Наемники Оазиса

Аннотация

 

Мир изменился до неузнаваемости. Великая катастрофа стерла с лица планеты государства, существовавшие веками, уничтожила значительную часть их жителей. Она изменила климат и ландшафт. Сделала большинство полезных ископаемых недоступными для оставшихся людей, сильно усложнив этим восстановление экономики и быта. 

Возникшие на осколках исчезнувшей цивилизации, новые страны были лишь жалкими пародиями на почивших предшественников, но при этом они питали поистине имперские амбиции. Однако малочисленность населения и постоянный дефицит материального обеспечения зачастую превращали агрессоров в беззубых львов, что заставляло их обращаться за помощью к наемникам. 




Часть первая

Беспредел

 

- I -

 

Настали скоротечные сумерки. Горизонт на востоке померк. На западе заходящее солнце окрасило небо в алый. Дневная жара отступала под натиском порывов холодного ветра. Обычная деловая суета в лагере наемников постепенно прекратилась с приближением темного времени суток. У палаток стали загораться костры, собиравшие вокруг себя группы утомленных заботами людей. Лишь караульные продолжали нести свою службу, охраняя покой этого живого уголка посреди пустыни, окруженного кольцом высокой каменной стены.

Место для лагеря было выбрано идеально. Отсюда окрестности отлично просматривались во всех направлениях. А его южные ворота выходили к обширному оазису с проточной водой и спасительной тенью под зелеными ветвями деревьев. Этот оазис и дал название лагерю. 

На памяти местных старожилов, наемники были уже третьими, кто осваивал безопасное пространство за стеной. И вторыми, кто ее восстанавливал и укреплял. Вначале здесь располагалось небольшое поселение, жившее за счет проходивших через него торговых караванов. Но около тридцати лет назад с востока пришли воинственные жители степи. Народ отнюдь не кочевой, но полудикий, если судить по местным меркам, отвергающий многие достижения цивилизации, крайне враждебный ко всем иноплеменникам. Пройдя огнем и мечом по пустынной области, они обустроили сильную базу недалеко от торгового тракта, на месте сожженной ими деревни. В течении нескольких лет всей округе крепко доставалось от их набегов. И никому из тех, кто стоял в тот момент у кормила государственной власти, не было до этого дела. Ведь для них на кону было куда больше, нежели слабо заселенная пустыня. 

Такое было время — каждый тянул одеяло на себя. И страна, которой принадлежал регион, не смогла пережить внутреннего кризиса — слишком много накопилось противоречий промеж представителей ее элиты, слишком слаб стал авторитет центральной власти, чтобы заставить их подчиниться своей воли, слишком падок оказался народ на обещания лучшей жизни, на которые не скупились магнаты и политические интриганы. И когда правительству потребовались кулаки для усмирения нараставших валом центробежных сил, оно внезапно не обнаружило у себя ни одного пальца. Единицы тогда не изменили присяге, но их сил было явно не достаточно, чтобы плыть против течения, и страна распалась на четыре отдельных государства. Настало настоящее смутное время, нескончаемая смена правительств, постоянно вспыхивающие междоусобицы. О бывших соотечественниках, живших в пустыне, все забыли. Кому нужна земля без ресурсов, наводненная бандами мародеров и степняков? Вольница любителей легкой добычи быстро набирала обороты. 

Единственный населенный пункт, который смог выстоять и дать им вооруженный отпор — главный город пустынной области — Крепец. Нельзя сказать, что он не пострадал от нескончаемого беспредела. Его окраины не раз резали ночную тьму сполохами пожаров, учиненных налетчиками. Жили здесь тяжело и голодно, но зато в большей безопасности, чем небольшие деревни, жители которых вынуждены были укрываться в лесах, простиравшихся на западной окраине области, а те, которые по какой-либо причине не могли добраться туда, рыли земляные укрытия.

С началом смуты население Крепца стало расти. В городе находили убежище сельские жители, сюда бежали граждане новообразованных государств, спасаясь от преследования местечковых тираний; бывшие служащие, полицейские и военные, не желавшие давать клятвы верности новым правительствам; посчитавшие свой долг перед страной оплаченным после распада республики; просто уставшие от гражданской войны.

Их становилось все больше. Злость и отчаяние росли, приближаясь к той отметке, за которой у слабых духом наступает безумие. Те, что посильнее, объединялись в небольшие отряды охотников.  Они выслеживали банды и уничтожали их. Но тягаться на равных со степняками такими силами было бесполезно. Для этого требовался больший размах, серьезная внутренняя организация. Тяжесть положения едва державшегося города, ставшего новым домом для многих тысяч несчастных людей, довольно быстро заставила большинство осознать это. Во главе объединенного отряда встали бывшие офицеры республиканской армии. Знания и опыт кадровых военных не шли ни в какое сравнение с тем, что им могли противопоставить не привыкшие к настоящим боевым действиям банды и технически отсталые конные ватаги степняков.

И вскоре Оазис пал во второй раз. Дождавшись окончания очередного набега, когда все степняки отдыхали от ратных трудов, отряд полковника Марсиевского внезапно атаковал противника за два часа до рассвета. По воспоминаниям ветеранов, служивших тогда под его началом, это был не бой, а человеческая мясорубка в котле из каменных стен. В плен не брали никого — ни женщин, ни стариков, ни детей.

Опьяненные кровью жестокой расправы, окрыленные сокрушительными успехами ночного рейда, победители устроили свой лагерь в Оазисе. Теперь, когда они обрели внутреннюю уверенность и силу, увидели возможность перемен к лучшему, жизнь уже не казалась беспросветной. Руководители отряда ставили перед своими людьми новые цели, вели к новым сражениям. 

Разрозненные банды одна за другой разбивались о железную дисциплину и выучку бойцов пустынного лагеря.  Из деревень к ним приходили просители, неся деньги и ценные вещи, лишь бы их избавили от назойливых татей. Владельцы караванов нанимали людей Марсиевского для эскорта товаров через неспокойные территории. Даже из новых государств приезжали заказчики, просившие за солидное вознаграждение поучаствовать в конфликте на их стороне, убрать неугодного человека. Контрабандисты и те — платили за помощь в перевозке грузов.

Так Оазис стал лагерем наемников. Чтобы избежать зарождавшейся в среде солдат удачи анархии и беспредела, Марсиевский со своими ближайшими сподвижниками основал Братство охотников Оазиса. В мирное время в нем не было жесткой иерархии, как в воинских подразделениях.  Насущные вопросы решались путем голосования. Старшинство наемников учитывалось лишь во время операций, когда весь лагерь выступал единой силой, либо в небольших группах при выполнении заказа. Исключение составляли ветераны. К их слову всегда прислушивались, их уважали. 

Между обычным наемником и ветераном стояла непреодолимая для большинства преграда многолетней выслуги и личного авторитета. Ровно посередине этого социального разрыва находились капитаны – опытные солдаты удачи, которым разрешалось набирать свои небольшие отряды. Рядовые наймиты изо всех сил старались попасть к наиболее активным и удачливым командирам, так как устойчивые группы получали больше заказов, в них служили подолгу, а в слаженном коллективе всегда можно рассчитывать на плечо товарища.

Шли годы. Лагерь рос. Структура общества усложнялась. Теперь, чтобы стать наемником, приходилось по два года ходить в рекрутах, под надзором одного из наставников. Лишь после этого кандидат становился полноценным солдатом удачи. Получив некоторый опыт, наемник мог уже сам обучать новобранцев, но не более двух за раз. Они всюду ходили за учителем, выполняли все его приказы, пока продолжались обучение и боевая практика.  В течении этого времени рекруты Оазиса были в прямом подчинении у своего наставника. А он отрабатывал на них свои командирские навыки, чтобы затем стать вторым капитаном, а, спустя несколько лет, и первым. Тогда ему уже разрешалось собирать вокруг себя довольно приличные силы. Сделавшись настоящим мастером своего дела, завоевав славу и всеобщее признание, капитан, наконец, получал вожделенное место в одном ряду с лучшими из лучших. Он становился живой легендой, элитой Братства, почти равным ветеранам, до которых оставалось всего ничего. Но путь наемника сложен и тернист. Поэтому, мало кто доживал до этого.

Благодаря всем этим условностям, со временем военная демократия Оазиса стала утрачивать свою силу. Все большую власть приобретали капитаны и, особенно, ветераны. Это проявлялось даже при распределении гонораров и трофеев. Если раньше все делилось поровну, то теперь капитан имел право на две доли и приоритет в выборе трофеев. Ветеран, в тех редких случаях, когда он брал заказ, получал в три раза больше, чем обычный наемник. Такое положение дел нравилось далеко не всем. В лагере даже образовалась неформальная партия консерваторов, ратовавшая за возвращение к изначальному устройству Братства. Примечательно, что в нее входили начинающие, либо не слишком инициативные наймиты.

В остальном же, каждый наемник сам распоряжался своим временем, брал заказы и получал с них выгоду. Если наймиты объединялись в отряд, и среди них не оказывалось капитана, то старшинство, как правило, определялось по номеру жетона. У кого он меньше, у того и опыта должно быть больше. Ему и поручалось право командования.  В этом случае, все, что получал отряд, делилось поровну.  Братство же забирало десятую часть прибыли всех наемников и отрядов, включая стоимость трофеев, на общественные нужды. Честность в оценке оставалась полностью делом совести солдат удачи. Поэтому сокрытие некоторой части или даже всего гонорара стало нормальной практикой. Но деньги все же поступали. Также наемники должны были соблюдать определенные правила, прописанные в Уставе Братства, за чем пристально следило само их небольшое сообщество. Завоеванные собственными потом и кровью уважение и слава, страшная память о недавних тяжелых испытаниях и временах безвластия заставляли подавляющее большинство членов Братства добровольно следовать установленным правилам, либо хотя бы сохранять видимость их соблюдения. Немногочисленных ренегатов, какие всегда есть в любом коллективе, жестоко карали их собственные сослуживцы. И печальная участь отступников была хорошим примером остальным.

Управлялся Оазис Собранием Ветеранов, которое состояло из офицеров,  примкнувших к Марсиевскому в не легкие времена всеобщего отчаяния и помогавших основать лагерь. Они занимались благоустройством территории, заведовали интендантской службой, исполняли роль третейского судьи в спорах между охотниками, рассматривали заявки на вступление в Братство, организовывали охрану лагеря и, конечно же, следили за исполнением Устава.

Однако идиллии все равно не вышло. Жители Оазиса, как и везде,  кучковались группами, разбивались на партии. Но и в этих, меньших социумах, не все складывалось гладко. Трудно представить, что разномастная горстка отчаянных солдат удачи, постоянно конфликтующих друг с другом, контролировала целый регион. И все же соседям приходилось волей-неволей считаться с ними. Ведь для стороннего наблюдателя жители лагеря посреди пустыни казались силой, сплоченной в монолит.

Их слава росла. И вступить в Братство стремились многие. Но если стать наемником мог чуть ли не каждый, у кого имелся обрез и несколько монет в кармане, полученных от соседа, чтобы припугнуть бакалейщика из лавки за углом, то поставить свою палатку в Оазисе удавалось одному на сотню или даже тысячу. Всякий, кому улыбнулась фортуна, менял свою жизнь бесповоротно, вручая ее заботам новой семьи, и получал позывной, заменявший ему и имя и фамилию, что должно было затруднить его опознание недоброжелателями и оградить родственников от возможных неприятностей. Только ветераны, уже не ходившие на задания, а занимавшиеся хозяйственной работой, наставничеством и обучением, могли, при желании, вспомнить, как их звали, пока они не связали себя с Братством.

Когда Сорок привели в Оазис, ему было пятнадцать лет. К тому моменту он уже убил более четырех десятков человек. Сделано это было не от избытка жестокости. Просто, в том месте, где жил Сорок, и в то время, чтобы остаться в живых, приходилось частенько пускать в ход оружие. В основном, список его жертв составляли бандиты и степняки, досаждавшие жителям его деревни. Младший брат Сорока также не давал себя в обиду. Хотя и не обошел старшего по числу упокоенных, зато скальпировал всех убитых им степняков, не дав, таким образом, их душам попасть в лучший мир. Ведь по преданиям этого жестокого к иноверцам народа, мост в райские сады, что пролегал над адской бездной, строился из волос головы и бороды человека. За это парень и получил позывной Скальп.

Как и многие наемники, братья поддерживали тесные отношения со своими наставниками и по окончании обучения. Поэтому не было ничего удивительного в том, что у одного костра сидели и молодые охотники и поседевшие, с морщинистыми, обветренными лицами представители старшего поколения.

Наставником братьев был опытный вояка — жесткий, бескомпромиссный, не прощавший ошибок ни себе, ни своим ученикам, ни противникам. Однако, с возрастом, Обухов Михаил Тимофеевич заметно смягчился, как это случается со многими людьми, когда силы начинают покидать их.  А ведь он уже давно разменял седьмой десяток — возраст, до которого мало, кто доживал в местных реалиях. Но, не смотря на то, что руки его потеряли былую хватку, ум по-прежнему оставался ясным, являясь кладезем бесценного опыта для своих подопечных.

Обухов сидел на чурбаке у большого костра и, не спеша, ел гороховую кашу с мясом из походного котелка. Напротив расположился Скальп. Свою порцию он уже проглотил, как показалось наставнику, не жуя. Теперь молодой наемник прихлебывал что-то крепкое из плоской фляги и морщился — не то от удовольствия, не то от вкуса.

- Ну, долго еще ждать твоего брата? - тихо спросил старик, дуя на ложку.

Вместо ответа Скальп пожал плечами.

- Сорок! - повысил голос наставник.

Полог палатки откинулся, и наемник, кутаясь в коричневую шинель, вышел к костру.

- Чего так долго? Садись, разговор есть.

Сорок подвинул носком сапога чурбак поближе к костру и уселся на него.

- Холод сегодня просто жуткий, а я шапку найти никак не могу, - пожаловался он.

- В кармане смотрел? - усмехнулся брат.

Запустив руку в карман шинели, Сорок и, правда, обнаружил вязаную шерстяную шапку. Надев головной убор, он, молча, протянул руку Скальпу, и тот вложил в нее флягу.

- Наигрались? - серьезно спросил Обухов и исподлобья посмотрел на наемников. - Теперь послушайте. Вами недовольны. Вы слишком сбиваете цену, чтобы получить больше заказов.

- Кто это говорит? - раздраженно огрызнулся Скальп.

- Общество говорит, а я лишь передаю вам его неудовольствие.

- Общество… неудовольствие… - продолжал огрызаться Скальп, но брат дернул его за рукав, и наемник замолчал.

Вместо него заговорил Сорок:

- А чем они не довольны, Михаил Тимофеевич? Они жалуются, что им мало работы? Борода второй день только, как вернулся, - наемник указал в сторону ближайшего костра, у которого сидел спиной к ним необъятных размеров человек, с четырьмя своими помощниками. - И до этого от безделья не страдал. Морок уже третью декаду где-то колесит, а дерет он с заказчиков чуть ли не больше всех! Может, просто лучше работать надо?

Обухов дал своему подопечному закончить речь, затем поднялся и демонстративно отряхнул руки.

- Если после моего предупреждения ничего не изменится, будет голосование, исход которого я вижу, как ясный день. А потом — неизбежное наказание от Собрания Ветеранов. Это я вам говорю! - Обухов сделал ударение на «я».

Скальп вскочил на ноги, опрокинув чурбак, на котором сидел. Он обладал очень темпераментной натурой. Иногда он делал что-то под воздействием сильных эмоций, будучи не в силах совладать с ними, но затем частенько сожалел об этом. Вот и теперь, наемник подался было вперед, но осекся, наткнувшись на неподвижный властный взгляд наставника.

- Я все сказал! - возвысил голос Обухов и отвернулся, чтобы идти к себе в палатку, однако задержался, ощутив, что лагерь приходит в движение.

В отблесках многочисленных костров мелькали тени людей, спешивших, как определил Михаил, к главным воротам.

- Что там? - спросил Скальп, проследив направление взгляда наставника.

Ему совсем не хотелось куда-то бежать, чтобы узнать то, что завтра и так расскажут несколько раз. Порция яблочной водки, самокрутка и теплая постель — так он планировал этот вечер. Сорок также не проявлял интереса к происходящему. Достав кисет, наемник начал сворачивать папиросу. В конце концов, если кому-то не терпится воспользоваться услугами Братства, невзирая на поздний час, пускай этим занимаются те, кто жалуется на недостаток занятости. Так он решил для себя.

Заметив полное безразличие молодых наемников к происходящему, Обухов засомневался, стоит ли идти самому. Эта заминка не ускользнула от внимания братьев.

- Оставайтесь, - сказал ему Скальп. - Сыграем в кости. Через час уже все знать будем, не напрягая ног.

- Надо посмотреть, - все же решился наставник и двинулся в сторону ворот.

- У тебя еще выпивка есть? - услышал он у себя за спиной; затем был звук выбиваемой пробки и радостный гогот Скальпа.

Навстречу ему попался Борода с кружкой в руке. Похоже, здоровяка, как и братьев, сегодня ничего не интересовало, кроме спиртного, да веселой компании на ночь. И он уверенно двигался к их костру.

Чем ближе Обухов подходил к северному въезду в лагерь, тем больше любопытных спин видел. Движение прекратилось у ворот, стесненных с обеих сторон каменной стеной в два человеческих роста. Что-то происходило сразу за ней, на подъездном пути. Но рассмотреть, что, оказалось невозможным из-за плотно сгрудившейся толпы. Тимофеевич схватил за рукав первого попавшегося и вытянул его из общей массы. Сначала наемник выглядел очень недовольным таким обращением. Возможно, будь на месте Обухова кто-то другой, дело закончилось дракой. Однако, разглядев, кто перед ним, парень поостыл.

- А-а, Михаил Тимофеевич, - успокаиваясь, произнес он.

Тот тоже узнал наемника.

- Горло, что там происходит? - спросил Обухов.

- Не видно ничего. Но, говорят, Мешок с какими-то бродягами приехал. Полный кузов трупов привез.

Мешком прозвали торговца-скупщика трофеев, которые в избытке водились у наемников после заданий. Он покупал у жителей Оазиса любые вещи, с которыми те готовы были расстаться. Платил мало и все время жаловался на то, какая у него тяжелая жизнь. За это постоянное нытье, а еще за крайнюю скупость, Мешка охотники не сильно жаловали, но пользовались его услугами, когда срочно требовались деньги или не хотелось самим заниматься поисками покупателей.

- А что ему надо в такое время? - продолжал допытываться Тимофеевич.

- Так он въехать хочет! - сказав это, Горло покрутил пальцем у виска — наемники редко пускали в лагерь посторонних.

- Какого черта! - удивился Обухов и, развернув парня, втиснул его обратно в толпу. - Давай-ка, дружок, проведи меня.

И поводырь начал добросовестно выполнять возложенные на него обязанности.

- Расступись, народ! Дорогу ветерану! - кричал он, расталкивая людей.

Обухов следовал за ним, словно за ледоколом. Как только они оказались на открытом пространстве, стала понятна причина возникшего столпотворения. Охрана лагеря перегородила въезд, встав плотной цепью, чтобы не пускать за ограду ночного гостя. С другой стороны, любопытные не могли прорваться наружу.