Дворянское гнездо. Могила Пушкина

 
27.05.05
Утром собрался в Тригорское через Михайловское по старой Ганнибаловской дороге и далее мимо озера Маленец. Неизвестно кто дал название озеру, но очень уж оно созвучно c городом Мелен. Абрам Ганнибал шесть лет прожил во Франции и не мог не знать еврейской истории этого города. В 13 веке король Людовик вместе с баронами в Мелене превратили евреев в частную собственность. Модель крепостного права в России. Кто знает, сколько еврейских семей было закрепощено за российскими боярами во время ливонских завоевательных войн?
В советско-еврейском жаргоне слово «маланец» символизирует бесправного еврея, таким был Пушкин в Михайловском за сто лет до советской власти в России. Поэт любил ходить в Тригорское мимо этого озера, и не исключено, что оно навеяло стихотворение «Пророк» из библейского Исаия.
При выходе из гостиницы полушутя сказал дежурной: «Неужели в таком важном музее России власти не могут организовать регулярный транспорт в Тригорское?» «В Тригорском люди не живут, работники музея добираются на служебном автобусе, а туристов привозят. Если хотите, я вызову такси, а вы, ожидая, попейте кофейку в нашем ресторане». Я согласился. Через 15 минут такси стояло у входа. Водитель, вылитый еврей небольшого роста с живыми карими глазами при усах, вежливо открыл дверцу. Стоимость туда и обратно – 100 рублей, меньше четырёх долларов. В дороге разговорились. Он действительно оказался евреем, его жена работает в ресторане, зовут её Фира, училась когда-то в техникуме в Могилёв Подольске, а вообще-то она из Шаргорода, места исконно еврейские, там и сегодня живёт её мать. Мир тесен, моя жена тоже из Могилёв Подольска, и я там жил и работал.
Илья, так его звали, выходец из Шепетовки из семьи известных в округе музыкантов. Служил в армии заместителем дирижера военного оркестра города Риги, демобилизовался в чине майора. Их дочь живёт в Москве, недавно вышла замуж, купу делал сам Главный Раввин России. «Какая роскошная была свадьба. Пришлось выложить, ой, много мани».
У входа в усадьбу Тригорское деревянная изба с крылечком, в ней небольшое кафе, магазин сувениров и книг. Илья предложил приехать за мной через три часа, я засомневался. «Поверьте моему опыту, туристы управляются в два».
Во времена ссылки Пушкина в Михайловское Тригорское принадлежало Осиповой Прасковье Александровне, девичья фамилия которой Вындомская. Фамилии Дом, Домб, Домберг, Домбе, Деембовский характерны среди еврейских. В Кольском уезде при Петре Первом существовал небольшой городок Домбе, в котором разрешалось свободное проживание евреев. Ben Dombe, что означает с иврита Сын Домбе, переделать на русский манер в Вындомский проще, чем фамилию основателя Одессы де Рибаса Осипа Михайловича в улицу Дерибасовскую.
Вындомские появились в России при царе Петре Первом. Может быть, были и раньше, но под другими фамилиями. Дмитрий Вындомский в 1710 году  служил  в Семёновском полку, в 1733 г.занял пост поручика, подтверждение выхлопотал только в 1736. Карьеру семьи Вындомских сделал сын Максим Дмитриевич во время дворцового переворота Елизаветы  Петровны (1741-1762). Он участвовал в секретнейшей операции по эвакуации императрицы Анны Иоанновны с наследником престола малолетнего Иоанна (Ивана Шестого) и его матери. Екатерина Вторая высоко оценила службу Максима Вындомского, одарив его деревнями Егорьевской губы, «в которой состояло 1085 душ» крепостных.
Именье Тригорское, на трёх горках стоящее, получило своё название при Александре Максимовиче Вындомском. Он, как и прадед, тоже служил в Семёновском полку, уволился в 1778 году в чине полковника и женился на Марье Кашкиной, дочери при- ближённого ко двору генерал-аншефа, основателя Пермской губернии Евгения Петровича Кашкина. Фамилия Кашкин не имеет никакого отношения к русскому слову «каша». Каш, Каши, Кашани, Кашевник, Кашницкий – фамилии евреев выходцев из Персии из города Кашана. В Венгрии есть древний город Кашау, в котором проживала большая еврейская община со времён Хазарского Каганата, в Молдавии – село Каушаны с того же периода.
В 1780 году у Александра и Марии родилась дочь. Назвали её Полиной, Прасковьей она стала позже – «Звала Полиною Прасковью и говорила нараспев» - кому не известны эти строки из «Евгения Онегина». Она  рано в  1799  году вышла замуж за Вульфа Николая Ивановича, родного брата деда Анны Керн.

Они хранили в жизни мирной
Привычки милой старины;
У них на масленице жирной
Водились русские блины…

В 1813 году умирают отец и муж. Она выходит вторично замуж за статского советника Ивана Осипова, но в 1824 году и он умирает. В возрасте 43 лет Прасковья Александровна остаётся полноправной хозяйкой имения. Во времена ссылки Пушкина имение населяли кроме хозяйки дочери от первого мужа - Анна и Евпраксия, от второго – Мария, Катерина и сын Алексей, падчерица Александра. Анна Петровна Керн оставила для будущих поколений описание своей тётушки; читая строки воспоминаний нужно помнить, что обе они любили Пушкина и были им любимы. «Нехорошенькою, - она, кажется, никогда не была хороша, - рост ниже среднего, гораздо, впрочем в размерах, и стан выточенный, кругленький, очень приятный; лицо продолговатое, довольно умное (Алексей на неё похож); нос прекрасной формы; волосы каштановые, мягкие, тонкие, шёлковые; глаза добрые, карие, но не блестящие; рот её только не нравился никому: он был не очень велик и не неприятен особенно, но нижняя губа так выдавалась, что это её портило. Я полагаю, что она была бы просто маленькая красавица, если бы не этот рот». До замужества «она только всё читала, читала и училась. Она знала языки: французский порядочно и немецкий хорошо, я полагаю!» 
Я бродил  по  аллеям  холмистой  усадьбы – сосна, липа, круглая площадка в лесу и на ней солнечные часы, между холмиками ручейки, мостки, небольшие озёрца, есть и степная часть. Такое ощущение, что населяющие это место люди спят, но вскоре всё оживёт, зашумит, заполнится звонкими голосами.
Дом усадьбы, воспроизведённый по оставшимся следам фундаментов полотняной фабрики, похож на длинный барак с множеством комнат, сервированных старинными вещами 19 века, в том числе и напольными механическими часами; солнечные в лесу - так они для забавы. Много труда вложено неистовыми восстановителями исчезнувшего прошлого. Экскурсовод рассказывал об отношениях обитателей имения с поэтом. Ниагары чувств, посвящения и, возможно, снова Керн, под той же буквой с тремя звёздочками:
               
                К***

Ты богоматерь, нет сомненья,
Не та, которая красой
Пленила только дух святой,
Мила ты всем без исключенья;
Не та, которая Христа
Родила не спросясь супруга.
Есть бог другой земного круга –
Ему послушна красота,
Он бог Парни, Тибула, Мура,
Им мучусь, им утешен я.
Он весь в тебя – ты мать Амура,
Ты богородица моя.

Впрочем, среди дочерей Осиповой Мария тоже была, «милая и умная почитательница» поэта.
На выходе из музея я обратил внимание на небольшой портрет женщины с полными руками, открытым добрым лицом, высоким лбом, волосами, зачёсанными гладко, с пробором посредине, спадающими локонами. Художнику удалось сохранить гармонию между внешней привлекательностью и внутренним, судя по карим выразительным глазам, богатым миром. Это была Зизи Вульф, она и Зина, и Евпраксия Николаевна – дочь от первого мужа хозяйки. Пушкин посвятил ей стихи в «Евгении Онегине», встречался с ней не только в Михайловском, дарил ей свежие оттиски своих книг. Портрет притягивал, такое впечатление, что женщина вот-вот заговорит с приветливой чуть капризной улыбкой, и весь мир станет её миром.
Смотрительница комнаты, увидев, что я долго стою возле портрета, подошла ко мне и сказала: «Вот она русская красота!» Ответил мыслями: «Эта женщина похожа на мою мать в молодости – те же локоны, овал круглого лица, карие глаза, полные руки. Она никогда не писалась русской, хотя и преподавала русский язык и литературу. Пушкин был её любимым поэтом». Девушка посмотрела на меня внимательно и, ничего не сказав, отошла.
Глубокий овраг отделяет Тригорское от бывшей грозной крепости Воронич, стоящей на стратегической дороге из Москвы на Псков и далее на Литву, Польшу. Я подошёл к краю оврага. Внизу просматривалась тропа. Говорят, что именно здесь Пушкин появлялся из Михайловского по старой ганнибаловской дороге. Нужно только подождать, и скамейка здесь же стоит. Я сел. Между двумя зелёными рощами в просвете, как в окне, светлой рябью просматривалась Сороть. За рекой заливные луга, стада коров, стога и ещё дальше – неровная полоска леса на фоне чуть синеватого неба. Казалось, всё так и осталось с лета 1826 года, когда поэт Николай Языков и Алексей Вульф приехали в Тригорское навестить Пушкина.

И часто вижу я во сне:
И три горы, и дом красивый(!),
И светлой Сороти извивы
Златого месяца в огне,
И там, у берега тень ивы,
Приют прохлады, в летний зной
Наяды полог продувной;
И те отлогости, те нивы,
Из-за которых вдалеке,
На вороном аргамаке,
Заморской шляпою покрытый,
Спеша в Тригорское, один
Вольтер, и Гёте, и Расин –
Являлся Пушкин знаменитый…

«Вороной аргамак» - не откуда было взяться в Михайловском такой породистой лошади, как и «Заморской шляпе» Пушкина. «Заморская» - это невиданная, странная. И то, и другой поэтизированный приём. Алексей Вульф – друг поэта и сын Осиповой более конкретен. Он вспоминает о встрече с Пушкиным в Михайловском. «По шаткому крыльцу вошёл я в ветхую хижину первенствующего поэта русского. В красной молдаванской шапочке и халате увидел я его за рабочим столом…». По Пушкину эта молдавская шапочка в Кишинёве имела названье «скуфьи жидов», она же феска, как правило, красного цвета, она же ермолка, и в ней, в «картузе престранного вида», по Языкову «в заморской шляпе», он пришёл в 1827 году на выставку картин в доме Таля на Невском проспекте. Таль – еврейское имя – утренняя росса. Головной убор, ермолка – постоянный атрибут на голове Пушкина. Легенды о бритой голове не помогают.
Три часа пробежало незаметно. Илья меня уже ждал. Я извинился и, протянув  сторублёвку, сказал, что не уложился в срок. Деньги он не взял и пообещал приехать через два часа.
В Воронич, вернее, то, что от него осталось, шёл по дну глубокого оврага. Сначала еле просматриваемая заросшая травой дорога, потом крутая тропинка привела меня на холм, с которого открылась застывшим зеркалом река Сороть и всё, что за нею и над нею.
На краю холма над рекой находилось древнее кладбище, огороженное каменным забором монастырского типа. Неизвестно когда было оно основано, но основано было с любовью к почившему. Посредине кладбища возвышался остов большого свежесрублен- ного дома. Раздавались удары молотков, скрип пил, пахло свежей пиленой древесиной. На земле лежали обтёсанные брёвна, от них и запах. Такой шикарный дом посередине кладбища? Оказалось, что строят церковь. «На старых могилах», - пояснили рабочие. А я подумал: «Среди них, возможно, была могила Надежды Иосифовны Пушкиной, и кто знает…? Где она похоронена никому сегодня неизвестно, остаётся догадываться из писем её сына, что на кладбище в Ворониче.
Письмо Погодину 14 апреля 1836 года. Из Михайловского в Москву: «Пишу к Вам из деревни, куда заехал вследствие печальных обстоятельств». Н. М. Языкову. 14 апреля. Из Голубова в Языково. «Отгадайте откуда  пишу  к  Вам,  мой  любезный Нико- лай Михайлович? Из той стороны

- где вольные живали etc.

Где ровно тому десять лет пировали мы втроём – Вы, Вульф и я; где звучали Ваши стихи и бокалы с Ёмкой, где теперь вспоминаем мы Вас – и старину. Поклон Вам от холмов Михайловского, от сеней Тригорского, от волн голубой Сороти, от Евпраксии Николаевны, некогда полувоздушной девы, а ныне дебелой жены, в пятый раз уже брюхатой, и у которой я в гостях.
Алексей Вульф здесь же, отставной студент и гусар, усатый агроном, тверский ловелас – по-прежнему милый, но уже перешагнувший за  тридцатый год».
В августе 1836 года на Каменном острове в Петербурге эхом отзываются апрельские похороны матери.
 
« … Но как же любо мне
Осеннею порой, в вечерней тишине,
В деревне посещать кладбище родовое,
Где дремлют мёртвые в торжественном покое.
Там неукрашенным могилам есть простор;
К ним ночью тёмною не лезет бледный вор;
Близ камней вековых, покрытых жёлтым мохом,
Проходит селянин с молитвой и со вздохом;
На место праздных урн и мелких пирамид,
Безносых гениев, растрёпанных харит
Стоит широко дуб над важными гробами,
Колеблясь и шумя…».

В письмах А. С. Пушкин с любовью пишет о деревне, Михайловском, Тригорском, реке Сороть. В стихотворении он конкретен и указывает, что «родовое кладбище»  именно  в  деревне,  а  не в Святогорском монастыре, и не монах проходит мимо могил, а «селянин». Единственное деревенское кладбище между Тригорским и Михайловским находилось в Ворониче. 
Писатель К. Г. Паустовский в 1936 году посетил эти места: «В погосте Вороничи, где я жил, стояла деревянная ветхая церковь. Все её звали церквушкой. Иначе и нельзя было назвать эту нахохленную, заросшую по крышу жёлтыми лишаями церковь, едва заметную сквозь гущу бузины. В этой церкви Пушкин служил панихиду по Георгу Байрону». Со всех сторон церковь, называлась она Георгиевская, окружали могилы. В одной из них под «вековым» многогранным камнем, заросшим зеленовато-жёлтым мхом, лежит отец Осиповой, основатель Тригорского – Александр Максимович Вындомский, дата рождения не указана, умер 12 февраля 1813 года. При Пушкине эта могила уже существовала, возможно, именно этот камень поэт имел в виду. Позже к деду «подселили» внука Вульфа Алексея Николаевича, 17 декабря 1805 г. – 17 апреля 1881.; вытесали окошечко для имён и воткнули, другого слова не подберёшь, крест из двух цилиндрических болванок современного проката.
Основание Святогорского монастыря связано с г. Вороничем, Георгиевской церковью и легендой о появлении чудесным образом в ней иконы «Умиления» в 1563 году. В 1764 году к Святогорскому монастырю были приписаны монастыри Опочецкий и Николаевскй в г. Ворониче. Во времена Пушкина монастырские земли Святогорского монастыря «сошлися в смеже с Воскресенскою и Георгиевскою церквами Воронича». Кладбище по соседству с Гергиевской церковью тоже относилось к монастырю. Михай- ловских и Тригорских хоронили на кладбище села Воронича Святогорского монастыря.
Иван Сафонович Осипов, 1773 – 5 февраля 1824, лежит под относительно свежей светлого цвета мраморной доской без креста. Отца Ивана (Ионатана) Осипова звали Саф - на иврите, очень редкое еврейское имя в честь названия долины близ Иерусалима. Есть и другие объяснения, не имеющие ничего общего с русскими именами, например: саф - порог, чаша. Такая же могила без креста у его жены, хозяйки Тригорского, с лаконичной надписью:
«Осипова Прасковья Александровна, род. 28 сентября 1781 г., сконч. 8 апреля 1859 года», она же Вульф по первому мужу, по девичьей фамилии Вындомская – из еврейского городка Домбе. Под мраморными плитами проступают тёмные от времени фундаменты. В современном путеводителе «Ле Пти Фюте» место это обозначено «Некрополь Осиповых-Вульф». Почему только Осиповых-Вульф? Вындомские, Вульфы, Осиповы, Ганнибалы, 
Пушкины дружили семьями и породнились. Лиза, старшая сестра Прасковьи, вышла замуж за Якова Исааковича Ганнибала, одного из сыновей Исаака Абрамовича, что дало повод Пушкину назвать кладбище в Ворониче родовым. Его бабушка тоже Ганнибал и девичья фамилия  матери – Ганнибал. В 1825 году Александр Сергеевич вписал в альбом Прасковье Александровне сердечное и пророческое посвящение:

   Быть может уж недолго мне
В изгнанье мирном оставаться,
Вздыхать о милой старине
И сельской музе в тишине
Душой беспечной предаваться.
   Но и в дали, в краю чужом
Я буду мыслию всегдашней
Бродить Тригорского кругом,
В лугах, у речки над холмом
В саду над сенью лип домашней.
   Когда померкнет ясный день,
Одна из глубины могильной
Так иногда в родную сень
Летит тоскующая тень
На милых бросить взор умильный.

Прасковья Александровна не числится в Донжуановском списке Александра Сергеевича, но, пожалуй, не было в биографии поэта женщины более близкой ему на протяжении многих лет. Письма, свидетели их взаимоотношений, рассказывают о многом.
«В Болдинском уединении получил я сразу, сударыня, два ваших письма. Надобно быть совершенно одиноким, как я в настоящее время, чтобы вполне суметь оценить дружеский голос и несколько строк, начертанных кем-либо из тех, кого мы любим». «Ваше молчание, дорогая и добрая Прасковья Александровна, начинало меня уже тревожить. …Я хочу только одного – иметь собственную земельку в вашем соседстве». «От всего сердца благодарю вас, дорогая, добрая и уважаемая Прасковья Александровна». «Поверьте мне, дорогая madame Осипова: жизнь хотя и «приятная привычка», но имеет в себе горечь, делающую её под конец отвратительною.  Свет – это гадкая лужа грязи. Мне мило только Тригорское. Приветствую вас от всего сердца».
В письмах к П. В. Анненкову в 1859 году А. П. Керн: «Я на днях видела брата Алексея Вульфа, который сообщил мне странную особенность предсмертного единственного распоряжения своей матери Прасковьи Александровны Осиповой; она уничтожила всю переписку со своим семейством: после неё не нашли ни одной записочки ни одного из её мужей!.. Нашли только все письма Александра Сергеевича Пушкина».
В канун столетия со дня рождения А. С. Пушкина необходимо было закрыть для общественности неясные, вернее, скользкие вопросы о его захоронении. Регистрацией похорон, как и рождения, ведала церковь, ей и поручили. Для этого в 1899 году издаётся «Описание Святогорского Успенского монастыря Псковской Епархии»: «Издание адресовано не только специалистам: историкам, литераведам, экскурсоводам, культурологам, краеведам, но всем, кому не безразлично имя гения русской поэзии А. С. Пушкина, могила которого находится в русском православном действующем монастыре». Автор «Описания…» игумен Иоанн Мазь, в мирской жизни носил имя Фёдор и служил в военном ведомстве помощником столоначальника окружного интендантского управления Финляндского военного округа. По указу Александра Третьего он был пожалован званием Кавалера императорского ордена свя- того Станислава. Вскоре после выхода в отставку Фёдор Мазь отказался от звания и был пострижен под именем Иоанн.
Случайность это или российская действительность, но в это же время в Москве жил однофамилец игумена Святогорского монастыря – раввин Мазе Яков Моисеевич.
Однако вернёмся к Иоанну. Вскоре его награждают набедренником – одной из первых церковных наград, возвеличивают в сан игумена и утверждают настоятелем Свято-Успенским Святогорским монастырём. С первых дней служения в монастыре игумен Иоанн занялся работой «по привлечению внимания к нуждам обители и могиле А. С. Пушкина». Игумен понял, что имя Пушкина – золотая жила для монастыря.
Год 1836 год в летописи монастыря  описывается довольно подробно, в том числе: «Согласно открытому листу от 31 марта за №1344-м, выданному за подписью министра внутренних дел, и указу Псковской духовной консистории от 8 апреля за № 1211, по просьбе скончавшейся в С.-Петербурге г-жи Пушкиной, дозволено перевести тело её в Святогорский монастырь «для погребения на родовом кладбище»». Что это за «родовое кладбище», взятое в кавычки, где оно находится, летопись не даёт ответа. Близ Воронича монастырю принадлежали оброчные угодья, перевоз при пригороде на реке Сороть и рыбные ловли; за монастырём числились также ревизские крестьяне из Воронича и ближайших сёл. Георгиевская церковь в Ворониче и кладбище вокруг неё также относились к Успенскому собору Святогорского монастыря.
Следовательно, Надежда Иосифовна, мать А. С. Пушкина, была похоронена на «родовом кладбище» в Ворониче на кладбище Святогорского монастыря. На этом кладбище хоронили дворян из Тригорского и селян из окрестных сёл, в том числе и из имения Михайловского, которое принадлежало матери поэта Надежде Иосифовне.   
Хранитель Пушкинского заповедника Семён Степанович Гейченко с женой жили в Михайловском почти вторую половину двадцатого. Их могилы находятся за деревянной изгородью, окрашенной в коричневый цвет, под деревянными крестами того же цвета, в таком виде они (могилы) были в 2005 году. Михайловских и тригорских хоронили в Ворониче.
Осмотр кладбища занял у меня много времени. Могилы заросли высокой травой, из которой иногда выглядывали вросшие в землю покрытые тёмным зеленоватым лишаем или мхом каменные кресты, иногда просто камни такого же цвета, плит на подобии Осиповых не видел, видно, дорогое это было удовольствие – мраморная плита на могиле без креста. Впрочем, мне рассказали рабочие, что плиты эти установили совсем недавно, после Второй Мировой войны.
Когда поднялся на крепостной вал сфотографировать остатки древнего городища, увидел издалека стоящую машину Ильи. Жалко, но пришлось возвращаться. У входа в монастырь попросил остановиться. Окошечко книжной лавки было открыто. Среди стопок книг сидела пожилая женщина. Раньше она водила группы. Я познакомился с ней вчера, попросил достать книгу «Пушкиногорье» Семёна Гейченко. «Гейченко сегодня не переиздают. Последнее издание выпустили ещё при советской власти. Он нам всем, работникам музея, оставил с надписью. Вообще-то он большой фантазёр читать его нужно осторожно».
Моё внимание привлекла книга В. Перельмутера «Пушкинское эхо». Открыл наугад: «Событие становится историческим примерно тогда, когда не остаётся не только прямых, но и отражённых свидетелей. «Врёт как очевидец», - профессиональная поговорка юристов».
Медленно звонил колокол Успенского собора. Круг замкнулся. Александр Первый, сослал Пушкина в Михайловское, его брат Николай Первый освободил из ссылки, а затем возвратил мёртвого навечно в монастырь. Колокол смолк. Тихо. Пусто и очень одиноко. Где-то внизу издалека залаяла собака, проурчала машина, дорога рядом у подножья могильного холма, и снова тишина, да чёрная тень монаха в капюшоне, торопясь к ужину, прошмыгнула мимо.
Я положил камешек на могилу и поспешил в Научный центр заповедника в надежде получить разрешение попользоваться библио- текой. Охранник у проходной долго выспрашивал по какому поводу. Наконец-то, меня пропустили в приёмную директора Василевича Георгия Николаевича. Надежда Ивановна, его секре- тарь, встретила строго: «Георгий Николаевич в Пскове по поводу дня рождения Пушкина», однако через минуту смягчилась и попросила заполнить анкету. Я вложил в свою книгу «Хазарские этюды» заполненный бланк и, попрощавшись, оставив её на столе.
Обедаю в ресторане «Святогорск». Принимает заказ у меня жена Ильи. Он уже успел ей рассказать обо мне. Вчера суп на свином бульоне я не заказал. Сегодня они приготовили суп на курином с домашней лапшой. Стоимость обеда с мясным блюдом, салатом с креветками, чаем с печеньем – всего 120 рублей, около четырёх долларов. В путеводителе «Ле Пти Фюте» описывается ещё один ресторан-бар по имени «Витязь». «Полегче мне стало лишь у крыльца ресторана «Витязь»…. Дверь была раскрыта и подпёрта силикатным кирпичом. В прихожей у  зеркала красовалась нелепая деревянная фигура – творение отставного майора Гольдштейна. На медной табличке было указано:

«Гольдштейн Абрам Саулович. И далее в кавычках «Россиянин». Подпись: С. Довлатов, «Заповедник».

Абрамы в Михайловском не переводятся.
Я на ногах уже 14 часов, еле доплёлся до гостиницы. Принял душ и пошёл звонить домой в Израиль. Переговорный пункт рядом, через двор. Телефонная карта минут на 5 стоит 260 рублей. Когда заказал третью,  телефонистка посмотрела на меня с уважением.

29.01.1837.
«Мы насилу довели его до смерти Христианской…» - так думал и говорил царь, когда получил извещение о христианском причастии Пушкина перед смертью. Но когда ему донесли, что жена облачила тело по желанию покойного мужа в чёрную одежду (вспомните «чёрный Кишинёв – религиозная одежда евреев города), царь понял, что Пушкин остался верен себе, ни о каком крещении не могло быть и речи. Приглашённый поп – это всего лишь сделка умирающего поэта с ним, с царём, во имя благополучия семьи, пощёчина ему, царю, и его, царским, устоям. Поэтому царь отменяет отпевание тела в Исаакиевском соборе; под покровом ночи жандармы выносят тело поэта в Конюшённую церковь - название говорит само за себя. Разгневанный царь срочно ищет место для захоронения непослушного поэта и принимает решение спрятать его тело подальше от людских, глаз, вернуть в ссылку навечно, но не в Михайловское, а ещё глубже, в монастырь тело заточить. Россия должна забыть настоящего Пушкина. По велению царя кабинет поэта опечатывают через три четверти часа после кончины, «крамольное» уничтожается, то есть то, что не подходило царскому двору. Под строгим секретом готовится операция по перевозке и захоронения тела. Царь назначает Тургенева А. И., известного левыми взглядами и дружбой с Пушкиным, сопровождающим в последний путь тело поэта. Выбор сделан не случайно. Родной брат Тургенева был декабристом, эмигрировал из России в 1824 году и приговорён заочно к смертной казни; оставшийся в России был, хотя и на свободе, но на правах пленника.
Второго февраля Тургенев ещё не знал, куда он едет. В ночь с третьего на четвёртое февраля траурная кавалькада двинулась в сторону Пскова. Впереди - жандармский капитан, за ним - на отдельных санях заколоченный в просмоленный ящик гроб с телом, с сопровождающим дядькой Никитой, последний – Тургенев в кибитке. Царь не доверял ни жандармскому капитану, ни Тургеневу и послал впереди них Действительного Статского Совет- ника Яхонтова с письмом и указаниями. В сопроводительных документах Тургенева Святогорский монастырь не упоминался. Только проехав Псков Тургенев получил от архиерея предписание архимандриту в Святогорском монастыре.

«Опочецкого уезда Святогорского монастыря
архимадритуГеннадию.
Ордер.
Его сиятельство г-н Синодальный Обер-Прокурор Николай Александрович Протасов сообщает мне, что по просьбе вдовы скончавшегося в С.-Петербурге, 29 минувшего генваря в звании камер-юнкера двора Его Императорского Величества Александра Сергеевича Пушкина, разрешено перевезти тело его Псковской губернии Опочецкого уезда в монастырь Святой Горы для предания там земле, согласно желанию покойного.
С сим вместе г-н гражданский губернатор извещает меня о сем предмете присовокупляя Высочайшую Государя Императора волю, чтобы при сем случае не было никакого особенного изъявления, никакой встречи, словом никакой церемонии кроме того, что обыкновенно по нашему церковному обряду исполняется при погребении тела дворян. Также его превосходительство уведомляет меня, что отпевание тела совершено уже в С.-Петербурге.
Предание тела покойного г-на Пушкина в Святогорском монастыре предписываю исполнить согласно воле Его Императорского Величества Государя Императора.
Подлинный подписал Нафанаил архиепископ Псковский».

Монастырь существовал со времён Ивана Грозного (с 1569 года). Хотя он и имел монастырское кладбище, но на его территории, согласно переписи, оно не значилось. Поэтому место было выбрано бросовое со стороны чёрной двери Успенского собора, место сливное из водосточных труб: добраться туда по обрыву трудновато, и нога человеческая бывает по крайней необходимости. Чего греха таить, иногда и отбросы выбрасывали через эту дверь.
Из дневника Тургенева. «Осипова послала, по моей просьбе, мужиков рыть могилу; вскоре и мы туда поехали с жандармом; зашли к архимандриту; он дал мне описание монастыря; рыли могилу; между тем я осмотрел, хотя и ночью, церковь, ограду, здания. Условились приехать на другой день и возвратились в Тригорское».
«Пушкина хоронили ранним утром 6 февраля, когда ещё не рассвело, «часу в 7-м утра». Зима стояла суровая, «земля вся промёрзла, - ломом пробивали лёд, чтобы дать место ящику с гробом, который потом и закидали снегом», - вспоминает дочь Осиповой Мария Ивановна, в 1837 году ей было 16 лет.
Не упоминает Тургенев в дневнике, который вёл скрупулёзно, "родовое кладбище" Ганнибалов-Пушкиных у подножия Успенского собора Святогорского монастыря, как и не упоминает его Мария Ивановна, сопровождающая Тургенева в Михайловское, не упоминают потому, что "кладбища родового" там не было.
Рапорт Островского исправника Бородина Псковскому губернатору 9 февраля 1837 г. за №3.
   Секретно
«Во исполнения предписания Вашего превосходительства от 4 сего февраля за №557 донести чести имею, что тело умершего в С.-Петербурге камер-юнкера Александра Пушкина через сей уезд 5 числа и 6-го по утру, весьма рано командированным мною состоящим при занятии делами в земском суде, поручиком Филиповичем препровождено в Опочецкий уезд, в находившийся близ имения отца покойного Пушкина Святогорский монастырь и предано по обряду христианскому земле.
Подписал: земский исправник Бородин».
Через десять дней после похорон на балу во французском посольстве царь демонстративно отблагодарил Тургенева за точное выполнение поручения, пообещал дать разрешение на издание его произведений и разрешил выезд за границу к брату.
Весной 1837 года снег стаял, ящик с гробом Пушкина обнажился, и никому не было до этого дела, кроме владелицы Тригорского Осиповой Прасковьи Александровны, одной из образованнейших женщин России. О дружбе и родственных связях между Прасковьей (Полиной) Александровной и Александром Сергеевичем написаны книги и книги. Пожалуй, не было среди друзей Пушкина более верного и понимающего его человека, чем Осипова.
Смерть Пушкина она восприняла, как убийство, а место захоронения, как наказание.
Пушкин Осиповой.
«В Болдинском уединении получил я сразу, сударыня, два ваших письма. Надобно быть совершенно одиноким, как я в настоящее время, чтобы вполне суметь оценить дружеский голос и несколько строк, начертанных кем-либо из тех, кого мы любим».
«Ваше молчание, дорогая и добрая Прасковья Александровна, начинало меня уже тревожить…. …Я хочу только одного – иметь собственную земельку в вашем соседстве».
«От всего сердца благодарю вас, дорогая, добрая и уважаемая Прасковья Александровна».
«Поверьте мне, дорогая madame Осипова: жизнь хотя и «приятная привычка», но имеет в себе горечь, делающую её под конец отвратительною. Свет – это гадкая лужа грязи. Мне мило только Тригорское. Приветствую вас от всего сердца».
Весной 1837 года Осипова исполнила душевный долг, завещанный ей от Бога. Внешне она благоустроила могилу, выложила камнем ложе для гроба, но… просмоленный ящик, в котором он, гроб, находился, исчез. Громоздкий ящик нужно было оттянуть от могилы к дороге, деревья мешали, погрузить и куда-то отвезти. Люди, конечно, всё это видели, так родились слухи о перезахоронении Пушкина, якобы «гроб Пушкина начальство хотело вовсе вытащить и отвезти в Москву».
Только в двадцатом веке, прозрачным намёком в опубликованных случайно сохранившихся мемуарах друзей поэта, стало ясно, что нет дыма без огня. К этому времени все носители тайны захоронения Пушкина ушли в иной мир.
В дополнении к слухам и в противоположность молчанию науки, читателю остаётся верить ясной записи в дневнике А. Н. Вульфа, сына Осиповой и друга Пушкина.
«1842 год. 21 марта, в Малинниках. Весь февраль прожил я в Тригорском в ожидании снега и только в конце оного дождался; это было на масляной неделе. Его было, однако, так же мало, что с трудом доехали мы с братом до Острова, где и провели неделю с сёстрами очень весело. Первым удовольствием для меня была неожиданная встреча с Львом Пушкиным. На пути с Кавказа в Петербург, разумеется, не на прямом, как он всегда странствует, заехал он к нам в Тригорское навестить нас да взглянуть на могилу своей матушки и брата, лежащих теперь под одним камнем, гораздо ближе друг к другу после смерти, чем были в жизни».
В 1842 году надмогильный памятник А. С. Пушкину на территории Святогорского монастыря уже стоял. Однако Вульф не упоминает его. Следовательно, было две могилы Пушкина: одна официальная с памятником, но без тела поэта, вторая тайная с надмогильным камнем на могиле матери и сына. Камень на могиле – еврейский обычай захоронения, камень стоял на могиле деда А. Н. Вульфа на кладбище Вульфов, Осиповых, Ганнибалов. Из дневниковой записи Вульфа становится понятным, почему родственники А. С. Пушкина, я имею в виду отца, сестру, брата, детей поэта, не посещали и не следили за надмогильным памятником в Святогорском монастыре, хотя Михайловское и Тригорское навещали. Имение Тригорское находится в нескольких сотнях метров от кладбища в Ворониче, всего лишь через овраг, потому и заехал туда Лев. Посещал могилу жены и сына Сергей Львович тоже из Тригорского. Показать могилу матери и брата могли только Вульфы-Осиповы. Николай Первый был жив, и если бы он узнал, что тело Пушкино перезахоронено, несдобровать бы нарушившим его волю, его приказ. Тайна стала явной только в начале 20-го века с опубликованием дневников Вульфа А. Н.. К этому времени носители тайны перезахоронения Пушкина ушли в другой мир.

1916 год.
«Мария Павловна». Мемуары. 1931 год.
Великая княгиня Мария Павловна – дочь греческой принцессы Александры и великого князя Павла Александровича, младшего сына Александра Третьего, двоюродная сестра последнего российского императора Николая Второго в 1916 году «посетила ближайшее село Михайловское, в котором сто лет назад жил наш знаменитый поэт Пушкин. Дом Пушкина давно сгорел, но на его месте теперь стоял точно такой же, с мебелью и вещами, принадлежавшими поэту. Я провела ночь в этом доме и спала на огромной старинной кровати красного дерева с колоннами и бронзовыми медальонами.
Вечером мы сидели на веранде, с которой открывался вид на бескрайние поля. Заходящее солнце отражалось в заросшей ряской реке. Всё вокруг дышало миром и покоем; словно бы ничто не изменилось за сотню лет и никогда не изменится. У меня сохранились чудесные воспоминания об этой поездке».
Могилы Пушкина Мария Павловна не упоминает. Романовы были мнительны и боялись, помнили предсказание Лермонтова: «И вы не смоете всей вашей чёрной кровью Поэта праведную кровь».
Рядом с надмогильным памятником А. С. Пушкину на мраморной доске в 2005 году было записано: «Здесь на родовом кладбище Ганнибалов-Пушкиных покоятся Иосиф Абрамович Ганнибал (1744-1808), Мария Алексеевна Ганнибал (1745-1818), Надежда Осиповна Пушкина (1775-1836), Сергей Львович Пушкин (1770-1848). В Успенском соборе похоронен брат поэта младенец Платон (1817-1819)».
Здесь же на холме в 2005 году в книжной лавке при церкви можно было купить книгу прихожанина (пр. авт.: со слов продавцов) Успенского собора и ведущего научного сотрудника музея-заповедника А. С. Пушкина Иосифа Будылина. В книге на странице 353 он пишет, «сведений о надгробиях (пр. авт.: родителей поэта) на их могилах не имеется», и «надгробных памятников в храме не имеется» (пр. авт.: младенца Платона). Выходит, что скат холма за Успенским собором Святогорского монастыря вовсе не кладбище, а родовая усыпальница мифов о великом российском поэте девятнадцатого века Александре Сергеевиче Пушкине. Где его могила настоящая, тот камень, под которым лежат мать и сын, никому сегодня не дано знать, так же как не дано знать, где могила российского поэта двадцатого века Осипа Эммануиловича Мендельштама.

В 1936 году К. Паустовский
побывал в Святых горах и написал очерк «Михайловские рощи». «В нескольких километрах от Михайловского, на высоком бугре, стоит Святогорский монастырь. Под стеной монастыря похоронен Пушкин. Вокруг монастыря посёлок – Пушкинские Горы.
Посёлок завален сеном. По громадным булыжникам день и ночь грохочут телеги: свозят в Пушкинские Горы сухое сено. От лабазов и лавок несёт рогожами, копчёной рыбой и дешёвым ситцем. Ситец пахнет, как столярный клей....
Короткая надпись «Александр Сергеевич Пушкин», стук телег внизу под косогором и облака, задумавшиеся в невысоком небе, - это всё. Здесь конец блистательной, взволнованной и гениальной жизни».
В "надписи" отсутствует дата рождения и дата смерти. Не надмогильная эта надпись. 

30.05.05
Завтра я покину Пушкиногорье и вряд ли приеду сюда ещё раз. Не потому, что природа мне не нравится, и не потому, что кто-то причинил мне лично зло. Появились ассоциации, чувство неудоб- ности, как будто бы что-то давит, раздваивает. Секретные объекты обычно строят на лоне природы в отдалённых местах от людей. Мне приходилось на них бывать в мою российскую бытность по долгу работы. О возможной опасности для жизни предупреждают инструкции, но всегда не верится, что она, опасность, может существовать среди первобытной красоты. Телом я ничего не чувствовал, только счётчик Гейгера в боковом кармане возле сердца, внезапно предупреждал громким стуком. Вот и сегодня не счётчик, а само сердце чувствует, как неслышно работает машина смещения человеческих душ.

Использованная Литература:
1.Книга Анатолия Штаркмана "Пушкин в ермолке", год издания 2014 год, Израиль, Рамат-Ган, 278 стр. А5, 34 цветных иллюстрации.
В книге отсутствует одна из последних публикаций в "Проза ру" редакция издания Писатель года 2018 - Пушкин родился в Кобрино, прошёл религиозный обряд…
© Copyright: Анатолий Штаркман, 2018
Свидетельство о публикации №218021701392