Маршрут КурганДон

    Я блудливо пошел на кухню обуянный вожделением сготовить себе на ужин что-нибудь новенькое и непременно остренькое. В месте, где происходили массовые мессы в пользу гурманов и просто любителей набить свои внутренние емкости, я нашел еще ни кем не протестированный блендер. С тех пор как он был подарен нам в одну из рождественских ночей, ему так и не пришлось пожевать своими отнюдь не молочными зубками, чего ни будь стоящее. Все потому, что его новые хозяева были либо отчаянными консерваторами, либо бескомпромиссными ленивцами, либо людьми, не понимающими схемы и европейские языки (именно на этой тарабарщине была составлена инструкция). Дальнейшие мои манипуляции напоминали нечто похожее на изобретении машины времени или, по крайней мере, на сборку «перпетум мобиле»! Чтобы не отчаиваться и не зафитилить блендером в порывах праведного гнева в кухонное окно я начал прокручивать в незанятой блендером частях мозга мою поездку от города крепости могилы (Кургана) до города некогда святых людей (крепости Дмитрия Ростовского Р-на-Дону).

Ночь накануне оказалась беспокойной, куда беспокойней ночи моей попойки с однокурсниками. Я не видел моих однокашников давно: 5-6 лет целых. За это время они накупили себе трехкомнатных квартир, автомобилей, подержанных и отечественных, устроились к хантам и мансям в университеты заместителями деканов, в областной суд судьями, в ФСБ стукачами, в частные адвокатские конторы частными адвокатами, защитили кандидатские, профессорские, принялись за докторские, женились во второй раз, развелись, приняли чужих женщин вместе с чужими детьми, устроились на радио ди-джеями, стали директорами школ, сходили на все чеченские и ингушские войны, искупались на пляжах Анталии, Италии, съездили на тихоокеанскую рыбалку на боевой подводной лодке, сняли тайских проституток, застали своих жен с любовниками, познакомились с девушками на "Ягуарах", прочитали пару книг, стали домашними биржевиками, начальниками ментовских отделений, взяли в университетах большие взятки, умерли от наркотиков, легли на сельские кладбища и пустили на могильные холмики лепестки лесной клубники.
А я? Мне не было чем им похвастаться. Я пускал свои лепестки в Южном Федеральном Округе в виде сомнительных уроков в школе в донской казачьей школе, где большая часть учеников являлись представителями этнических турок-месхетинцев (следствие демографического взрыва неказаков на казачьей земле). Взрыву, я думаю, очень бы обрадовался и изумился Александр Васильевич Суворов - герой Измаила, Очакова и других антитурецких кампаний.
В кафе, где мы с однокурсниками глумились над своими студенческими годами, я заказал официантке с восточным обликом, мясо по кахетински, чем быстро обеспечил себе переход в глазах моих друзей на сторону Саакашвили. Хе, мол, мы с ними воюем, а ты заказал Кахетию! И пока они ели нарезку и селедку я мог пить водку без излишеств, то есть без закуски. Зато, когда мясо появилось в глиняном горшочке с прозрачным лавашем в придачу, я решил, что растяну во времени поглощение этого чудного блюда с острым соусом и сочным мясом. За полночь мы вывалились из заведения, протестировали ночные магазины и, опасаясь милицейских нарядов, вылавливающих пьющих в общественных местах алкоголь однокурсников, скрылись в городских дворах.

Наконец венец механическо-электрической эры человечества оказалась собрана моими руками злополучного мастера. Свежая, неровно почищенная картошка весело погибала в блендере, я сдабривал месиво чесночинами и сорванным только, что с донской земли, красным перцем в большом объеме, луковицами, ассоциированными мною почему-то с луковицами, которые дал папа Карло Буратино в первый поход длиноносого в школу.
Смешав все проблендированное чудо-техникой я опробовал полученное. Ах! Было пикантно, словом, то, что нужно. Можно было выдуть стакан минералки и вспоминать обратный путь.

            Приближение дороги все-таки действовало. Спал, я, не смотря на опьянение плохо. Было сухо во рту, я просыпался и жадно пил из графина отфильтрованную воду. Наутро мне отварили магазинных пельменей. Я сбегал в круглосуточный, взял прощальную бутылку темного пива. Потом такси весело гнало меня к вокзалу. В конечном счете, я успел вовремя: под рокот колес выехал с родного со студенчества города. Уже на первых минутах я оценил поле моего ближайшего общения. Со мной ехала (вернее надо мной) громоподобная женщина из Астрахани и две блондинки: мама и дочь. Последняя была моей ровесницей, без обручального кольца, в мятых шортах и качающимися по-домашнему грудями. Жаль домашние груди ехали лишь до Оренбурга. Осторожные фразы, медленно, по - бархатному, тянущийся разговор, полуфразы и полуулыбки чтение любовных романов и полуфилософские замечания по поводу и без повода. При Оле мне не хотелось, и было неудобно пить. Потому я не пил, а просто жил радом с ней. Параллельно по вагону бегали девки, которые черезчасно принимали душ в туалете, вводя возмущенную проводницу в праведный транс. Народ оказался христиански терпеливым, не смотря на смертельный риск поскользнуться на девкиных коридорных влажностях, томясь в туалетных очередях, вагонные сожители молчали. Народ мне напоминал Россию, которая мазохично улыбаясь, терпит вечную беспредельщину традиционно обманывающих властипридерживающих господ. Может, я стал брюзгливо старым? В соседнем купе ехали рослые монголы учиться на милиционеров в Волгоград. Они активно питались «До Шираком». Представители, производящей сей продукт компании могли бы изойти слюной при виде этого процесса. Впрочем, монголам можно было бы выдать особый патент на изобретение нового блюда. Потомки Чингисхана стругали в лапшу быстрого приготовления по полпалки колбасы (норма), ссыпали в тарелку пряности и различные хитроумные порошки. Так что "Завтрак монгольского милиционера" выглядел весьма аппетитно.
За Оренбургом села семейная пара в возрасте. Семью возглавляла жена Маша. Но из-под покрывала такого начальства все-таки пробивалась веселая харизма дяди Коли, формального главы семейства. Громоподобная женщина с Астрахани по-прежнему осталась надо мной. Дядя Коля и тетя Маша оказались выходцами с казахского Джамбула, современного Тараза. Нам удалось вволю по - обсуждать судьбу соотечественников в Ближнем Зарубежье, а так же судьбу тех, кто на данный момент оказался в России. Чета под предводительством дяди Коли своеобразно отреагировала на давление псевдопатриотичной российской "общественности". На недоверие "россиян", неприятие и жадное ожидание наживы обычно губительно-чиновничьей беспредельщины они ответили военными действиями. Жертвами конфликта стали нерадивые начальники паспортных столов, таможенники, аппаратчики и прочий сброд, обильно развивший свою деятельность в эру ВЛАДИПУТА и МЕДВЕДИМА. По крайней мере, в таких красках описали ситуацию переселнцы на историческую родину.
В солнечном Бузулуке, меня встретило только что народившееся солнышко и собачья свадьба. На свадьбу я опаздывал, сучка уже нехотя давала аутсайдеру, впрочем, свидетели псы почему-то не спешили отходить от брачного забора. На свежей, недавно отстроенной и маленькой станции Ново - Перелюбской, мы стояли внушительно долго. Удивились длиной, во весь железнодорожный состав, базару. На всех предыдущих станциях такие базары если и существовали, то подпольно, гонимые фуражкообразными людьми. Здесь же базар был легальным, и, судя по всему поддерживаемый властями как градоподдерживающий. Действительно, крохотный населенный пункт весь стоял, торгующий на перроне. Удивило и то, что треть торгующих (может я преувеличиваю?) были этническими корейцами. Так, что недостатка в острых салатах на станции не было. Кроме корейской диаспоры новоперелюбский базар обрадовал щуками, раками и почти добродушными ментами.
Ночь под Саратовом прошла в рассказах о православных чудесах Саровского и об откопанных старинных монастырях под Оренбургом. На Петровом валу я простился с дядей Колей и тетей Машей, как с отчаянно родными людьми. Накануне Саратов меня удивил.


Собрав с духовки обычный хлам, я вытащил противень, вымыл, смазал маслом и начал покрывать плоскость ядерной, но уже заочно любимой мной катофельно-перцово, вернее перцово-картофельной субстанцией. В наушниках ритмили "Растаманы из глубинки", а картофель покрывался сливочным маслом и оливковым якобы майонезом, принесенным из ларька напротив моего дома. По эротомански засунув противень в духовку, набрав необходимую сумму опций, я выпил еще стакан минералки.


             В Саратове меня ждали неожиданные знаки, смысл которых я расшифровать до конца не смог, но сочетание кодов меня воодушевили, и в моей жизни вдруг предположился положительный перелом. Началось все с того, что в наш вагон 6 терпеливо ожидая запаренных пассажиров, вывалившихся подышать свежим воздухом промышленного мегаполиса, с огромным рюкзаком с прицепленным к нему автомобильным номером региона 66 лез человек в настоящих засаленных львино - паучьих дредах. Чувак в шляпе с загнанными на лбу полями и огромной серьгой в ухе, две девушки в джинсах, мотня которых спустилась в район колен вместе с растаманом готовили российские паспорта и билеты. Я обомлел, но на попсовый разговор о Ямайке не пошел. Дальше, больше! Человек, которого я неоднократно встречал на полустанках и станциях (пассажир из нашего вагона) шел навстречу ко мне в футболке с огромными на груди буквами REGGAE. На соседний путь подали поезд до Тюмени в него поспешили люди, а так же человек, на пузе которого весело вкуривали растаманские смайлы. Жизнь прекрасна, ежеминутно, ежечасно, прошептал я и уставился на бутылку пива. Именно на нее, на пластиковую полторашку, которую из Саратовского магазина принес один из молодых пассажиров. Конечно, не само пиво меня взбудоражило. Такому знаку я бы удивился меньше, чем целому вагону саратовских растаманов. В руках у парня покоилась продукция пивного завода моей родины. Встретить настоящее чешское пиво здесь означало тривиальность. А вот пиво локального завода, работающего на ограниченной территории и находящегося на данный момент в полутора тысячах километрах от Волги все равно, что найти древнеиндийский город в Якутии! Впечатленный такими делами я вошел в некое озарение и теперь уже старался не отпускать от себя этой благодати.


      По дому начал распространятся пряный запах мной изобретенной картофельной запеканки.


      На Петровом валу вместо дяди Коли и тети Маши вошла почти девочка, хрупкая блондинка с дочкой - семилеткой. Я вел себя с ними ласково и по-отцовски. Закинул дочку на верхнюю полку, откуда, она сквозь ремни безопасности еще некоторое время приветливо улыбалась мне. Сам же, накачав себя кофе, удовлетворенно лег спать. Поздней ночью сфотографировал башни волгоградского вокзала, я морально приготовился встретить назавтра донские степи. Меня посетили нереальные, вдохновенные и чудесные сны. Во сне я слышал тибетскую мелодию собственного сочинения, исполняемую флейтой. Наутро, действительно пошли шолоховские пейзажи. Приветливо распростившись с мамой-соседкой и особо с ее дочей в шахтерском городке (там они сошли), я как железнодорожный старожил принял в купе пьяного молодого сварщика. Тот ехал до Адлера работать, устанавливать опоры будущей магистрали на олимпийский объект в Красных горках. Чуть позднее к нему присоединился друг, трезвый сварщик до Адлера, а я отказался от угощения крепкого пива "Дон Южное" неожиданно для себя заявив, что второй день с подряд собираюсь бросить пить. В критике партии и правительства да профессиональных сварщических репликах прошел мой заключительный отрезок железной дороги. Я решил сойти в Новочеке (такое название и проводнице было непонятно, то бишь, в Новочеркасске), не доезжая до Ростова. Поворчав на глупых темноочкастных девок, садящихся в Новочеке на поезд (ехавших верно на морские потаскушки) я забрался на наддорожный мост, окинул взором прежнюю столицу казаков, прилегающую панораму степей, отдался в руки глумливых таксистов. Таксист начал известную мне песню о повышении цен на все, на топливо в первую очередь. Я талантливо перевел разговор на коррумпированность на местах и попал на популярную тему. Словом до цели мы доехали незаметно, потом автобросок к правобережью Дона, катерок времен русско-японской войны, грубый , уже местнытаксист, и я дома. Среднеазиатские манты, салаты, водка, дети и жена. Еще один этап позади.

А запеканка понравилась мне особо. Я уплетал ее, охотно зная, что никто мне не помешает.