Смерть Правителя. Глава третья

Глава третья.
- А что же это всё-таки значит - «анигулируют»? – допытывался Правитель.
- Это означает разложение душ, вроде твоей, то есть порочных по всей сути своей, на микросоставляющие магнитных и электрических полей, каждую из которых заглушают потом до полного исчезновения по частоте и амплитуде, исключая всякую возможность повторного возникновения в Природе. – однозначно отчеркнул Маветан.
- Так это значит я один удостоен у вас там такой чести. – сам не зная, как оценить услышанное, произнес Сутулин.
- Да нет, конечно же. Ты у нас там не один такой голубец. По тыщёнке на каждые 10 миллионов душ вас, извергов, набирается.
- А праведников-идеалистов?
- Их побольше. Раз в десять, примерно. Поэтому и технологии генетической обработки у нас различные. Первая линия идеалистов-праведников – полуавтомат. Вторая, самая массовая и поточная линия – она автоматическая по структуре, поскольку тут скорость иная, в сотни раз большая требуется. А вот ваша третья линия, куда мы направляем отпетых негодяев, вроде тебя, – тут уже построже, тут ручная работа и индивидуальная обработка.
- Тогда ещё один вопрос. – в недоумении произнёс Правитель. - А почему моя подруга сегодня мной лично пренебрегла. За любого-каждого приходила она ко мне лично, толковала и договаривалась, торговалась и старалась выгодать. А подошло моё время, так и дружба врозь, получается.
- При чём тут дружба, наивный ты человек. Она же, как ни крути, к женскому сословию тяготеет. Её работа - это лёгкие, как пух, души праведников. И те, о которых говорят, что, мол, они, как все вокруг, не без греха. Таковы были в основном твои жертвы! И все они, как ноша, были этой даме вполне посильны. Но ей никогда не унести той тяжести грехов, что на душе своей накопил ты, Правитель. Это даже мне, бугаю и медведю, не уверен я, под силу ли будет?
- М-да! – Правитель смутился.
- О чем задумался? Чего голову повесил? Quies vivere, quias decedere! Умел жить, умей и помирать! – кривлялся и ехидничал человекообразный.
- О чём, говоришь, задумался? А вспомнилось мне море гнуси человеческой, в виде лести на меня вылитое. Как через силу, захлёбываясь, я в нём барахтался. Светочем я числился всего того, что могли мои соратники и подданные придумать. И было их ни много-ни мало, а почти двести миллионов. И был я для них светлым ликом божественным, ярким знаменем, великим вождём и непогрешимым кормчим. Маяком служил в бурном море. И каждый из них только и делал, что пророчил славу великую имени моему. А сейчас, к подведению, так сказать, итогов, оказался я отпетым негодяем, грехов души которого не унести даже такому бугаю, как ты? Двойной стандарт у нас тут с тобой получается. Двулик я у вас, как Янус! По одним критериям выходит святой, образчик иконописи. А вот по другим – негодяй, дьявольское порождение. Не пойму я, а где же у нас тут правда? – с сомнением подытожил Правитель.
- А не может быть никакой правды в судьбе Правителя! – Огромное патлатое и бородатое существо постепенно приближалось, выступая из тени.
- Как это так, не может? – усомнился Сутулин.
- Да так и не может! Правитель, он ведь сидит на верхушке своей пирамиды, а все дела властные, сверху вниз и снизу в верх, ведут его служащие. А служащим всегда лгать легче и выгоднее. Так устроена человеческая психика. Так что правдой в том, о чем вы тут говорить изволите, даже не пахнет. – и уродливый Маветан нагло расхохоталось прямо в лицо озадаченному Сутулину.
- Эй, ты – образина! Перестань надо мной издеваться. Ты хоть осознаёшь, что я есть Великий Правитель, что это я выиграл Великую Войну.
- Ой, не смеши ты меня, старый. Выиграл он! Чем это ты её выиграл? Тем, что шныркал с одной воюющей стороны на другую? Тем, что, пытаясь подлостью обмануть своего столь же подлого союзника, проспал начало боевых действий? Тем, что отступал вначале быстрее, чем наступал в конце? Тем, что своих солдат и граждан положил втрое больше твоего противника? Война твоя была велика одним – величиной потерь. И не напоминай ты мне о ней! Это самый большой твой грех перед Богом и людьми.
Сутулин откинулся в кресле и, утомленный, прикрыл веки. Посинелые пальцы его рук медленно перебирали край пледа.
- Как непросто, оказывается, умирать. – думал он. - Какие спорные суждения приходится выслушивать. Анигуляция. Великие грехи.
 И сидя так, с закрытыми глазами, Правитель представил себе с детской надеждой, что страшилище убралось себе восвояси. И теперь можно снова спокойно созерцать окрестные горы и облака на их заснеженных вершинах. И даже помурлыкать в собственное удовольствие памятный смолоду песенный мотив. Но, глубоко внутри сознания Сутулин ощущал, что чудес на свете не бывает, и, почувствовав запах крепкого табака, приоткрыл щелки глаз, с досадой осознав, насколько же был неправ. Страшилище распахнуло дверь и сидело, широко расставив колени, на ступенях веранды. Оно смолило там самокрутку страшнейшего самосада, держа её в кулаке, чтобы защитить от утренней мороси.