Это было с народом, это было со мной

    26 апреля 1986 года. Чернобыльская катастрофа. Она стала знаком, началом того, что катастрофа вскоре произойдёт и с огромным государством - СССР.
     Помню вначале, с каким удовольствием слушали мы выступления М.С. Горбачёва. После косноязыкого, больного Л.И. Брежнева речи Горбачёва казались нам музыкой слова. Я в это время работала учительницей в городе Лесосибирске Красноярского края. На педсоветах стали звучать слова "демократизация образования". Педсоветы перестали быть формальными. Стали горячо обсуждать насущное, наболевшее. Говорили даже о выборности администрации школы. Хорошо помню педсовет, на котором мы, вечно перегруженные учителя,страстно обсуждали предложение о разделении функций учителя и классного руководителя, как учительница Г.А. Воднева с трибуны перечисляла около полутора десятков обязанностей классного руководителя. Мы наивно полагали: как педсовет решит, так и будет, ведь у нас теперь демократия.
     Потом учителям перестали платить зарплату. Наступили голодные времена. Начались забастовки учителей. Удручающим было зрелище опустевшей, притихшей, без ребячьего гомона школы в самый разгар учебного года. Учителя в это время осаждали коридоры гороно, требуя денег. Пели: "Вставай, проклятьем заклеймённый!..  Кипит наш разум возмущённый!.."
     Если появлялись талоны на моющие средства или на дешёвые сигареты, профсоюз выделял их, в первую очередь, тем семьям, где оба супруга были учителями, или учительницам-одиночкам. В это тяжёлое время школам города оказывали помощь шефы-лесокомбинаты, так как практика поддержки подшефных школ сохранилась ещё с советских времён. А лесокомбинаты меняли свою продукцию на пищевые продукты. Это были времена пресловутого бартера. Обмен был неравноценным, но необходимым. Таким образом, нам, учителям, иногда перепадало по мешку чёрной муки, спирт в бутылках с наклейкой "Трояр", залежалые рыбные консервы, конфеты откуда-то из Средней Азии с выцветшими от времени фантиками. А вот сестре моей, преподавателю местного пединститута, матери-одиночке, не перепадало и этого. Я, конечно же, делилась с ней продуктами.
    Стала поступать  гуманитарная помощь из Западных стран. Помню, пришла ко мне соседка-пенсионерка "похвалиться" гуманитарной помощью из США. Она получила мешочек чечевицы да ветровку ядовито-синего цвета. Пришла спросить, как готовить чечевицу, ведь мы никогда не имели дела с этой культурой. Заодно погоревала: до чего мы дожили!  Мы с дочерью тоже получили подобную помощь, только из ФРГ - картонную коробку с просроченным пайком солдата бундесвера, в которой были соль, спички, мыло, какие-то консервы и что-то ещё. Эта коробка до сих пор валяется у нас как память о тех временах. Был и такой курьёзный случай. Кто-то из членов профкома принёс в учительскую партию тапочек с надписью на английском языке (тоже, видимо, из гуманитарной помощи). Мы начали рассматривать эти тапочки, примеривать их. Вошла учительница английского языка, прочитала надпись "Обувь для холодного тела". Вот было хохоту-то! Прямо как у Гоголя: "Над кем смеётесь? Над собой смеётесь!"
    Вспоминается также следующий эпизод: нам с сестрой позвонили две тётушки из европейской России и предупредили, что будут проездом у нас. Радость и большая забота одновременно: как принять, чем угостить. Извлекла из своих запасов сушёную черёмуху и на основе "трояра" сделала напиток амаретто, а из чёрной муки испекла хлеб и черёмуховые шаньги. Сложнее было моему двоюродному брату, учителю немецкого языка Георгию Колотило и его жене, учительнице математики Элеоноре Ильиничне. Открылся железный занавес, и Георгий Михайлович активно заводит знакомства с коллегами из "немецкоговорящих" стран. Помню, в августе к ним пожаловала целая группа учителей из Германии. Выручали дачные урожаи. Я тоже была на этой встрече. Несмотря ни на что, общение было интересным и полезным для всех.
   В самое время безденежья тяжело заболела моя дочь-студентка. Необходимо было обследование и лечение в Красноярске. Речь шла о жизни или смерти девушки, а в кармане у меня ни гроша. Безуспешно обиваю пороги гороно, трясу медицинскими документами. Заведующий гороно, ныне покойный Юрий Андреевич  Смоленцев, мой бывший директор школы, только разводит руками: нет денег. Выручила родственница Анна Андреевна Носова: она скопила около миллиона рублей на шубу. Отдала эти деньги мне.
   В это время некоторые учительницы начинают хоронить своих мужей-учителей. Хороним  нашего  соседа, учителя технологии Николая Тимофеевича Аверенкова, мужа учительницы французского языка Лидии Васильевны. У учительницы Татьяны Алексеевны Гравановой муж поехал на заработки в Португалию, откуда вскоре вернулся инвалидом, а потом умер: после Сибири не выдержал жаркого португальского климата. Мой брат, учитель Г.М. Колотило, подался на заработки в Нижний Новгород, но вернулся оттуда ни с чем, проработав год в какой-то новоиспечённой фирме.
    В это же время нам начали раздавать ваучеры. Мне достались ваучеры "Гермеса". Первое время получала "дивиденды" по 13 рублей (за какой период - уже не помню). Потом "Гермес" растворился во времени и исчез для меня бесследно. Исчез и мой вклад на сберкнижке с советских времён в пять тысяч рублей. Вернее, сняла я эти деньги - сумму, ставшую ничтожной, ведь теперь стоимость бытовых товаров исчислялась миллионами.
    Выдали, наконец, эти миллионы и нам, учителям, после двух лет безденежья. И я побыла единственный раз в жизни миллионершей. Купила на эти деньги импортный цветной телевизор и, конечно же, вернула долг Анне Андреевне.
     Сейчас иногда мысленно возвращаюсь к этому кошмарному времени и думаю: как выжили? Отвечаю себе: выжили, благодаря взаимной поддержке и помощи, как это всегда бывало у нас  в стране в лихие времена.