А у нас во дворе...

... Жил один мужчина, стройный, с правильными чертами лица, густыми волосами, те, которые, зачесывая назад, становятся ежиком-ковром. Приветливый. Всегда здоровался, останавливался на пару минут, чтобы перекинуться новостями с соседями, одарить широкой улыбкой. "Хороший человек", говорили вслед.
Работал тот по строительству небольшим начальником. Имел, как и все  - жену, дочь, трехкомнатную квартиру в непрестижном районе, белые "жигули", семерку.
Но однажды он приосанился. Вместо простых теннисок и брюк, облачился в костюм с отливом, белоснежную рубашку и галстук в полоску. Новый облик был очень к лицу, особенно в сочетании с волосами-ковром. Он также здоровался, был приветлив, но по утрам спешил к темной служебной машине, которая приезжала прямо к подъезду.
- Устроился, у президента, начальником, - шептали вслед.
- Это по какой части?
- Естественно, по строительной, - возмущались осведомленные.
- Большим начальником?
- Нет. В управлении, по хозчасти.
Но несмотря ни на что, человек не вызывал зависти и агрессии, особенно после традиционного подъездного "здрасьте" и умения разминуться даже с самым никчемным пьяницей.
- Прошу вас, проходите, - говорил мягкий баритон красивого соседа.
Со временем он поменял машину, где-то через пару лет, как надел костюм. Приобрел иномарку. Не особенную, без прибамбасов, просто новую. Потом машина появилась и у супруги. Она, в отличие от дружелюбного хозяина, была эталоном самовлюбленности. Здоровалась редко, всегда важная, даже появился налет брезгливости, высокомерия. В каких-то необычайных повязках на голове, что определенно выделяло даму среди женской серости, в светлых брюках, обтягивающих пухлый зад, блузках, заморского кроя и неожиданной расцветки, дефилировала к белой машине, чтобы сделать вояж по местным гастрономам.
- Нигде не работает, - судачили на лавочке.
- Да.
- Как муж попал туда, только по магазинам и шляется.

Потом и у важного соседа появились чудные рубашки, шикарные джинсы, загар не местного разлива, даже помолодел как-то, словно спустился со страницы модного журнала. Он все так же здоровался, но старался максимально сократить путь от подъезда до служебной машины или своей, когда с семьей отъезжали на приобретенную дачу.
- А где купили, - интересовались на лавочке.
- Недалеко за кольцевой. Дорогой поселок. Одни шишки.
- Откуда знаешь?
- Сам говорил.
- И домик видно приличный.
- Кто ж там халупу построит.

Он уже ни с кем не разговаривал и не, потому что стал важным, высокомерным. Просто работа высасывала все нервы, а слова тратились на выступлениях, разнарядках, распределениях, в дорогих кабинетах с хорошо пахнущими людьми. И он был просо опустошен. Пустота в опущенных глазах, когда пробегал мимо. А вместо привычного - здравствуйте, звучал выдох с какими-то непонятным бормотанием.

Определенно, вся эта лавочная публика ему порядком надоела. Серые люди, с которыми только привет-пока, подъезд, пахнущий мочой, а главное пересуды, пересуды. Сделанного ремонта было жаль. Три месяца неудобств, нервов, ожиданий. Вложенная душа в когда-то купленную трехкомнатку. Как они радовались тогда. И эти работы, обласканные, облагороженные, профессиональные, а главное - нестандартные, как зеленый оазис среди тлеющей свалки. Тяготило. Но больше беспокоила человеческая зависть. Обычная черная зависть.

Как-то он сказал жене:
- Боюсь.
- Чего, - поинтересовалась супруга.
- Языков.
- Это да, - вздохнула она, - Потому ни с кем не здороваюсь. Ужас. Что за люди?
- Накатают жалобу, тогда начнется, - гнул свое супруг.
- Не пугай меня.
- Не пугаю, просто думаю.
- О чем?! О чем!?

Они ни кому не хотели зла, поэтому оставили квартиру дочери, которой к тому времени исполнилось восемнадцать, а сами просто исчезли.

- Куда съехали, - интересовались соседи.
- Черт его знает.
- А дочка ничего не говорит?
- Даже не здоровается. Она из другого мира. Смотри, какие машины за ней заезжают. Не наша молодежь.
Дочка вскоре тоже исчезла.