Пролог

                Пролог

Жизнь Ивана Бескозыркина писалась прологами. Введениями, вводными частями и предисловиями.
- Тебя, видно, Бог для примера создал, -  язвила, бывало, бывшая супруга Маруся, - оглянешься вокруг, у всех баб мужики как орлы, с гордостью и ловкостью живут, а у меня… глухарь пожухлый. Токуешь, а что толку?
И правда. Токовал Иван бестолково. Так токуют старые, побитые средой петухи в конце февраля, когда весна уже близко, а все одно не пора, да и возраст… 
Жизнь Иван проживал с сюрпризами. Опережая, вероятно, время. Настырно, но без толку опережая.
Родился Иван в небольшом провинциальном городке. Мать – бухгалтер. Отец как отец. Строгий, молчаливый, поддающий. В садике, в четыре годика, залез Иван под одеяло к Ленке Ломановой.
- Прыткий он у вас какой-то, не в меру любознательный, - удивлялась воспитательница, - к кубикам никакого интереса, а к женщинам уже…
- Он же маленький, - разводила руками мама.
- И я о том-же, - воспитательница хмурилась и мрачно вспоминала собственного мужа, равнодушно разглядывающего ее полнеющую фигуру в новой розовой комбинации.
Под новый,1967 год, на утренник, кроили мамы для любимых крох нарядные костюмы. Кому доктора, кому космонавта, кому белочки или слоненка.
- А тебя как нарядить на утренник, Ванечка? – уточняла мама, умиляясь.
- Как руководителя, - отвечал Ваня, шмыгая носом.
- Ой, как же так, сыночек? – мама растерянно хлопала руками по коленкам.
- Далеко пойдет, - отреагировал тогда отец, - я этих самых руководителей голыми руками…
После чего отвесил Ивану болезненный подзатыльник.
- Я тебе покажу руководителя, я тебе такого руководителя покажу.


В 1976 году военрук, ссутуленный мучительными запоями тыловой офицер в отставке, рассуждал перед неровной шеренгой девятиклассников:
- Кто вы есть товарищи ученики в будущем? А есть вы, значит, солдаты, рядовые защитники Отечества! Гренадеры, так сказать, коммунистических передовых! И что я вижу? А вижу я длинноволосых слюнявых маменькиных сынков в расклешенных штанах. Сплошь хиппи и разврат. Взять, к примеру, рядового Бескозыркина…
- А че сразу я? – возмутился тогда Иван.
- Молчать! - завизжал военрук, - ты когда последний раз остригался, Бескозыркин?
- Лучше нагота, чем унижение, - решил Иван и оболванился в ближайшей парикмахерской наголо. До блеска, до оголения черепа, обтянутого кожей, состригся.
- Ты теперь, Бескозыркин, в шапочке перед строем будешь стоять. В лыжной или в какой-либо еще. Ну не дурак? Ты б еще брови выстриг и ухи отрезал, - военрук скабрёзно улыбался, впрочем, удовольствия не скрывал.
В 21 веке лысый девятиклассник актуален, брутален и прогрессивен. А тогда?
- Он же всю школу опозорил! Лысого комсомольца и в тюрьме сейчас не найдешь, - выговаривала директор школы Герасимова Ваниным родителям.
- Но Ленин же тоже лысым был? – возражал отец.
- А вот это уже совсем не наше дело, - Герасимова испугано оглядывалась по сторонам.
- Ты, Иван, это…тупой какой-то. Убогий, что ли. Вот кем ты хочешь стать после школы? – отец угрюмо сопел, поддавая.
- Возможно, писателем, -  цедил Иван в сердцах.
- Вот я и говорю…


***
Минули школьные годы… Иван, получив совет у родителей, поступил в политехнический институт на факультет Транспорта, Нефти и Газа. Освоившись, зафарцевал, приторговывая импортным трикотажем, шведскими порнографическими журналами, красочными полиэтиленовыми пакетами и прочей иллюзией хорошей жизни.  Потягивая баночное пиво «Синебюхофф», Иван смышлёно обосновывал спекулянтам экономическую гипотезу:
- Продуктами труда при социалистических экономических отношениях владеет государство, как и средствами производства, которыми производят этот самый продукт труда… владеет государство тоже. Прибавочную стоимость в процессе производства и реализации каждого продукта любого труда хапает государство соответственно и напрямую. Безапелляционно и с непосредственным участием ОБХСС.И вот с этим я не согласен категорически. Какое отношение имеет советское государство, например, к хорошо иллюстрированному шведскому порнографическому журналу? И это достаточно курьезный факт… Избегая демагогии, обобщаю: государство не учитывает мои интересы, а я не хочу учитывать интересы государства.
А вот обобщал Ваня зря. Государство в лице искусного оперуполномоченного Гудбайнова приметило обнаглевшего Ивана.
- На барахолке один шастает… Тот еще типчик. Одет, падлюга, с иголочки. Носки, я заметил, финские. С высоким, вероятно, содержанием термолайта и эластана. Красные. Приталены резиночкой. Джинсы американские. Ботинки – сабо, модные, не дешевые. В наших магазинах дефицит реальный. Рубашка – отдельный разговор. Мне похожую свояк из Нигерии привез. За доллары покупал, заметьте. И взгляд такой… дерзкий и сытый, - докладывал Гудбайнов начальнику.
- Сытый взгляд мы не любим. Не наш это взгляд. Займись, Гудбайный… - начальник, майор милиции Синицин, делал пометку в еженедельнике.
 От неминуемого краха Ивана спас тесть, первый секретарь городского комитета партии. Худощавый, хитрющий, но незлобливый мужик с цепким прищуром и радикальными мыслями (врежем кузькиной мамой по капитализму).
- Ты, Иван, относишься к тому типу людей, которые видят далеко, кумекают ладно, чувствовать горазды, а как все сплюсуешь – ноль получается. Почему, спрашиваешь? А жизнь как математика. Отрицательные величины не любит. Минусов сторонится. В ответах на школьные арифметические задачи минус два яблока, понимаешь, не бывает. А у тебя сплошь уравнения с тремя неизвестными. Что, где, когда.  Вот и выходит в лучшем случае дуля. Это если без последствий. Улавливаешь?
- А у вас? А у вас как в жизни выходит? – уныло уточнял Иван.
- А я уравнения с тремя неизвестными не решаю. Любишь кататься - катайся, не сомневаясь ни в саночках, ни в горке, - философствовал тесть.
- А разве бывает жизнь без отрицательных величин? – спрашивал Иван у жены Маруси.
- Если папа говорит, то бывает, - убежденно отвечала тогда еще супруга.
Жизнь рассуждала иначе.
Покумекав, решил Иван жить честно. Пусть туго, но с чистой совестью. Окончил институт и устроился на завод работать инженером. Развелся с материально зависимой Марусей и задумался о Боге.
- К помыслам, вероятно, Бог тоже отношение имеет. Пусть опосредованно, а все же…, - рассуждал Иван в компании работяг во время перекура, - вот зачем человеку золотой унитаз, если у человека жуткий запор и запущенная аденома простаты? Ни посрать, ни помочиться…А ведь желает, дурак. Помыслы, значит, человек регулировать не умеет. Ему жизнь хрен, а он от жизни редьки требует, хотя и догадывается, что редька хрена не слаще.
Однако, жизнь следовала своим чередом. Пришла демократия, стырив все накопления и веру в мало-мальски пригодную для совести справедливость.
Фарцовщики возглавили государство, производители слонялись без работы. Иван вновь опередил время, торгуя шведской порнографией в социалистическом государстве. Потерпеть бы до либерализации морали...   

Завод, где работал Иван, подвергся рейдерскому захвату. При силовом недружественном поглощении пока уже ничьей собственности Иван оказался на дне…

Как-то живописным летним утром Иван пропивал последние в плохо проветриваемом кооперативном кафе. Напротив, за столиком, пил белую-крепкую мужчина в возрасте, в разноцветном, покрытом жирными пятнами кашне и в коричневых сандалиях на босу ногу. Выяснилось, что человека зовут Авксентий и он писатель. Внимательно выслушав грустную историю жизни Ивана, Авксентий, спотыкаясь и активно жестикулируя, произнес монолог следующего содержания:
- Становись, Вань, писателем! А что? Наша братия в основном живет прологами. Сидишь себе, калякаешь, собственными мыслями забавляешься. Иногда водочкой балуешься. Вплоть до запоя. Все одно кумекаешь, что ты – вводная часть. Предисловие для обывателя. Разминка, червоточина…  Ведь как мыслит среднестатистический мажор? Как бы чего не вышло, если, не дай бог, глубоко копнешь. К чему холопу по сути просвещение? А ты если что – эпитафию себе заранее ладненько скроить сможешь. Чем не забава?
                Эпилог
В комнате накурено. За окном сухо скрипят чьи-то голоса. Развалившись на спинке кресла спит, постанывая, котяра. Указательный палец Ивана касается клавиатуры ноутбука. Вот и точка! Заедает клавиша и на мониторе высвечивается длиннющее многоточие. Многоточие, расползающееся на весь экран. Многоточие, следующее за прологом. Многоточие, максимально стремящееся вырваться за пределы бездушной железяки…





                Москва 2016 г.