Однажды вечером. Часть 2. 20. Лидия. Воспоминания

Лидия. Черновик романа.
1995 год, 19 апреля. Seattle

Маленькая Мама посмотрела вокруг, на любимые полки с книгами, на старинный инкрустированный письменный стол, декорированный зеленым сукном (прошлый век, предмет ее гордости), на фотографии маленьких сына и дочери и вздохнула. Она очень и очень соскучилась. Ей очень не хватало веселых разговоров, смеха, плача, ссор, всего, что составляло ее жизнь когда-то давно, когда она еще жила вместе со своими детьми, и еще раньше, когда вместе с ними жил их папа. Она вспомнила, как хорошо было собираться по вечерам, играть в Scrabble, радоваться, что дети знают все больше и больше английских слов, гордиться их умом и сообразительностью. Маленькой Маме стало совсем жалко себя, и она горько расплакалась. Но тут же спохватилась: как я могу быть такой эгоисткой! Большая Мама часто говорила Маленькой Маме: если отправила детей, то не скучай, а то они тоже будут тосковать.

Маленькая Мама очень любила своих детей.  Она и на разлуку с ними решилась, оттого, что так сильно любила. Она уже не очень помнила, как у нее хватило сил на это. Она редко позволяла себе думать об этом. Всю ее жизнь составляла работа, с утра до вечера. Это и была причина, по которой, как ей казалось, детям лучше не с ней. Была и другая причина. Страна, в которой жила Маленькая Мама, была очень странной страной. Она казалась пороховой бочкой, которая не взрывается только по очень странной случайности.

Маленькая Мама чувствовала себя почти Жанной Д’Арк. Она отказывала себе в самой простой человеческой жизни, чтобы сделать что-то необыкновенное для Страны. Иногда ей казалось, что она просто необыкновенная дура, и тогда она задумывалась о себе и своей жизни и пыталась найти отправную точку, с которой начался отсчет ее теперешнего, такого странного времени…



Лидия. Неотправленные письма к Алеше. Письмо двенадцатое.
1995 год, 20 апреля. Seattle

Ты винил меня в гордости, гордыне – я не могла соотнести обвинения с проступком. Моя Душа бунтовала. Я требовала от нее верности данному тебе слову. Но я все слабела и слабела. У меня оставалось все меньше аргументов в твою пользу. И, наконец, остался только один: я тебя любила. Но ты все настаивал на том, что эта страсть – не любовь. Ты говорил, что наши тела – единственное, что держит твое отношение ко мне. Ты говорил, что стыдишься своей страсти, что хочешь освободиться от этих оков, что и я легко найду тебе замену. Я ненавидела тебя за эти слова! Как можешь ты говорить, что моя любовь - лишь похоть, лишь желание твоего тела! Моя душа была оскорблена. И я искала замену тебе - и не находила, и возвращалась вновь. Моя гордость уже не могла быть моей подругой. И даже банальный жизненный прагматизм не был в состоянии удержать меня от пропасти, в которую я падала. Я гибла. Мой Дух был сломлен. Лишь моя Душа упорно ждала своего часа. 

И наступил момент, когда мое тело устало сопротивляться моей Душе. Ты чувствовал, ты знал это, но не боролся за мою Душу. Ты продолжал отталкивать меня. А что я хотела доказать тебе? Что я тоже могу обойтись без тебя? Что я так же свободна в своих желаниях и поступках, как и ты? Возможно, ты насыщал мое тело, но с другими я пыталась насытить свою Душу. Я думала, что это будет компромисс, который удовлетворит тебя. Как плохо я слушала Л.Т.! А ведь она предупреждала меня: «Когда Алеша был маленький, он терпеть не мог, когда Кира пробовала что-нибудь из его тарелки, и она всегда этим пользовалась. Кира очень любила мороженое и легко забирала у Алеши его порцию: быстро съедала свою и залезала к нему ложкой в креманку. Он тут же отворачивался и уходил, а мороженое доставалось ей». Я была для тебя мороженым, которое пробовали другие. Ты стал ненавидеть меня. Предлагая мне свободные отношения, ты проверял меня.

В тебе шла другая война: ты страдал, предавая Стеллу. Ты всегда стремился защитить ее перед своей семьей, а теперь ты сам предавал ее, возвращаясь в свой старый дом. Ты говорил: «Стелла  - королева. Тебе никогда не понять ее, это необыкновенная женщина. Она страдает из-за меня». Я ревновала. Я ревновала! Я жадно ловила каждое слово о ней, моей сопернице. Если бы я поняла тогда то, что я знаю теперь. Мне всего лишь нужно было притвориться, что я  восхищаюсь ею и ее талантом. Одно это сделало бы меня твоей союзницей. Но ревность делала меня твоим врагом.
 
Почему-то ты захотел, чтобы я познакомилась с ней. Или это она захотела увидеть меня? Зачем я согласилась на эту встречу? Моей гордой Душе нужны были доказательства: она не так умна, прекрасна и хороша, как портрет, который ты рисуешь для всех нас.

Ты послал Стеллу вместо себя в консерваторию, уже не помню, что это было, но помню, что это был хороший концерт. Мы со Стеллой уговорились встретиться у входа. «Вы узнаете меня, Лидия. У меня будет повязан шарф на голове, как у раненого бойца».

Она ждала меня у консерватории – высокая, крупная женщина с слишком правильными чертами лица, строгим и сильным взглядом. Небольшая головка на длинной змеиной шее, серые глубокие глаза, гладко убранные назад темные с проседью волосы. Ей было около шестидесяти. После концерта мы шли пешком, и она много говорила о себе, о тебе и о перспективе – вернее, бесперспективности - наших отношений. «У нас необыкновенная любовь с Алешей. То, что у Вас, Лидия, – это можно сравнить с девичьим голоском в мужском хоре!» «Он страшный, ужасный человек, он разрушит Вас и Ваших детей, так же как разрушил меня и Олечку!» «Я художник и не могу увязать в отношениях. Я должна быть чистой, как труба! Через художника проходит божественная энергия». «Оставьте его, пока не поздно.  У Ваших отношений нет будущего». Её дочь была моей ровесницей.

Я не смела поверить Стелле. Поверить ей – значит немедленно расстаться с тобой. Это было невозможно – я сожгла свои корабли. 

Но сама эта встреча была ошибкой. Теперь к твоим рассказам о ней присоединилась плоть. Ты рассказывал, как вы целовались, запрыгивая в сиреневые кусты у Большого театра, и я видела тебя в её крепких объятиях.  Почему мне всегда казалось, что эти кусты были свидетелями не только поцелуев. И я ревновала! Ты рассказывал, как необыкновенно она танцевала, и я видела её извивающееся обнаженное тело. Я ревновала! Ты рассказывал, как она любила переодевания и маскарады, и я видела тебя целующим то цыганку, то китаянку, то испанку. Ты с гордостью говорил о её картинах – они висели у тебя на стенах, враждебные свидетели нашей любви. Я не понимала их и смотрела молча и неодобрительно на разбросанные по огромным полотнам красно-коричневые масляные мазки: «Муж. Красный шарф», «Горы. Прогулка с Манчем». Ты рассказывал, как тяжело было Стелле в холодной, первобытно-аскетичной сакле в горах Дагестана, и я видела, как ты сжимаешь её тело, пытаясь согреть и утешить. Я ревновала! Вспоминая Глазово, я всегда видела места, которые вы только-только покинули – лавку за дощатым столом под яблоней, полати под лоскутным одеялом, нашу баню. «Вы так же любили друг друга в крапиве, как и мы? Она тоже ездила верхом на Астре? Ты приносил ей малину, землянику и полевые цветы с пастбища, как мне?»  Я требовала всё больше и больше плоти твоей неприкосновенной для меня любви со Стеллой. Моя Душа ревновала! Твоя во мне кричала: «Остановись!» Но её я уже не слышала.

Ты больше ничего не предлагал мне. В наших нечастых скупых разговорах не было даже намека на будущее. Ты уходил. Я мучилась. Ты прятался от меня в алкоголь. И я боялась торопить, требовать – я чувствовала себя виновной в нашем теперешнем положении. Ты стал все больше отдаляться от меня. Твоя любовь-ненависть сжигала наведенные мной мосты. Наступил день, когда я поняла, что могу быть рядом с тобой и не желать твоих ласк. Я поняла, что я должна отпустить тебя: ты вернешься, если сам того захочешь.  Я перестала приходить к тебе, оформила развод с мужем и уволилась с работы. Ты не пытался меня вернуть. Через полгода ты, вслед за Кирой, уехал в Америку. За месяц перед этим ты развелся со Стеллой и вновь женился. Ты венчался. Я вспомнила твои слова, сказанные за год до того: «Как вы мне все надоели! Найду себе молоденькую дуру, женюсь, уеду в Америку и воспитаю её так, как мне нужно!» Эти слова были пророческими. Твоя новая жена годилась тебе в дочери.

http://www.proza.ru/2018/07/31/1765