Лиза. Часть 31

Никто не обратил внимания на смятую постель, недопитый чай, две перепачканные кремом салфетки. Я уселся за свой стол у окна, Яков Иванович с Дмитрием сели подле меня, подвинув стулья поближе. Не ожидая никаких вопросов, я начал подробно рассказывать, как всё случилось. Как Лиза принесла мне к чаю пирожные, не ведая, что он взялся её выслеживать, как за дверью меж ними произошёл разговор, свидетелем которого я стал, совершенно того не желая, как настойчиво он набивался к Лизе в мужья.

-- Он потребовал немедленного решения, полез против её воли целовать ручку. Я не мог не вмешаться... Очевидно, мой вид и эта комната были неправильно им поняты. Он вспылил, назвал Лизу девицей из весёлого дома, которая набивает себе цену, подобно Столичной актрисе... Потом наотрез отказался принести извинения, схватился за саблю... Этого я стерпеть не смог. Надеюсь, вы поймёте меня верно...

Услыхав про саблю, Яков Иванович вскинул возмущённый взгляд.

Дмитрий решительно подскочил на стуле.

-- Да как он посмел? Кокорин! Мерзавец! Отец, позволь, я сам стану драться! Я убью его!

Яков Иванович лишь растеряно качнул головой.

-- Это верный путь на Кавказ, конец всей карьере.
-- На Кавказе служат не самые плохие люди!

Дмитрий встал, с юношеской запальчивостью заходил туда-сюда по комнате.

Их короткий, эмоциональный диалог удивил и одновременно тронул до самой глубины души. Я был абсолютно уверен, что вызов, брошенный подпоручику Полонскому - лишь положенная неписанным законом формальность, что драться всё равно должен я, как прямой зачинщик, и в этом не может быть никаких сомнений. Но оказалось, что законы дворянской чести выше всех человеческих законов, что по моей вине он обязан теперь жертвовать собой или собственным сыном. А может он думал в эти мгновения не столько о чести, сколько о счастье самой любимой дочери, ради которой не жалел уже ни себя, ни сына?

Не став ни о чём больше задумываться, я решительно качнул головой и ударил ладонью по столу, так, чтобы ни у кого не осталось никаких сомнений в неотвратимости моего решения.

-- Я буду драться сам... Дмитрий, прошу Вас быть моим секундантом.

Яков Иванович перевёл на меня откровенно уставший взгляд, в котором ясно виделось лишь одно - он всё понимает, но ничуть не возражает против такого решения. Дмитрий кратко, по-офицерски кивнул головой, выразив полное своё согласие, и тут же попросил у отца позволение пойти к Муханову, дабы незамедлительно обсудить главные детали предстоящего поединка.

Мы остались одни, два немолодых человека, много проживших и много повидавших, волей судьбы почти уже породнившихся любовью к той, ради которой готовы были, не задумываясь, отдать свои жизни. Яков Иванович начал разговор первым.

-- Вы дуэлировали ранее?
-- Нет, никогда не приходилось. А Вы?
-- Бог миловал... Законы чести запрещают Вам, не будучи дворянином, вступать в поединок с Кокориным, равно, как и ему с Вами.
-- Я знаю. Однако Вы согласитесь, что закон истинной мужской чести говорит сейчас об ином.
-- Несомненно Вы правы... Что ж, видно так было угодно Богу...
-- Если меня завтра не станет, в Вашей жизни будет намного меньше проблем.
-- Вы говорите сущую глупость. Ваша смерть не принесёт счастья ни мне, ни Лизе, как и смерть этого дурноголового штабс-капитана, но поединок с ним уж вряд возможно предотвратить. Вы избили его слишком сильно и слишком много людей стали тому свидетелями...
-- На всё воля Божья...
-- Простите, я вынужден Вас покинуть. Негоже хозяину надолго оставлять званых гостей...

Он, поклонившись, вышел. За дверью, в надвигающихся хмурых сумерках никого уже не было.

Я вернулся в комнату, залпом допил остывший чай и завалился на скомканную постель.

Отходя от всего пережитого, на тело навалилась жуткая, нечеловеческая усталость. Самые разные мысли полезли со всех сторон в гудящую голову. Что будет с ней, если меня, действительно, не станет завтра? И что будет со мной, если Бог повелел мне таким страшным путём покинуть это время и этот мир? Дай Бог, чтобы всё либо сгинуло в мёртвую черноту, либо напрочь забылось, если это действительно окажется таинственным возвращением. Я понимал, что, сохранив в своём сердце хоть каплю теперешней любви, не проживу без Лизы ни дня и ни единой минуты. Это выше моего сознания и всех моих бренных, человеческих сил. Я понимал, что в предстоящем поединке лёгких ранений не будет, ни с моей, ни с его стороны, что всё это затеяно Богом, как полное и окончательное решение возникших по Его же велению проблем.

Другая мысль, торопливо изгоняя из головы прежнюю, легла на сердце маленькой каплей надежды. А может это всего лишь испытание? Самое последнее и самое главное? Испытание силы и прочности нашей любви, проведя через которое, Бог подарит нам полное, теперь уже совершенно заслуженное счастье?

Пусть так. Всё равно, чему быть, того не миновать.

Я встал, скинул халат, поправил постель и вышел в сумеречный, пустой коридор.

В зале ещё играла музыка, слышались голоса гостей. Не желая ни с кем встречаться, я заглянул из-за угла в дальний коридор и, убедившись, что он пуст, почти бегом помчался к лестнице. Сверху спускалась Агафья. Увидев меня,  улыбнулась, смущённо пряча руки за спину. Я спросил, у себя ли барышня Елизавета? Она затрясла головой, указав рукой в другую от лестницы сторону.

-- Нет, барин, они там. Любовь Яковлевна их давеча туда увели.

Как и предполагалось, женская половина, на которую заходил лишь раз, едва появившись в доме, выглядела полным зеркальным отражением мужской. Двери всех комнат были закрыты. Я не знал, в какую стучаться, решив начать с самой дальней. За углом оказалась открытой ещё одна дверь, в ней ярко горели свечи, двигались тёмные тени, доносились женские голоса. Я, не раздумывая, шагнул в неё, для приличия стукнув пару раз в деревянную раму, и замер, едва сделав шаг.

Она сидела посреди большой проходной комнаты прямо на полу, на узорчатом круглом ковре в окружении объёмной, коралловой юбки, разложенных по полу детских игрушек и высоко развешенных по стенам ярких подсвечников. Маленькая Катенька в прежнем греческом костюмчике протягивала к ней большую белолицую куклу в кружевном чепчике.

-- Изя! Гяди! Изя! Тата узе не пацет! И ты не паць!

Увидев меня, Лиза, не испугалась, не отвела взгляд, лишь торопливо смахнула с бледной щеки самую последнюю, невидимую слезинку, словно ждала этой встречи и всячески готовилась к ней. Губы не пытались улыбнуться или показать что-то натянуто неестественное. Её взгляд и лицо старались из последних сил сохранять внешнее спокойствие, не скрывая, что внутри всё сгорает от ужаса, но ей хватит сил и настоящего женского мужества не тревожить меня в преддверии самого страшного, что ожидалось теперь уже совсем скоро.

Я подошёл к ней, молча протянул руки, помогая подняться с пола. Она легко встала, не выпуская мои ладони из горячих рук. Катенька тут же дёрнула кружевную оборку на юбке.

-- Изя! Ты не станес пакать?

Лиза решительно качнула головой, не отводя от меня глаз.

-- Нет, Катенька, не стану...

Девочка, радостно улыбнулась, переводя удовлетворённый взгляд на куклу.

-- Тата! Изя не станет пакать!

В дверях смежной комнаты показалась голова няньки в белом чепчике.

-- Ступайте ко мне, Екатерина Павловна.

За её спиной показалась любопытное лицо ещё одной няньки, молодой и довольно полной, которая топталась по комнате, кружась и качая на руках годовалого мальчика. Наконец двери закрылись и мы остались вдвоём, без посторонних глаз.

Лиза тут же прижала мои руки к губам.

-- Простите, я не должна сейчас говорить об этом, но вся душа моя от вины стонет...

Я тут же перебил её.

-- Ты ни в чём не виновата. Лиз, я прошу тебя и приказываю ни в чём себя не винить.

Она лишь покорно кивнула головой и праздничные локоны заплясали вокруг плеч забавными, упругими пружинками.

Мы прекрасно понимали, что продолжать этот разговор нельзя, нельзя мучить друг друга переживаниями, рвать в клочья души.

-- Знаешь, Лизёнок, когда всё закончится, мы уедем с тобой в Швейцарию.

Она посмотрела на меня неожиданно удивлённо, словно не поверив услышанным словам.

-- Как же Вы самую заветную мечту мою угадали? О ней одна лишь яблонька  знает, более никто на свете.

Я улыбнулся совершенно искренне.

-- Она мне и шепнула тайком в той нашей прогулке.
-- Скажите, коль не лукавите, которая из них Вам шепнула?

Спонтанная игра в угадалку пролетела в голове быстрее пули, заставив измученное сердце довериться ей также наивно и безоговорочно, как мы доверили нашу любовь бесстрастным картам.

Если угадаю, то завтра всё пройдёт, как нельзя лучше! Я постарался лукаво улыбнуться.

-- Лишь Катерина маленькая знает все твои тайны. Она и шепнула...

В ответ она улыбнулась с ещё большим и совершенно детским  удивлением.

-- Вы верно в своём грядущем всё теперешнее наперёд знаете?

Я отрицательно качнул головой.

-- Я знаю, что любил тебя всю свою жизнь и буду любить во все грядущие времена.
-- Какой же Вы удивительный...

***

Люба вошла из коридора, застав нас у тёмного окна влюблённо держащимися за руки, тут же деликатно извинилась, всё уже видя и понимая.

-- Гости начали разъезжаться. Митя с Мухановым отъехали верхом ненадолго. Папа уж спрашивал Вас, Георгий  Яковлевич, просил вскорости прийти к нему в кабинет...

==============================
Часть 32: http://proza.ru/2018/08/02/1030