Тот, который не стрелял

В моей стране так много контрастов! Живем мы, как Бог на душу положит, как придется, как случится…
 Один мой друг отправился на войну. Чтобы откосить от армии. Наемником. Ему хорошо заплатили. Вернувшись, он собрал алкоголиков и тунеядцев со всей деревни, катал их на такси, дебоширил и пьянствовал. Через неделю деньги кончились. А ведь их было немало! Он благодарил меня за несколько пачек доширака…
 Наше мышление подготовило нас ко всякому. «От тюрьмы и от сумы не зарекайся». Рейгану бы понравилась эта поговорка. Подсознательно все мы все уяснили – каждую секунду можем остаться ни с чем. Или оказаться за решеткой. Так и бывает.
 Денек был солнечный. Падала тень вертолета. Творилось что-то неясное.
 Я много раз видел митинги и демонстрации по телевизору. Там обычно что-то скандируют. Размахивают флагами. Часто – дерутся с полицией.
Все фотографировались. Улыбались. Оцепление обливалось потом. Самосвалы стояли вперемешку с военной техникой. Вертолет создавал шум.
 На площади что-то пыталось происходить. Там вились черно-желтые флаги националистов. Вокруг люди скандировали антиправительственные лозунги. Я пробрался под мост. Школьники и неформалы курили, делясь сигаретами со всеми. Пачка была расстреляна за пару минут.
Постепенно все прояснялось. К полиции прибыла подмога – пока еще лениво и не спеша, но она взялась за работу. Начались аресты. Толпа реагировала. Лозунги зазвучали громче. Кто-то даже полез на фонарь. Пушкин стоял задумавшись.
Пройти через площадь не удалось – оцепление напирало. Толпа потянулась к метро – подальше от дубинок и автозаков.
 Ах да! Автозак. Идеал многофункциональности. Это чудо представляет собой автобус ПАЗ, переделанный  для перевозки заключенных. ПАЗ, в свою очередь, не просто небольшой и неприхотливый автобус – эта штука легко превращается в катафалк. В задней стенке проделан специальный люк, позволяющий без лишних усилий загрузить гроб. Сидения в салоне оптимизированы с учетом этой функции. Когда не возит заключенных, автозак перевозит ментов. От этих чудовищ бежало все живое.
 Так, вслед за многими, я оказался на площадке у метро. Кто-то курил, кто-то ругался с оцеплением. Многие смеялись. Позади, за ровной линией полиции в темно-синей форме, желающие, из сотрудников ОМОНА готовились задерживать. Юноши, скорчив зверские гримасы и звонко матерясь бросились на толпу. Толпа неохотна разбегалась. Кого-то схватили. Некоторых ударили дубинками по голове. Посетители кафе осторожно подвинули столики. Народ двинулся к подземному переходу, чтобы вернуться на площадь по другой стороне улицы. Оцепление снова заскучало.
Свободные места в автозаках не давали покоя омоновцам – они пошли за толпой, периодически задерживая. В веселой компании я, сделав круг, возвратился под мост. Может быть, аграрная экономика, веками доминировавшая на просторах Русской равнины, сделала нашу жизнь цикличной. Теперь я был в расстрельной команде – однако сигареты еще были, народ ими охотно делился. Докурив, я вспомнил о пачке, оставленной в рюкзаке. Снова площадь. Задумчивый Пушкин. Оцепление. Вход в метро. Задержания. Подземный переход. Другая сторона улицы. Площадь.
 Пока мы ходили и кричали, автозаки вернулись из первого рейса. Пушкину было на что посмотреть, и о чем подумать. Задержания приняли массовый характер. Полиция напирала, ОМОН орудовал дубинками. Толпу теснили с площади в никуда – внизу стояла еще одна линия ментов. Кто-то уходил через узенький проход. Другие наслаждались теплым весенним днем. Двое толкали меня сзади: «Хочешь 15 суток?» - «Да не толкайтесь вы! Идти некуда!». Так, со скрученными руками, меня повели к автозаку. Дорогой разговорились. Перед входом меня забыли ударить о борт. Быстро исправили – оттащили, шагов на пять, и впечатали в железный корпус автобуса. Быстрый шмон – и я внутри. Компания подобралась неплохая. Веселые ребята. Хоть песню запевай. Только двое чувствовали себя не уютно – один пришел на площадь, чтобы купить кольцо своей девушке и был задержан, второй должен был чинить какую-то аппаратуру, установленную у пушкиниского постамента. Так и поехали. Все вместе. Как говорят у нас: «Кого **** чужое горе?». Мигалки. Уступают дорогу на центральных улицах. В такие дни, разница между арестованным и депутатом сводится к отсутствию кондиционера в транспортном средстве.
 ОВД – цитадель бюрократии. Один из многих осколков Союза, застрявших в теле новой России. Документы здесь не оформляют из принципа. Иронично, что основной функцией этого заведения является оформление различных бумаг и протоколов. Конференц-зал. Инструкции бывалых. Нытье первоходчиков. Шутки полиции. Атмосфера праздника не исчезла за час дороги.
А дальше – разговоры. Долгие. Настолько, что сердца ментов, еще недавно уверенно винтивших на площади, успевают оттаять. Шутки и смех. Взаимно.
Вдруг – новость. Привезли еду и воду.
Арестованным.
-Кто же? Откуда?
 -Глава Русской Церкви.
В сердце зарождается надежда. Христос. Страждущие.
-… Летающего Макаронного Монстра
Ну что ж. И так неплохо.
Печенье. Вода. Круассаны!
Ночь за окном. Курить в окно нельзя – выходим на улицу. Группами, по пять. С конвоем.
Сигареты заканчиваются быстро. Не все запаслись – стреляют. Пачка пришлась к месту.
Ночь тянется. Кто-то уже уснул. На юмор силы остались не у всех, однако, по инерции, шутим.
Еще и еще – на улицу. Под утро, опустошение достигает крайности. Сигарет почти ни у кого. Но снова идем.
У меня всего две. Я закуриваю. Караул устал. Один подходит к нам
-Ребята, есть закурить?
Я протягиваю пачку. Заглядывает.
-Последняя… Последнюю не беру. Я ж не мент!
Значок блестел в лучах зари.