Королевский крокет Несмияна

               
     Вручая накануне заслуженные скудоумием призы Криське, Собчак и примкнувшей к ним совершенно неожиданно вкупе, ин масс целой сети ВКонтакте, пусть и приглаженной неведомыми мне благодетелями до вида и подобия выхолощенного Аптекарского островка, разметавшегося в июльской истоме взрыва суетливого и жирного Евно Азефа, что понятно и не вызывает особенных нареканий ( да уж, позорище на весь мир, если вспомнить то, что происходило, когда меня крыли за пару кустов мака уголовной делюгой, думаю, Государь проклял не только Навального, но и трахнул в туза прихвостней, ополчившихся на волшебного коалу, мне, если честно, жалко его было на сходняке в Австралии, где длинный чернокожий демократ столь пренебрежительно кривился, что я выдернул батюшку преждевременно, закинув ему виртуальную мыслишку свалить пораньше, что он и сделал, а ежели предположить нечто схожее по поводу какого репоста или лайка - стыдобища на всю Галактику, тут не взаимоотношения Булгакова и Сталина или полночные беседы Николая с Пушкиным, тут х...й знает что, даже не стыдобища, а просто - напросто позорище, совсем неприемлемое для самого доброго царя Руси ), я заскочил к вручателю призов моему старинному приятелю Риобраво, своими мартовскими ушами Зайца Всемогущего некогда сподвигнувшего меня на верный путь развития личности растущей, как таракан : можешь придумывать истории, которые интересны такому огромному количеству народов, то и херачь, как Хантер Томпсон, именно то, что получается лучше других, не заморачиваясь на прискорбный троллизм, время от времени обрушивающий мое душевное равновесие, или тот самый дар, что и вертится посреди ничего не стоящей воды граммофонной иглой и смутно слышимыми из глубин леса звуками тех  " чилдрен оф зе найт ", про которых гнал, сняв волосы, покойный Лесли Нильсен, пробежался по своим собственным сказочкам, упакованным им под наименованием рукописей или благополучно умершего цикла  " Галюциногенно ", пожимая плечами и поражаясь тем незримым нитям, что связали всех нас, незнакомых в реальности друг с другом, магически кольцуя орнитологическими омонимами меня и Витухновскую, Бабченко и Бонни, Толокошку из глупых и мерзкую своим клишированным повторением высранных мною истин Ксюху Собчак, на этих сраных псевдовыборах даже рядившейся в маечки с украденными из моего  " Твиттера " расцветками и символами живой речи, видимо, по природной тупости не понимавшей, что мне как автору, придумавшему всю эту х...ню просто от нечего делать, все это уже не интересно, настолько не интересно, что даже противно обнаруживать Виктора Пузо нежно прижавшимся пузом к еще одному моему собрату по обрывочным мыслишками и литературным предпочтениям, к Керви или Кривцову, по хер, как он сам себя наименовал, это ясно, что, в отличие от меня, какую - то часть своей прошлой жизни прожившего в истинном андеграунде, не фуфле хиппозы и психа или самопридуманных клонов вудстоковских посиделок в Переделкино, а настоящем другом мире мелкого криминала и убойной наркомании, окрещенного погонялом - погремухой именно от тех, кто и имеет единственно право лепить не собачьи клички придерживающимся или не столь отдаленным, а с Алексом, не ходи к гадалке, ясно четко : картофельный папа из какого сценария, не вошедшего абцугом к сотой части  " Гения " с Абдуловым и Смоктуновским, сам придумавший себе имя, даже не заморачиваясь на армейские позывные или школьные прозвища, как Ивлукич или Шугарпова. Я и псевдоним - то себе выбрал, тщательно симбиотя по Кэрроллу аббревиатуры и потайные комнатки подсознания только по причине резкого водораздела между виртуальностью и реалом, никогда их не смешивая и не даря ни одной истории ни единому человеку, коего я знаю в настоящей жизни, не, ребятки, херота нолей или единиц или же, наоборот, невероятная медовость полушарий под померанчевой маечкой моей Богини - это как хорошее кино или неплохая песня, как удачная рифма маленькой Витухновской, неожиданно пронзительно осознавшей всю свою ущербность и вздорность посреди затхлого прудика рунета, на х...й никому не нужного, долбанного дебаркадера, сгнившего еще до постройки, поганого самомнением и гордыней болотца, куда притащило ледником валун Ивлукича, слава богам и демонам, вытащенного рыболовецким сейнером умного человека Суркова на просторы птичьего псевдоаккаунта, заведенного мною лишь для Одной Единственной Неповторимой, сам не знаю, почему и отчего при всех моих бзиках гомофобии и явно криминального мировоззрения, ставшей самой лучшей врачом и музой, чья ухмылочка или вредное хихиканье переполняют меня ничем не объяснимой нежностью и желанием жить дальше, хотя - особенно сейчас, после тяжелого кровотечения - умереть представляется легче и проще, положить башку на подушку и не вставать, не колоть себе  " Фактор - восьмерку ", останавливая кровоизлияние, смежить очи, как выражались давно и неправда, да и задохнуться на х...й в вернувшейся на равнины Средней России жаре, ором цикад и шелестом листьев картофельной ботвы снова начавшей сводить меня с ума. Ладно, заканчивая это бестолковое предисловие из осколков моих смутных представлений и фантазий, странно и смешно шевелящихся в вяло работающем после обильной кровопотери мозге, продолжу сказочкой, по примеру Риобраво упакованной в папочку  " Было время ", что должна была войти в  " АССУ ", но как Ася Клячина не вошла никуда, оставшись посреди фермерского унитаза одного из Михалковых ( по х...й какого ), так и история эта болталась у меня в районе среднего уха, дожидаясь самой маленькой из Алис, так и не захомутавшей Джоковича, пока не дождалась чужой жены Бэйли, единственной, на ком я реально хотел бы жениться в реальной жизни.
     - Скока ?
     - Двадцать пять.
     - Мало.
     - Покажи больше.
     Неспешная беседа под чешское пиво и вяленую корюшку на сороковом этаже студенческой общаги. В комнате трое : Жека, Бока и третий, лицо неустановленное, можно сказать, он появился как - то сам по себе после летней сессии, нарисовавшись взъерошенной головой и серо - зелеными малазийскими сигаретами на соседней койке, где месяц назад драли хором Марго из Чухломы, толстую звезду института, щеголявшую полосатыми гольфами и небрежно обрезанными джинсовыми шортами перед дебильно пускавшими слюни первокурсниками. Этого третьего как только не называли, даже " Подьсюды " или  " братэлло ", но лишь через год обнаружили его абонемент в библиотеку имени Ленина, завалившийся за плинтус, где черным по белому указывалось и имя, и фамилия, стремные и популярные сейчас настолько, что я так и оставлю третьего безымянным, для удобства именуя Андреем Малаховым, как неким, что ли, символом, вобравшим в себя всю глупость, вздорность и чепуху нашего времени суток, какого - то постоянного послеобеда, когда санитары еще не примчались с клизмами, но и нянечка с метлой еще не гонит всех на фронт или в газовку, уже гостеприимно открывшую чугунные двери возле больничного морга, где лежат штабелями невостребованные мертвые туловища когда - то певших о чем - то людей.
     - На, сука !
     Бока бросил на низенький столик, трехногой колымагой стоявший посреди комнатушки, карты и победно зареготал, как - то виртуозно журча согласными и кивая головой, как лошадь.
    - Тридцать одно, бля.
    - Слушайте, - взмолился Андрей Малахов, опорожняя пепельницу в черный пластиковый пакет, - я не пойму никак, мы тут, чо, сука, делаем - то ? Я в свару играю, этот, - он мотнул локтем, задев зазвеневшие бутылки, - в  " тридцать одно ", насколько можно судить, а ты, - он завизжал кошмарной курицей на вздрогнувшего Жеку, - вообще, в тыщу херачишь, раз марьяжи копишь.
    - Я пиво пью, - с достоинством ответил Жека, плюнув в свои карты и закуривая  " Казбек ". - С корюшкой. С вами, мудаками, беседую. А дальше или какой - нибудь прогрессивный негр придет и станет втирать ахинею, или голая Друбич пролетит за окном, пикируя Че Геварой на майке, или Цой петь начнет, идя куда - то по бесконечным проходам и коридорам, будто Областная больница имени Семашко влезла анахронизмом в тонкую нить повествования авторского кино, так и не ставшего ни авторским, ни мейнстримом. Какая разница ?
   - Никакой, - засмеялся Бока, втыкая в розетку штепсель от  " Легенды ", кассетного магнитофона, вечно прищемляющего пальцы своими эбонитовыми клавишами. - Я вот щас включу  " Фристайл " или Шуфутинского и никто не заметит никакой разницы.
   - Да хоть Кая Метова, - разливая пиво подтвердил Жека, вынимая из - за шкафа новую связку корюшки.