Кочевья. часть 1. продолжение

     Понемногу мы сдружились с диксоновскими ребятишками. Таня Сухарева нашла себе подружек и от нас откололась, а мы с Юркой и с диксоновскими мальчишками бегали по всему кораблю, где можно и где нельзя. Мы играли в прятки, в войнуху и в шпионов. Когда набегаемся, сбивались где-нибудь в кучку и рассказывали всякие истории. Мы пересказывали друг другу книжки, которые прочитали за лето, и фильмы, какие кто посмотрел. Какая книжка или кино понравятся всем, ту мы брали за основу наших игр, как схему сценария, и сами приигрывали к этому сценарию свои, на ходу сочинённые, эпизоды. Я не знаю, играют ли так сегодняшние дети, но в наше время это была очень распространённая игра, законы которой все откуда-то знали.
     Как раз этим летом мы с Юркой прочли две замечательные книги - "Великий Моурави" , про средневековую Грузию, и "У понта Эвксинского", про древнюю Грецию. Вот эти темы мы и предложили для игры. Игра затянулась на несколько дней. Сначала мы играли в древнюю Грецию, про которую читали все или почти все наши ребята; тут подсказки были не нужны: с воображением у всех всё было в порядке, оспаривались только детали. А когда начали играть в средневековую Грузию, то выяснилось, что кроме нас с Юркой никто ничего не знает. Тогда мы придумали собственную страну, похожую на средневековую Грузию, и стали играть в неё. Я была там царицей, меня звали Тинатин, а Юрка стал моим спасаларом, по имени Дата... У нас было всё по-настоящему, даже деньги свои печатали. Юрка вырезал шаблон на стиральной резинке, мы пачкали резинку чернилами и отпечатывали на бумаге. Не помню, кто это придумал, но название придумали мы с Юркой. Наши деньги назывались "таридари". Мы взяли это слово из припева песни про цыганскую венгерку, которой "встречает табор ночь". И у нас была своя письменность. Буквы мы взяли частично с обёртки грузинского чая, частично придумали сами... Словом, игра была нешуточная, со многими продолжениями. Мы прерывались на еду, на сон и всякие дела, а потом возвращались в своё царство...
      Иногда нас звали в кинозал. На "Кооперации" был кинозал; там я, между прочим, посмотрела "Даму с камелиями" и очень плакала... Иногда мы играли в карты с дядей Петей или запоминали курсантские песни, а ему пели студенческие, которым научились в Геленджике от наших гостей-студентов. По вечерам мы читали книги из судовой библиотеки, играли в шашки и шахматы... А корабль шёл и шёл своей дорогой, разрезая упругие волны носом ("форштевень" называется)...
     И вот однажды разразился шторм.
     Я проснулась от того, что моя голова вдруг провалилась куда-то вниз, и я очень перепугалась. Потом голова поднялась, а ноги провалились. И снова. А потом меня стало качать слева направо и справа налево, при том, что мои ноги и голова по очереди то взлетали, то проваливались. Я догадалась, что это начался шторм, и на испуганной "Ой, что это?" Тани Сухаревой, которая тоже проснулась, ответила небрежно: "Да шторм, разумеется!"
     Через некоторое время стало подташнивать и заложило уши, как в самолёте во время посадки. Тане тоже было плохо. Я сказала; "Пошли наверх!" Но Таня не захотела. "Боюсь встать, - сказала она. - Встану - и упаду!"
     Я сама этого боялась. Но ещё сильнее я боялась, что мой страх будет заметен. Поэтому я встала, кое-как оделась и, цепляясь за стены, выбралась из каюты. "Держись! - сказала я себе. - Ты ведь будешь моряком!" - и поползла к трапу. А потом по трапу вверх.
     Выйдя наверх, я увидала то, что и ожидала увидеть: моего брата Юрку и нескольких диксоновских мальчишек.
- Здоровски, да? - почти прошептала я.
- Ещё как! - неискренне воскликнул Юрка.
     Волна ударила о борт, и нас осыпало брызгами. Это меня и вправду взбодрило. Я осмотрелась. В сером холодном тумане на нас двигалось серое море. Оно передвигалось огромными горами, и эти горы поднимали нашу "Кооперацию" на спинах, а потом опускали вниз, в пропасть. А другие волны, нападавшие сбоку, бились о борт и выбрасывали фонтаны брызг. Небо было в тучах, и по воздуху тоже носились кусочки туч.
     Откуда ни возьмись, появился дядя Петя. Походочка у него была, что надо - будто нас и не качало! Ещё бы - моряк!..
- Боязно, ребята? - спросил он.
     Мы ответили дружно и возмущённо:
- Ещё чего!
     Он улыбнулся:
- Это, братцы, Карские Ворота! Ещё, глядишь, и лёд пойдёт!
     У дяди Пети оказался фотоаппарат, и он стал нас фотографировать. А потом сам фотографировался с каждым из нас, а мальчишки щёлкали фотоаппаратом. У меня до сих пор сохранилась фотография, где я стою с дядей Петей на фоне серых волн и серого неба. Я ей люблю...

     В этот день не все пассажиры пришли завтракать в столовую. Обедать пришло ещё меньше народу; а за ужином было совсем свободно. На следующий день в столовой объявились только мы, Сухаревы и две-три диксонские семьи. Вот что значит наша, тиксинская, закалочка!..
     А к вечеру следующего дня стали попадаться льдины. Они выныривали из солёного тумана, подплывали к самому борту и тыкались в него носами. Говорят, внизу, в каютах второго класса, был слышен их скрежет... Вот ведь везло кому-то! А нам не везло. У нас никакого скрежета не было слышно.
     Похолодало. Мы теперь выходили на палубу одетые, точно осенью. А ведь был всего лишь август, и полярный день ещё не кончился. Правда, солнце, когда оно появлялось из-за туч, стояло уже низко, не по-летнему. Но похолодало не из-за этого, а потому что по морю двигались целые стада и табуны льдин. Кроме льдин, к нашему кораблю подплывали нерпы и высовывали свои любопытные головки, и рассматривали нас, а мы их. Особенно им нравилось, когда в салоне играла музыка. И кажется, что их любимой песней была та же, что и у меня, про цыганскую венгерку, которой табор ночь встречает...
 
      И вот как-то раз мы приплыли к Диксону.
      Как ни странно, в бухте там почти не было льдин. Зато там плавали белухи (или белуги? Не помню, как правильно). И странно, что эти создания издавали какие-то громкие звуки. Я такого прежде не слыхивала!
     Наши товарищи, которые с Диксона, готовились к высадке на берег. Они были уже дома. Я немножко завидовала им: всё-таки островитяне, это здоровски! Но я была уверена, что наш Тикси ничем не уступает ихнему острову. Только теперь я этих мыслей не высказывала, потому что мы за время пути подружились, и я боялась их задеть неосторожным словом.
     Сначала на катера выгружали что-то из трюма, какие-то ящики и бочки; работала лебёдка.Некоторое время это было интересно, а потом надоело. И ещё... Мне как-то не верилось, что мы уже прощаемся с нашими новыми друзьями. И быть может, навсегда. Вот эти самые слова - "быть может, навсегда" - пришли мне на ум впервые в жизни. И у меня от них щемило сердце... И вот. Вот они уже сходят с вещами по трапу. Вот они машут нам с катера рукой. Вот и катер отвалил... Всё!..

     После Диксона льда стало ещё больше, и на море пал густой туман. Когда туман расходился (ненадолго), мы видели только льдины, льдины и льдины, с чёрными разводьями между ними. "Кооперация" время от времени подавала гудки, и ей отвечали корабли, которые следовали за нами. Мне очень нравилось, что наш корабль такой смелый и ведёт за собой целую стаю других, более робких, товарищей. Но дядя Петя объяснил, что дело не в смелости; просто "Кооперация" - судно полуледокольного типа. Почти совсем ледокол. Хотя в таких льдах и ей, конечно, приходится тяжело.
     Ребята, которые ехали во втором классе, хвастались, что не могут спать по ночам от скрежета льда. Иногда взрослые велели нам не раздеваться перед сном, потому что обстановка опасная, и кто знает, что может случиться... Но почему-то ничего не случалось.
     В этих водах мы часто видели нерпочек, любопытных и симпатичных. Видели и какие-то тёмные туши на льду. Мама, многое знавшая ещё по Чукотке, говорила, что это лахтак, морской заяц. Ничего себе, зайчик! С медведя, наверное, будет... А однажды мы увидели и медведя. Он сидел на льдине и ел нерпу. Весь лёд был залит кровью. Сердце моё содрогнулось от жалости к бедняжке нерпе; но что можно было сделать? Медведь - охотник, он не может иначе. Ему ведь тоже нужно как-то жить... Так-то оно так; но всё равно...
     Мы стали больше времени проводить в салоне. Видно оттуда было хорошо, но при этом тепло, и кутаться не надо. А не хотелось ещё кутаться: всё-таки лето, август. Хотя солнце уже начинало присаживаться.

     Вот так мы и пробирались по этому ледяному морю. Но вот льда стало меньше, и однажды утром он практически исчез. Нам сказали, что скоро мы увидим берег.
     Наша Таня почти не бывала с нами. С ней всё время были какие-то взрослые, не только дядя Петя. Им с ней было интересно, и ей с ними тоже - странное дело!.. Когда перед самым прибытием в Тикси объявили, что ночью в салоне будет бал, наша Таня просто расцвела. Мама помогла ей приодеться и причесаться. Таня Сухарева тоже переменила платье. Но я принципиально осталась в своём любимом лыжном костюме - таком же, как у Юрки. Я им не Золушка какая-нибудь, я будущий моряк!
     Бал оказался похожим на наши вечера для старшеклассников в тиксинском клубе: играли в почту, танцевали, загадывали загадки - и так далее. С нашей Таней все хотели танцевать, включая старшего помощника капитана, и мы с Юркой очень переживали за дядю Петю. Потому что он тоже весь испереживался. Но Тане это почему-то было всё равно...
     Нам надоело, и мы ушли спать; а бал всё продолжался...
     А утром мы увидели родные берега; но отсюда, с моря, мы совершенно не узнали ни своих сопок, ни своего посёлка. Странное дело! Когда подлетаешь на самолёте, всё выглядит совсем иначе!..
     Папа приехал за нами на катере. Но и мама, и он остались на борту, а нам дали ключи от дома. У папы тут были свои служебные дела (пришёл какой-то долгожданный груз для посёлка); а мама просто осталась с папой. Мы же втроём сошли, в числе других пассажиров, на катер, и он, оставляя на зелёной воде две морщинки от носа, побежал по ровной морской глади к берегу. И вскоре мы были уже на причале.
     Земля немного покачивалась под ногами, но это было приятно. Дорогу домой мы, конечно же, знали. И вот мы у дома, и вот мы вошли в подъезд, и вот Таня открыла дверь ключом... Как хорошо!В большой комнате всё та же ваза с крашеным ковылем, а на кухне над печкой распяленные балыки... Дома...

    (продолжение следует)