Как пили пиво в СССР 1

 


        Из цикла "Необычайные приключения Расквасова и его друзей"





    Вскоре появился необычайно бледный и от этого серьезно похорошевший Кульманов. Приняв залпом три кружки и жестикулируя в радиусе двух столов, журналист принялся красочно рассказывать о каких-то удивительных таксистах и вероломных аттракционах.
Верилось с трудом.
Слегка расстроившись, Владимир достал из сумки так называемый «Эпиграмник» и с ходу отбичевал присутствующих:
- Степану Соколову посвящается: «Покончила с собой звезда, упав в немытые стаканья – нет, мир не слышал никогда такого клекотанья!»
Авгеев одобрительно покачал головой, так как давно испытывал к «потерпевшему» некоторую неприязнь, основанную на сугубо личных мотивах – с интервалом в один год они были несчастливо женаты на одной и той же легкомысленной гражданке.
  Что и  не замедлил царапнуть безжалостный поэт:
- Единоженец с Соколовым -  наш Вадим Авгеев. «Со смехом глупым дружен он, хотя с женой вышел крен. Пока не очень «пропитон» – барашковидный телечлен».
Илларион Морозов завистливо посмотрел на криво улыбающихся друзей:
- А пго меня?
- А про тебя, Ларик, в Америке скоро негры споют блюз!.. – тут же вставил Авгеев.  –
- Есть и про тебя… - открыл нужную страницу «Эпиграмника» Кульманов: «Хитрец, пройдоха и наивный плут – боится пауков в сортире. Все, что рифмуется со словом «жрут» - в твоей закомплексованной квартире!»
Однокомнатная квартира Морозова, действительно, резко отличалась от обычных советских «хрущовок» плотной гудроновой окраской кухни и санузла, многочисленными пудовыми металлическими крестами-цепями на угольных стенах и чрезвычайно громко звучащей в ней (специально для соседа справа)  24 часа в сутки группой «Аerosmith». Кроме того, в квартире, (периодически обновляясь) жили несколько десятков не прописанных, и, как говорил участковый – «внебрачующихся»  юношей и девиц – друзей Иллариона.
    Степан Соколов ушел за новой порцией пива и пришел только через полчаса, с заведенными под лоб глазами и приседая на длинных ногах. Оказалось,  летчики-истребители, «чтоб парнишка в очереди не скучал» угостили его  полустаканом «противообледенителя». Еще через 5 минут Соколов стал стремительно опухать и надолго выпал из беседы. 
 Достали рыбу Иваныча – огромного, копченного, золотистого  и жирного леща. Запах ударил дубиной по всему бару. У соседских столов началось неодолимое слюнотечение.
  Вскоре на запах подтянулся пожилой человек, одетый по праздничному (специально для пивной) - в новой синей телогрейке с белыми пуговицами и летней белой же шляпе из пластмассовой соломы. Пожилой начал притворятся бедным и робким:
 -  Ребятишки… вот… тут бы… рыбки… поклевать…
Опытный  Кульманов все подходы пресек сразу:
- Вернешься домой – в своем курятнике и поклюй!
- Ну, хоть поплавочек…
- И без удочки хорош!
- Ну, хоть во рту посолонить…
Кульманов ответил непечатно и для фуфаечного умерла всякая надежда. Он печально отошел, обижаясь вслух:
- Ну, парни, вы даете… Да я разве себе?.. Человек гибнет, умирает без закуски… 
  Журналисты по-родственному, с тревогой посмотрели на гибнущего за угловым столом.
  В темноте, в одиночестве умирал волосатый богемный человек. Он, держа в одной руке только что опорожненный стакан, другой щипал себя за все части тела, глупо вылуплял глаза, судорожно нюхал все, что лежало на столе,  вскрикивал и кашлял.
  Богемного человека спасли огрызком рыбного хвоста и вскоре он, принеся с собой початую бутылку, уже  с достоинством пил чужое пиво и вставлял в хаотичную беседу довольно дельные слова. Оклемавшись, после второй совместной кружки, спасенный представился с достоинством:
- Пирр Духов – несвободный художник!
Через полчаса художник скромно пояснил о себе:
- Я – Валериан Зелень-Салома - лучшая кисть города!
 Еще через час, расхристанный и свежепохмеленный художник орал на Кульманова:
- Да ты завтра на носочную фабрику приходи!.. Спроси, кого хочешь – где тут у вас Валерка–художник, Соломин - «харевый» бригадир – любой скажет! Любой скажет, любой проведет! Берешь пузырь – идешь ко мне! В «красный» уголок! Мы там всему городу колонны для демонстраций оформляем – лозунги, портреты, транспаранты! Все!.. И тебе, надо – оформим! Берешь пузырь – и с тобой оформим, и тебя оформим!..

…Пирр Духов (Валерий Соломин) не преувеличивал - он был действительно талантливым человеком – всего лишь за пять лет  из самоучек превратился в настоящего советского профессионала и возглавил так называемую  «харевую» бригаду. То есть бригаду художников, взявших на себя при написании портретов вождей самую трудную их часть – лица членов ЦК КПСС и членов Политбюро.  Остальная мелочь  -  черные костюмы с гигантскими плечами,  рубашки, галстуки, ордена и звезды писалась подмастерьями или уже спившимися художниками.
Набитая на «харях» рука приносила неплохие деньги. Поэтому последние годы Духов начал жить широко, не вылезая из вытрезвителей.
Однако бывали и проколы. Совсем недавно, подрядившись в один из строительных трестов создать несколько масштабных полотен (10х10 метров) В.И. Ленина  в одном ракурсе - внимательно слушающего ходоков, Пирр Духов решил поэкспериментировать и начал рисовать Ильича почему-то с уха. Орган он выписывал тщательно и любовно, сверяясь со множеством фотографий и устных свидетельств детей внуков партветеранов, так же любовно и благоговейно переносил получившийся шедевр с оригинального, первого холста на все девять копий. Словом, всячески старался, пока не получил аванс.
 Ясен перец.
 Уши вождя были покинуты на три месяца.
  Духова нашли через четыре.
 Еще через неделю, в Омске, нашли кисти и краски.
Опустошенный (физически и духовно) помятый художник, поджимаемый творческим цейтнотом и  уголовной статьей за растрату государственных средств, погнал вал.
Тем более, что основная деталь на картинах уже была.
В результате Ильич получился все-таки узнаваемым, однако, как отмечали (негласно) многие  –  несколько похожим летучую мышь. Очень внимательную…               

… Как-то совершенно незаметно вошел в пивное заведение Герасим Расквасов с весьма огорченным лицом. Увидев ученика, Кульманов злорадно закричал посвященную ему свежую эпиграмму:
  -«Жена! Работа! Теща! Тесть! – его обид не перечесть!»
Расквасов обиделся, но ненадолго.  Из  сумки он достал транзисторный  приемник и, шикнув на всех, настроился на городскую волну. Герасим подрабатывал на одной из  радиопрограмм городской редакции и решил в пивной удивить народ своим очередным халтурным репортажем.
- Я заметил, что «Жигули» в последнее время заражено интригой, – глубокомысленно произнес Кульманов – Особенно среди уборщиц. Видите – новенькую окружили? Сейчас начнут бить за самовольно взятую  швабру.
- Нравится? – спросил Расквасов.
- Уборщица, что ли?  Ничего, свеженькая. Пойду, разберусь.
 И Владимир, пользующийся в пивбаре огромным авторитетом среди торгового и технического персонала, ушел на разборки.
 Авгеев перешел к анекдотам. Особо налегал псевдорежиссер на темы скабрезные, где порнографичность сюжета требовала всяческих гнусных жестов рассказчика, что Вадим и выполнял со вкусом и знанием темы.
Окружающие столы замолкли и одобрительно прислушались.
Вадим заливался соловьем.
 Тут была и история с гаишником, случайно изнасилованном в ходе ДТП и увлекательный рассказ с тремя повторами о том, как инопланетянин в КПЗ сексом с задержанными занимался, цикл динамичных порноновелл о муже из командировки, подборка о педерастах, Чапаев и его друзья, бедный Штирлиц, интернациональный литературный пасьянс о сексуальных особенностях тех или иных народов, Чукотка во всем своем интеллектуальном великолепии, поздно ночью пьяный муж и с понижением голоса – Ленин с Крупской, Сталин с трубкой и Хрущев с раскладушкой и кукурузой.
Хорошо, что все когда-то кончается…