Ангел истребляющий. Продолжение. Фрагмент 10

     - Я приму душ, если не возражаешь, а ты тут хозяйничай, - распорядился Кирилл и исчез в ванной комнате. Родин специально дал возможность Кире освоиться без чьих-либо глаз, он чувствовал, что так ей будет уютнее.

     Девушка ступала по коврам, ласкающим ступни ног. Квартира была трёхкомнатная, просторная, с высокими потолками. Много воздуха. Эта большая
комната, судя по большой библиотеке и письменному столу, была кабинетом. Несмотря на определенную заданность, в ней был телевизор и всё, что нужно для гостиной. Мягкая мебель, картины, и даже сооружение, имитирующее камин.

     Вторая комната была спальней. В ней господствовала изящная простота и нежная продуманность во всём. А третья комната явно была обиталищем Кирилла. В неё Кира входила с каким-то неясным трепетом: она переступала порог комнаты, где проходила жизнь значимого для неё человека. Она знала, что жильё о Родине скажет даже то, чего он о себе сам не знает. Перед ней открылась возможность узнать хозяина этой комнаты. Ей хотелось его не просто узнать, хотелось почувствовать, убедиться в том, что он такой, каким ей видится.

     Она остановилась на пороге, не торопясь войти. Перед ней была достаточно просторная комната, в которой угол слева был отдан под подобие турника, тут же на полу стояли гири и велотренажер. Угол справа был занят под угловой шкаф-купе с зеркальными дверцами. Вдоль стены стояла удобная, достаточно широкая кровать без изысков, накрытая пледом, похожим на мексиканскую кошму, яркую, какую-то из другой жизни. Она придавала комнате яркую праздничность и создавала жизнерадостное настроение детства. У окна стоял небольшой специальный столик, на котором находился компьютер, подставка под диски и всё то, что обычно нужно для работы. Напротив кровати на стене висели картины, акварели, удивительной прозрачности и чистоты. Это были пейзажи. Они погружали в себя сразу, как только ты дарил им свой взгляд, и уводили в весенний прозрачный светлый лес.
     Да-а-а, и эстет же, этот Кирилл. Акварели ей понравились. В них было много света и воздуха. Вся комната говорила о своём хозяине, что он не аскет, но и не очень балует себя излишним комфортом, всё только необходимое. Но это необходимое было качественным, красивым, основательным. Она шагнула вглубь комнаты, добралась до кровати Кирилла, села на неё и нежно погладила подушку под пледом.

     Кира поняла: квартиру убирает женщина. Мужчине в таком порядке квартиру содержать вряд ли удастся. Ни пылинки, свежий воздух. И в душе снова тренькнула тревога: женщина! Она про себя отметила, что очень бы огорчилась, если б женщина была.

     С этими мыслями Кира добралась до кухни. Именно по ней сразу можно понять многое. Кухня её покорила. Она была большая. Скорее это была кухня-столовая, В которой её второе значение «столовая» было более выпуклым. Она была вся светлых, почти белых тонов. На окне, бывшем одновременно и дверью на балкон над подоконником висел цветочный горшок с роскошной пестрой бегонией. Карниз тоже был белый. На нём перевитая белая прозрачная шифоновая ткань, спадала роскошной волной вниз. Никаких больше занавесок. По прозрачной белой волне гулял ветерок, прорывавшийся через приоткрытую дверь балкона, красиво перебирая её складочки. Шкафов было немного, поэтому складывалось ощущение легкости и света. Шкафчики сверкали стеклянными фасадами, за которыми выпячивал бока белый сервиз. В углу стоял овальный достаточно большой стол, с полуовальным диванчиком и двумя стульями. За таким столом можно было сесть семьёй не только пообедать, но и получить удовольствие, общаясь друг с другом, никуда не торопясь. Эту кухню, с ещё большим правом, можно было назвать «светлость».

     Кире было хорошо в ней. Она вышла из кухни на балкон, пол которого был выложен маленькой голубой сверкающей плиточкой. Создавалось впечатление, будто кусочек небес сошел и расположился тут.  Здесь  тоже можно было присесть за небольшой столик и посидеть за чашечкой кофе или чая хорошим летним утром, глядя на маленький дворик старой Москвы.

Смотря вниз, Кира думала: перед ней просто выросший в нормальной благополучной семье, получивший нормальное воспитание, хорошее образование, человек, не отягощенный проблемами, которыми была полна её жизнь. Зависти не было, боли уже тоже не было. Была просто грусть. Грусть от того, что у неё не было вот так нормально. И была радость от того, что ещё есть в жизни просто нормальные семьи, в которых жизнь течёт так, как и должна течь. Когда попадаешь в обстановку такой семьи, становится понятно, что жить надо именно так, потому что только тут человек имеет возможность вырасти человеком. В другой это не всегда получается.

     За всеми этими мыслями её и застал Кирилл, вышедший из ванной, с мокрой головой, в пушистом толстом светло коричневом халате, делающим его похожим на плюшевого медведя. Он весело сказал:

     - С вашего позволения, мадемуазель, я поброжу в непрезентабельном виде перед вами, пока не обсохну.

     - Можно подумать я в очень презентабельном, - усмехнулась Кира.

     - Пообедаем, я уеду, а ты можешь пожить сколько захочешь в ванной и не только, - засмеялся Кирилл. - Я тебе мамин халат дам, по всем признакам тебе должен подойти. И вообще, там есть кое-что из маминой одежды. Ты посмотри, может, тебе подойдёт,- воодушевленно  предложил Родин.

     - Спасибо. Знаешь, Кирилл. Тебе не надо никуда уходить, тут места достаточно. Зачем искать проблемы, когда их и так хватает?

     - Яичницу будем? – переключил он разговор, не отвечая на предложение девушки.

     - Я не хочу есть. Ты ешь, на меня не смотри,- отказалась Кира.

     - Чаю или кофе попьёшь?

     - Чаю попью.

     После душа Кирилл вышел взбодрённым, словно живой водой омылся. И это порадовало Киру. Он споро передвигался по кухне, на плите уже скворчала и пахла яичница из пяти яиц. Турка для кофе тоже была водворена на плиту. Затем Кирилл извлёк откуда-то изящный металлический чайничек и поставил на плиту. Кира отметила, что он не пользуется уже ставшим привычным для многих семей электрическим «Тефалем». Всё у него не как у обычных людей. Она села на диванчик и наблюдала, как он хлопочет. На столе появилось абрикосовое варенье. Кирилл улыбнулся:

     - Ты меня малиновым кормила, а я тебя абрикосовым. Это мама варила. Они приезжали летом, привезли. Пробуй.

     Кира улыбнулась в ответ:

     - Обязательно попробую.

     На столе появились фирменные многоэтажные бутерброды. По квартире потёк кофейный аромат. Кирилл сел напротив Киры:

     - Таких блинов, которыми я угощался у тебя, в моём доме нет. Зато есть многоэтажки, - сказал он, кивая на свои бутерброды. – Угощайся.

     - Как же их есть? Они же в рот не влезут! – Засмеялась Кира.

     - А ты его разевай шире, и всё войдёт.

     - Разевать шире рот полиция не рекомендует, - пошутила Кира.

     - Когда я рядом, то можно, - смеясь, заверил Кирилл.

     После обеда Родин быстро переоделся и уехал, оставив Киру хозяйничать.


*


     Именно там Родин надеялся найти ответы на свои вопросы. Чем больше он проникал в прошлое Киры, тем меньше ему хотелось расспрашивать о нём  саму девушку. Он понял: всё узнать должен сам. Сам должен понять причину её желания досадить Дерникову.

     Дорога заняла чуть больше часа. Детский дом он нашел быстро. Его встретило старое серое каменное здание с облупившимися стенами и окрашенными в грустный серо-синий цвет коридорами. Нянечка лет семидесяти приветливо и любопытно поздоровалась с гостем:

     - День добрый, милок! Кого ищешь-то?

     - Добрый день. Мне бы надо вашего директора, - объяснил Кирилл.

     - А, Марья Михайловна у себя в кабинете. Это на втором этаже. Как поднимешься, дык направо сверни, и вторая дверь. Вывеску увидишь. А тебе чего надо-то? – не унималась старушка.

     Кирилл неожиданно для себя сказал:

     - А сестру потерявшуюся ищу. Вот следы к вам привели.

     - Сестру? А как зовут-то сестрёнку?

     - Кира Кружавина.

     - Кира? – встрепенулась бабуля. – Рыженькая такая, с зелеными глазами?

     - Вы её знаете? – обрадовался Кирилл.

     - А то. Помню. Она к нам попала после смерти бабушки. Ей уж было-то годков много, лет четырнадцать-пятнадцать. Ой, трудно приживалась она. Так и не прижилась. С ребятами так ни с кем и не сдружилась. Всё одна, да одна. Никого к себе и не подпускала. Сестру? Так у неё, вроде, никого не осталось?

     - Я двоюродный. Спасибо вам. Значит, Марья Михайловна о ней может мне что-нибудь сказать?

     - Может, милок, может. Иди, - согласилась старушка.

     Кирилл поднялся на второй этаж. Собравшись постучать в директорскую дверь, он остановился, но дверь неожиданно распахнулась, едва не хлопнув Кирилла по лбу, и из неё вышел мальчишка лет двенадцати с красными глазами и шмыгающим носом, а следом за ним монументальная сурового вида дама, видимо, воспитатель.
    
     Они молча двинулись по коридору мимо Кирилла, занятые друг другом, даже, не обратив на чужака внимания. Родин решил чуть подождать. Пусть директор отойдёт от неприятного разговора, который несколькими минутами раньше тут явно состоялся. За дверью было тихо. Наконец Кирилл постучался. Услышав «да», он вошел. У окна стояла полноватая статная женщина лет пятидесяти и смотрела за окно. Она повернулась и дежурно вежливым, деловым голосом произнесла:

     - Здравствуйте. Слушаю вас.

     - Здравствуйте. Я нотариус и хотел бы посмотреть личное дело одной из ваших выпускниц. Оставлено наследство, но найти получателя бывает порой трудно. Вот выискиваю. Нужна ваша помощь.

     - Кто вас интересует? – спросила директор

     - Кружавина Кира.

     - Ах, Кира. Странно. Всё, что касается наследства, у неё всё, вроде, определилось ещё тогда, - пожала плечами женщина.

     - Да нет, тут ещё кое-что всплыло.

     - Хорошо, - директор, видимо, желая побыстрее избавиться от посетителя, позвонила по внутреннему номеру, даже не спросив документы, подтверждающие его статус, - пройдите в библиотеку – это на первом этаже – архив у нас в библиотеке. Передайте записку библиотекарю, она вам даст личное дело, поработаете.

     - Спасибо большое. Всего доброго

     - До свиданья.
Кирилл быстро нашел библиотеку. Седая худенькая женщина в толстых очках, прочитав записку, внимательно посмотрела на Родина и растаяла в глубине полок с книгами. Через несколько минут, библиотекарь принесла тоненькую папку и протянула её сыщику:

     - Вы присядьте за столиком здесь. Выносить не разрешается.

     - Конечно, конечно. Я понимаю. Спасибо.