Кошмары Хусто

Как - то незаметно и тихо наступил жаркий, темный и привычно влажный, душный вечер. Хусто, утомленный безуспешными поисками работы, молча возвращался в свою хижину. Еще один день его несчастной и неудачной жизни прошел тихо, обычно и голодно. Еще один день, ровным счетом так ничего и не изменил в его бедняцкой судьбе.

 Вот и сегодня, как и вчера, как и позавчера, как и неделю назад, его карманы   пусты. А благотворительный супчик, съеденный им сегодня в приюте Святого Патрика, только слегка притупил чувство голода. И в сумке, даже после безуспешного поиска чего-то съестного по  улицам и подворотням деревни, было пусто также, как и в желудке.

Дома тоже пусто, холодно и одиноко. Он ложится на свой старый без матраца, без простыней и одеяла жесткий лежак, что у самого окна. Не спится. Думается Но и тоскливый свет бледной луны в окошке ничего не высвечивает, кроме его грустных и печальных черных глаз. Ничего. Ни как отдать долги богатому соседу Хосе, ни, как заработать хотя бы несколько песо, ни, как как вообще выбраться из этой беспросветной давящей душу  нищеты,

-Один путь у меня, - печально подводит итоги своих вечерних и безутешных размышлений Хусто. - Один.

С этим и уснул.

Вдруг на улице раздался крик:

-Вор! Держи во-о-о-ра!

Он было поднялся. Но что-то ноги,тяжелые как во сне, мешали, не пускали,волочились.  И бежать вместе со всеми и ловить кого - то там, укравшего что-то у кого-то, Хусто расхотелось.  Галдящая и крикливая толпа пробежала мимо.

-Бедняга, - пожалел он убегающего, - достанется же ему, если поймают.

Ему вспомнился случай. В их деревню забежала бродячая собака. Старая и вся ободранная. Так вся деревня бегала за ней, пока не убили. Вдруг он услышал ликующий крик толпы, точь- в точь такой же, как тогда, когда бедного пса загнали в угол.

-Сейчас все заняты вором, - вдруг осенило его, по охотничьему непривычно азартно забилось сердце. Он быстро встал, так что скрипнул пол и затрещал старенький лежак. Надрывный кашель больной матери проводил до дверей.

 Но в старую пустующую сейчас из-за всеобщего переполоха лавку богатого главного богатея деревни,  Хосе,  он не пошел. Все же он  решил посмотреть на вора и, увидев в конце улицы толпу, пошел прямо по пыльной деревенской улице.

Вор был уже привязан к столбу. Рядом валялась банка консервов, испачканный в пыли кусок хлеба. Это, видимо,все, что он украл.

· Лет сорок, старый. Такой же несчастный, как я, - подумалось Хусто, - тоже, наверное, как у меня семья большая, голодная, мать больная.

Тут началось самое страшное. Месть разъяренной и заведенной до слепой ярости прислужниками Хосе толпы. Мужчины деревни выстроились в очередь и по очереди подходили и били вора по лицу. Позвали и его, Хусто. И он тоже ударил по левой щеке этого бедного, ударил не сильно, не глядя ему в лицо, ударил и тут же убежал.

Он долго не мог уснуть. И во сне его мучили кошмары. Долго стояли в ушах ободряющие крики радостной толпы:

· Да, ты не бойся, Хусто! - кричали ему, - Бей его. Не бойся! Бей! Ведь он связан!

Хусто снова проснулся. Жарко. Не спалось. Ему снова приснилось, что это его поймала деревенская толпа, что это его привязали к позорному столбу, что это к нему выстроилась очередь довольных и зажиточных селян, что это его с отмашкой с садистским удовольствием бьют по щекам, в челюсть, по печени, почкам, в грудь руками и ногами, с красными от злости и почему -то светящимися во сне, как у вампиров, люди.

Бьют сильно, подло, зло, а всего-то за кусок поднятого у булочной лавки хлеба. Его, Хусто, бьют. Бьют, как вора. Откровенно с презрением.

Он снова проснулся, снова в поту. Встал. Тело болело, как и в правду избитое. Спать больше не мог. Вышел на улицу. Хотя было поздно, окна местных богатеев светились, Играла кое -где музыка, слышался женский смех, глухие довольные мужские голоса.

Нет справедливости, подумалось Хусто. Ничего здесь, в этой деревне, ему не добиться. Ничего не изменить. Богатые жируют. А бедным, и песо не дадут заработать. Им на народ наплевать. Не на кого больше Хусто надеяться. Семья голодает. Хватит с него терпеть. Вздохнув, он пошел спать, твердо решив для себя , что делать, и как жить дальше.

Он все бросит и уедет  к своему брату в большой  город,  брат главарь местной банды, служит у больших людей. Он, Хусто, быстро научится  и сам лично будет отбирать у этих богатеев все лишнее, отдавать отобранное у них бедным. покупать и раздавать им бесплатно муку, просо, хлеб. Он, Хусто, все решил. ОН станет настоящим ганстрером.
 Проснулся. В окошко по-прежнему светило бледная и одинокая луна. Проснулся, Хусто, да не совсем.

Навалился на душу жаркий и темный вечер. Задавил сердце влажностью и духотой.  Хусто, нехотя плелся по пустой и безлюдной улицы деревни. Идти домой не хотелось. Идти домой было стыдно. Ничем не мог он обрадовать свою несчастную семью. Ничего нового сказать не мог. Пособие не получил. Работу не нашел. Одним словом, неудачник. Безработный, голодный и нищий.

Кроха сухого хлеба, оброненная кем-то у лавки Хосе, вот весь его сегодняшний обед. Вот и весь его сегодняшний улов. Что он скажет маме? Что он скажет жене? Чем повеселит своих любимых ребятишек?

Дома пусто, холодно и одиноко. Он бочком и бочком потихонечку залез на свой лежак и притворился спящим. Но не спится, Хусто. Тоскливо гладит его небритые щеки бледная луна из бездонно - черного усыпанного колюче - яркими звездами недоброго ночного неба.

-Один путь у меня, - печально подводит он итоги своих вечерних и безутешных размышлений. - Один.

Так в обнимку с луной и уснул. Разбудил визгливый крик прислуги Хосе:

-Вор! Держи во-о-о-ра!

Он было поднялся. Но что-то его остановило. И бежать вместе со всеми и ловить кого - то там, укравшего что-то у кого-то, расхотелось. Шумная толпа пробежала мимо.

-Бедняга, - пожалел он убегающего, - достанется же ему, если поймают.

Ему вспомнился случай. В их деревню забежала бродячая собака. Старая и вся ободранная. Так вся деревня бегала за ней, пока не убили. Вдруг он услышал ликующий крик толпы, точь- в точь такой же, как тогда, когда бедного пса загнали в угол.

-Сейчас все заняты вором, - вдруг осенило его и по охотничьему забилось сердце. Он быстро встал, так что скрипнул пол и затрещал его старенький лежак. Надрывный кашель больной матери проводил до дверей. Но в старую пустующую сейчас лавку Хосе он не пошел.

Все же он решил посмотреть на вора и, увидев в конце улицы толпу, пошел к ней. Вор был уже привязан к столбу. Рядом валялась банка консервов, испачканный в пыли кусок хлеба. Это, видимо,все, что украл.

Тут началось самое страшное. Месть необузданной толпы. Мужчины деревни выстроились в очередь и по очереди походили и били вора по лицу. Позвали и его, Хусто. И он тоже ударил по левой щеке этого бедного, ударил не сильно, не глядя ему в лицо, ударил и ту же убежал. Он долго не мог уснуть. И во сне его мучили кошмары. Долго стояли в ушах ободряющие крики радостной толпы:

· Да, ты не бойся, Хусто! - кричали ему, - Бей его. Не бойся! Бей! Ведь он связан!

Хусто проснулся ночью. Жарко. Не спалось. Ему приснилось, что это его поймала деревенская толпа, что это его привязали к позорному столбу, что это к нему выстроилась очередь довольных и зажиточных селян, что это его с отмашкой с садистским удовольствием бьют по щекам, в челюсть, по печени, почкам, в грудь руками и ногами. Бьют, а рядом валяются бесполезные, выбитые ими два заряженных кольта, лучшие пушки бандита, валяются абсолютно ненужные и почему-то ржавые.

Бьют сильно, подло, зло, бьют за все его бандитские дела, за ограбленных, за убитых невинно.  Его, Хусто, бьют. Бьют, как презираемого бандита. Откровенно с презрением.

Его, Хусто, бьют.  Он проснулся в поту. Встал. Тело болело, как и в правду избитое. Спать больше не мог. Вышел на улицу. Хотя было поздно, окна местных богатеев светились, Играла кое -где музыка, слышался женский смех, глухие довольные мужские голоса.

Хусто подошел к забору, что у дома богатого Хосе. Поднял с дороги приличный увесистый булыжник и запустил его прямо в это веселое шумное ненавистное ему окно. Камень попал в световую плошку, опрокинул ее. В доме сразу стало темно, завизжали женщины, забегали мужчины.

А Хусто все стоял. А Хусто все не уходил. И к нему уже бежала толпа прислуги, громко лаял и бежал впереди всех большой и злой пес Хосе, кем -то быстро и услужливо  спущенный сцепи. От шума, ужаса, страха и боли откушенной псом руки Хусто проснулся.

Проснулся, да не совсем.

- Пошел вон!- вытолкал его взашей прислужник Хосе, и, ударив для ясности по спине длинной палкой, докричал в вдогонку убегающему Хусто:

- Тебе сказал хозяин, нет у него работы. Пошел вон, бездельник!

Хусто отдышался. На пыльной вечерней улице, главной улице деревни, вдоль которой как слепые прижались друг к другу хижины бедняков. И только двухэтажный дом Хосе, с амбаром, лавкой и большими окнами высился в центре деревни, как бы разделив ее пополам. Одна половина прислуживала Хосе, вторая батрачила на его угодьях и плантациях.

Уже вечерело. Идти было больше некуда и Хусто, тяжело вдохнув в себя, жарко-противный тягучий воздух, нехотя поплелся домой.  Все съестные запасы дома вчера закончились. А сегодня он ничего не смог ни заработать, ни найти. Снова впереди голодный вечер. Снова будет резать сердце укоризненный взгляд его детей и молчаливое сочувствие Розетты.  Нечего ему сказать маме? Нечего ему сказать жене? Только печально погладит по головкам своих молчаливых детишек. Нечем сегодня их покормить. Нечем повеселить.

Чтобы никого не разбудить и не потревожить Хусто тихо пробирается к своему лежаку, что у самого окна и притворился спящим.  Ночь. Луна. Холодно, неприкаянно и неуютно на душе Хусто. Так в обнимку с луной и уснул.

Вдруг на улице раздался крик:

-Вор! Держи во-о-о-ра!

Он напуганный этим шумом проснулся. Проснулся, да не совсем. Что-то его остановило. И бежать вместе со всеми и ловить кого - то там, укравшего что-то у кого-то, расхотелось. Шумная толпа пробежала мимо.

-Бедняга, - пожалел он убегающего, - достанется же ему, если поймают.

Все же Хусто  решил посмотреть на вора и, увидев в конце улицы толпу, пошел к ней. Вор был уже привязан к столбу. Рядом валялась банка консервов, испачканный в пыли кусок хлеба. Это, видимо,все, что украл.

Тут началось. Мужчины деревни выстроились в очередь и по очереди походили и били вора по лицу. Позвали и его, Хусто. И он тоже ударил по левой щеке этого бедного, ударил не сильно, не глядя ему в лицо, ударил и ту же убежал. Он долго не мог уснуть. И во сне его мучили кошмары. Долго стояли в ушах ободряющие крики радостной толпы:

Хусто проснулся ночью. Жарко. Не спалось. Ему приснилось, что это его поймала деревенская толпа, что это его привязали к позорному столбу, что это к нему выстроилась очередь довольных и зажиточных селян, что это его с отмашкой с садистским удовольствием бьют по щекам, в челюсть, по печени, почкам, в грудь руками и ногами.

Бьют сильно, подло, зло, а всего-то за разбитое стекло у богатея Хосе, за разбитую осветительную плошку, за перепуганных гостей хозяина. Его, Хусто, бьют. Бьют, откровенно с презрением.

Он проснулся в поту. Встал. Тело болело, как и в правду избитое. Спать больше не мог. Вышел на улицу. Хотя было поздно, окна местных богатеев светились, Играла кое -где музыка, слышался женский смех, глухие довольные мужские голоса.  Нет справедливости, подумалось Хусто.

Вспомнил он и задушевную свою беседу с пастором.  О смирении, о грехе гордыни. 
Смирись, - говорил пастор, прикладывая к его лбу большой и тяжелый серебряный крест,    - смирись,  брат  мой, смирись и  благодать божья  снизойдет на тебя.

-Хусто, что с тобой? - склонилось над ним старое, но по-прежнему доброе лицо матери.

- Хусто, Ты куда? Рано еще?

- Я к Хосе, мама. Спи. Он разрабатывает новые плантации табака у реки  и ему наверняка нужны новые батраки. Что  толку бунтовать. Я  смирился,мама.  Я батраком пойду к Хосе. Он возьмет меня. Ведь мы соседи. Говорят, он  платит полквартильо риса и просо в день, мама. Это очень много. Мама, мы с тобой снова будем сыты, и ты не будешь больше  болеть.

Кашель матери проводил его до двери.

Хусто проснулся.

Проснулся, да не совсем.