Тикси: Диксон в море Карском, а мы аж в море Лаптевых! В самом устье Лены, которая "широка и быстра" и где прежде "слыхали мы звоны кандальные", а "теперь сторона эта дальняя стала гордостью нашей страны!"... Словом, вы понимаете...
       Наша "Кооперация" стояла у причала - огромная, прекрасная, белая с головы до пят, и на верхней палубе у неё были шлюпки, на случай, если нам повезёт и случится какое-нибудь кораблекрушение. Нам всем не терпелось подняться на борт. Но такие дела быстро не делаются. Приходилось ждать. Если бы не диксонские ребята, которых мы азартно "ставили на место", можно было бы помереть с тоски.
     Однако, всякое ожидание когда-нибудь кончается. настал момент, и мы пошли по шатучей длинной лестнице (называется "трап" ) всё вверх и вверх. Это вам не Гидра Каталина! Здесь борт ого-го, какой высокий!
     На борту нас разделили и развели по каютам. Тане досталось ехать с мамой, мне - с Таней Сухаревой; а вот Юрке повезло невероятно! Его соседом по каюте оказался молодой моряк. Точнее, морской курсант, которого я помню под именем "дядя Петя".
     Каюты были хоть и маленькие, но вполне удобные, с кроватями, столиками, лампочками в потолке и над кроватями. И ещё там были иллюминаторы, как в самолёте. За иллюминаторами плескались жёлтые волны Северной Двины. Пол приподнимался и опускался. Было здорово!
     Но мы, конечно, не остались сидеть в каюте, а вышли на палубу. Там заканчивали погрузку всяких вещей. Лебёдкой, в трюмы. А чтобы пассажиры не скучали, где-то кто-то завёл проигрыватель, и над водой неслись звуки разных песен: "Мишка, Мишка, где твоя улыбка...", "Да, Мари всегда мила...", "Джонни, ты меня не знаешь...". А мне из этих песен понравилась одна: "... цыганскою венгеркою встречает табор ночь. И долго сердце мучает, гоня тоску и гнев, лихая песня жгучая, простой степной напев..." Потому что, хоть мы и не были цыгане, но всё равно были скитальцами. Скитальцы морей...
      Между тем, время шло и шло, а мы всё стояли на том же месте и никуда не двигались. Только палуба под ногами поднималась и опускалась.Да ещё и дождь пошёл, и нас всех разогнали по каютам. Мы с Таней Сухаревой сначала болтали, потом пели, потом опять болтали - и так нечаянно уснули. И разбудил меня Юрка, ворвавшись с криком: "Ура! Мы плывём!"... Я бросилась к иллюминатору. Там кипела и бурлила жёлтая вода, и её жёлтая пена отставала от корабля.
- "А почему она жёлтая?" - спросила я.
- "Потому что это ещё река," - ответил Юра. - "Вот выйдем в море, она и посинеет... Пошли наверх, там дождь кончается."
     И мы пошли.
     Не скажу, чтобы мы были такие уж совсем  с а л а г и  : всё-таки росли на двух морях, на Чёрном и на море Лаптевых. И нам не раз случалось кататься на катерах, даже на глиссере, не говоря уж о лодках, где мы сами, бывало, гребли под папину команду: Правое табань, левое загребай! Мористее! Ещё мористее! Прямо!" И ведь мы с Юркой давно решили стать моряками... Но когда стоишь на палубе огромного корабля, расставив ноги пошире и засунув руки в карманы, и в лицо тебе веет влажный ветер, а сверху тучи и дождик, - это, знаете ли, совсем другое! Это совсем, совсем иная жизнь. И ты тоже - другой человек...
     Мы пробежались по кораблю. Мы видели, как матрос (а это был матрос, хотя и не в матросской форме) зачерпывал воду ведром на длинной верёвке из-за борта; ловко, без всякого ворота (вороты бывают только на суше, у колодцев) выбирал верёвку просто руками и выливал воду на палубу (ух ты!); а другой матрос, тоже не в форме, гонял её по палубе шваброй... Мы видели штуку, которая называется "лаг", и ею меряют глубину. Мы сидели на железных тумбах, которые называются "кнехты", и на них наматывают канат. Мы поднимались на верхнюю палубу, где были "принайтованы" шлюпки для спасения во время кораблекрушений. Мы забежали в "салон". Там было очень тепло и красиво; там стояло пианино, а в одной стене был устроен искусственный камин. В камине громоздились большущие куски разноцветного стекла, которые подсвечивались лампочками, и казалось, что там горит настоящий маленький костёр...
     Потом нас разыскали, выругали за то, что мы промокли под дождём, заставили переодеться и повели в столовую. В столовой официантки дали нам "меню", и мы выбрали омлет из яичного порошка, который давно, с самого Тикси, не ели, - омлет с зелёным горошком и чай с бутербродами, с колбасой и сыром...
     А потом мы, включая обеих Тань, пошли в Юркину каюту, и там дядя Петя "травил" нам всякие курсантские истории и пел нам их курсантские песни, обращаясь почему-то не к нам с Юркой, а к нашей Тане. Между тем как не Таня, а мы с Юркой были будущими моряками... Потом мы с дядей Петей играли в карты, в "пьяницу", а Таня Сухарева в это время уже ушла к своим родителям. Потом ушла и наша Таня, и дядя Петя как-то сразу "устал"... Ну и ладно! Я тогда тоже пошла к себе.
     И вот мы заснули, каждый в своей каюте, и наша первая ночь на "Кооперации" прошла.
     А проснулись мы уже в открытом море, где вода была синяя, а берега нигде не было видно. Во всю ширь, куда хватало глаз, были волны, волны и волны - где-то с белыми верхушками, где-то без, - но всё равно...

                (продолжение следует)