Записки гаишника. часть 17

                Глава  17.
     Водителя, который уходил от погони, наши ребята блокировали и задержали. Он что-то выбросил в кювет, было подозрение, что оружие, но под снегом его найти было невозможно. А что ему можно было инкриминировать? Это был некто Фадеев. Он так и заявил оперуполномоченному, Анатолию Матюхину:
- У вас на меня ничего нет.
   Однако  оперативники  Солнечногорского ОВД  постарались.  Они  у командира воинской части попросили солдат, и те с миноискателями добросовестно прочесали район поиска, в результате чего были найдены патроны от пистолета. При обыске, в квартире Фадеева тоже нашли патроны из той же серии, в результате   чего  Матюхин  возбудил уголовное дело,  и прокурор Карасёв, не говоря ни слова,      на постановлении написал: «Передать    по подследственности".  И следствие разобралось, и лишение свободы Фролов всё же получил,  за хранение боеприпасов.               

           Виктор Васильевич Карасёв ушёл на повышение в Москву, и прокурором стал его заместитель, Алексей Малкин.
     В Солнечногорске, на перекрёстке с Таракановским шоссе, произошло столкновение двух легковых машин, после чего виновный водитель с места ДТП уехал. Липатов мне                доложил, что владелец автомашины продал её по генеральной доверенности жителю Солнечногорска, который в свою очередь
перепродал машину третьему лицу. Второй владелец оказался актёром, и он уехал на гастроли, минимум на шесть месяцев. Нотариус, оформивший сделку купли - продажи, данные на третьего владельца, не предоставляет, потому   что     в   действиях     виновного   нет   состава       преступления,   нет               
пострадавших. Я сам заехал в нотариальную контору. Ссылаясь на Положение, мне тоже отказали назвать имя водителя, подозреваемого в нарушении ПДД, которое привело к аварии, так как его нарушение являлось административным.  Никакие доводы не принимались. Я материал под мышку и направился  к прокурору,  прокурор поможет. Малкин меня выслушал и говорит:
- Возбуждайте уголовное дело.
- Я-то его возбужу, но вы, ведь, не попишите, так как нет оснований.
- Не подпишу.
- Ну,  вот.   А как  заставить   нотариуса   дать   мне справку  о владельце
автомашины?
- Никак не заставите.
- А что делать?
- Возбуждайте уголовное дело.
- Так нет оснований.
- Нет.
- А раз нет оснований, вы же дело не подпишите? – снова спрашиваю я.
- Не подпишу, - снова отвечает прокурор.
Казус. Я ничего не добился. Такие законы. Потом, спустя год, Липатов через суд довёл это дело до конца. И на что я обратил внимание: в кабинете прокурора, - в отличие от Карасёва, - у Малкина весь стол был завален деловыми бумагами, и как он знал: где, что лежит? Наверно, время такое наступило, когда
было дел невпроворот.

      В   романе   «93-й год»    Виктор   Гюго    описал   события   французской революции. В 1993-ем году, - через двести лет, - в России надвигались события не менее трагические, как по Горькому: «Буря. Скоро грянет буря». Права оказалась Роза Васильевна шесть лет назад.  По телевизору гоняли ролик с рекламой, где наш современный «гаврош» бегал по улице и предлагал купить газеты. Это вместо того, чтобы посещать школу. Его представляли, как будущего бизнесмена, прям, хроника времён Николая II. В сентябре Ельцин издал указ о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета, что, по сути, узаконивало конец Советской власти. События в Москве развивались ужасным образом: противостояние Президента и Верховного Совета дошло до точки. 3 октября после, 18 часов, с работы я зашёл к маме на Рабочую улицу. Едва переступил порог, как она мне объявила:
- Вить, что-то случилось. По телевизору на всех программах показывают «Лебединое озеро».

     В этом сомнения не было, и я сразу позвонил в дежурную часть батальона.
Был объявлен общий сбор личного состава. Инютин Евгений Иванович распорядился, чтобы я остался в дежурной части для
связи с Управлением ГАИ, а сам поехал на головной пост 33 км. Заместитель по службе, Юдин, отправился на КПМ 79 км.   Единственная наша задача состояла в том,  чтобы                наблюдать за обстановкой, ни во что не вмешиваться.  По радиостанции, которая работала на приём, велась трансляция с центра событий, без комментариев, конечно. Было просто страшно слышать такие переговоры: "Из парка нас обстреляли", - прозвучал доклад. "Разворачивайте коробки, накрывайте ответным огнём", - поступило указание. Понятно, что речь шла о танках, а парк – в Останкино. "По крыше пробираются человек десять, - новый доклад из рации". "Это  не наши.  Снимайте».  Уже за полночь по радиостанции раздался голос, похожий на голос вице-президента, Александра Руцкого: "Что они делают?
Что делают? Пусть прекратят обстрел. Всё, ведь, свалят на нас".  -- - "Ну, усатый, теперь    тебе… ",   - с   нецензурной   бранью   ответил   ему    кто-то.     И это – Верховный Совет,  это - центр страны.

   В Чёрной Грязи был остановлен бронетранспортёр, двигавшийся из Москвы, о чём я доложил в УГАИ. Там дежурным был Александр Васильев. От него поступила команда: «Не пропускать». Около 4-х часов утра Юдин с поста 79 км мне сообщил, что в Москву из Петербурга на двух «Мерседесах» едет съёмочная группа Александра Невзорова, ведущего популярной телепрограммы «600 секунд». Васильев дал мне команду: «Мерседесы» остановить, ждать дальнейших указаний». Их задержали на посту 33 км. Время затянулось, и я перезвонил в Москву:
- Саш, может, отпустим Невзорова, они же едут делать репортаж.
- Какой «отпустим»? Сказали: вообще разбить камеры,- поделился со мной Васильев.
     В Чёрную Грязь прибыла группа в камуфляже, посадили руководителя программы   в машину и увезли. Кто такие? Откуда?  Евгений Иванович потом мне рассказывал: «Думаю: отведут сейчас Александра Глебовича за пост и расстреляют. За него стало страшно. А его телохранитель подошёл ко                мне и говорит:   «Подполковник, если с Сашкой что случится, я тебя из-под земли достану».   Невзорова  до утра продержали в ОВД Зеленограда. К утру стало ясно: Кремль выиграл, и тележурналиста отпустили
     И Ельцин отдал приказ о расстреле Белого дома, где находился Верховный Совет. По телевидению, в прямом эфире, народ смотрел, как стоящие на мосту напротив Белого дома, четыре российских танка, расстреливали прямой наводкой красивое здание, в котором находились не только политики, во главе с вице-президентом, Александром Руцким и Председателем Верховного Совета,  Русланом  Хасбулатовым, но и служащие, техники, обслуживающий персонал - простые, невинные люди. Больше всего меня расстроило: когда выводили из здания с поднятыми руками сотрудников милиции, которые выполняли в доме Советов свои функциональные обязанности.

  Но война войной, а безопасность дорожного движения никто не отменял. Надо было отвезти отчёт о работе батальона за  9 месяцев в полк ДПС, на Дурасовский   переулок, в   Москву.  6    сентября,   я,   с    инспектором    по  розыску  Михаилом Трусовым, и ещё двумя нашими сотрудниками, выехали на автомашине «ВАЗ-2104». По пути надо было заехать в ГУВД Московской области, на улицу Белинского, дом 3, чтобы передать пакет в отдел кадров. Проехали улицу 1905 года, мимо памятника борцам революции. Все молчали с невесёлыми мыслями в голове. Еле-еле переехали развороченные рельсы трамвайных путей, повсюду виднелись следы недавнего противостояния. Кода мы двигались по улице Герцена, послышались звуки, похожие на работающий отбойный молоток.
 - Где-то стройка идёт, - произнёс я вслух,- слышите?
- Какой молоток? Автоматная очередь, - возразил Трусов.
- Да, ладно. Автомат в центре столицы, у Кремлёвской стены? – не поверил я.
- Что? Я не знаю, как стреляет автомат? – уверенно произнёс
Миша.
Тут снова раздался характерный, хлёсткий, строчащий звук. Не верилось, но действительно было похоже на очередь из автомата Калашникова. Припарковались на стоянке перед Манежной площадью, и я понёс пакет в здание ГУВД. Я поднялся
на 4-й этаж, и, постучавшись, открыл дверь  в кабинет отдела кадров. Там работали, перешедшие в Главк, сотрудники нашего батальона, Иван Сон и Валерий Лазарев. Они оба находились почему-то не по обе стороны стола, на своих местах, а по правую сторону, вплотную к окну на придвинутых к стене стульях. Это сразу бросилось в глаза и я, остановившись в дверях, спросил:

- Чего вы?
Они одновременно замахали руками, показывая жестами, чтобы я отошёл от двери вправо и шёл к ним. С немым вопросом на лице, вдоль стены, я прошёл к столу. Лазарев мне предложил:
- Ты осторожно посмотри в окно.
Я   выглянул.   Через улицу,   напротив,   на уровне  нашего   окна,
на зелёной крыше старинного здания, присел мужчина в камуфляже со снайперской винтовкой в руках, прячась за слуховым окном. Он периодически прикладывал приклад винтовки к плечу, смотря в окуляр прицела.
- Мы с утра здесь в углу прячемся, - сказал Иван.
крыше старинного здания, присел мужчина в камуфляже со снайперской винтовкой в руках, прячась за слуховым окном. Он периодически прикладывал приклад винтовки к плечу, смотря в окуляр прицела.
- Мы с утра здесь в углу прячемся, - сказал Иван.

     Началась  «махновщина»  с «петлюровщиной», и ещё, чёрт знает с чем. Если можно расстреливать людей президенту, то почему бы не использовать оружие и силу гражданам, желающим улучшить своё благосостояние и реализовать свои амбиции. То, что было спекуляцией, стало бизнесом, мошенники сидели на мошенниках. Деятельность ростовщиков заменили банки. На всех программах телевидения выступали целители, маги и волшебники. Обман стали называть удачной сделкой.
     Буржуи, - «буржуины»,* по сказке Аркадия Гайдара, - взяли реванш. Всё стало не совсем так,   как в своё время ответил на вопрос о России Салтыков-Щедрин:«Воруют»! Не просто воровали, стали происходить грабежи и убийства. Отменили талоны на бензин, и водители должны были заправлять машины за наличный расчёт. Они сразу стали субъектами преступных посягательств. Мало того, что перевозился ценный груз, так и большие суммы денег были у дальнобойщиков. Едет водитель из Красноярска в Санкт-Петербург, сколько нужно    бензина.    А   они   по  привычке   ещё   останавливались на отдых на обустроенных   стоянках вдоль трассы,   и  становились  жертвами  нападений.   И на трассы вышли разбойники.
    Таких разбойников отлавливали и наши инспекторы, в том числе, несущие службу на КПМ. По сигналу, или для проверки,
__________________________
*- А.Гайдар. «О Военной тайне, о Мальчише-Кибальчише и его твёрдом слове».
       
они выезжали на служебной машине на стоянку, расположенную на 76 км Ленинградского шоссе. Евгений Иванович Инютин, отвечая на вопросы корреспондента газеты «Перекрёсток»,* констатировал: «…когда появилась новая   волна  -  рэкет   против   водителей   автофургонов,    так    называемых дальнобойщиков,  пришлось  буквально  на ходу  осваивать науку борьбы с этими дерзкими преступлениями. Так было покончено с обнаглевшими вконец криминальными группировками из Солнечнгорского и Клинского  районов.  Чтобы обезвредить их, понадобилось создать специальную группу внештатного ОМОНа. Она постоянно дежурила по ночам у стоянок дальнобойщиков, и когда потребовалось действовать, не упустила никого.Та схватка   в ночи   16 сентября   была   короткой,     но горячей,   со стрельбой, к счастью,    лишь     бандитской.      Иначе    было    не  остановить    одного    из вымогателей, пытавшегося скрыться на своём «Форде-Сиере». Двое остальных, пытавшиеся гоношиться, быстро стихли, учуяв жареное.  А через сутки взяли на том же 76
км ещё четверых. К счастью, на этот раз обошлось без пальбы».
В результате такой работы было пресечено 14 случаев
нападений, из которых по семи были возбуждены уголовные
дела в ОВД Клина.
    На контрольном пункте милиции 79 км, за работу которого я нёс непосредственную ответственность, личный состав состоял из четырёх групп, по четыре сотрудника в каждой. Их возглавляли действующие начальники смен, опытные и грамотные, четыре Владимира: Бажора, Кирсанов, Соколов и Тихонов.
     Главной задачей КПМ была: проверка и досмотр перевозимых грузов автотранспортом, вдруг массово потянувшегося в сторону Санкт-Петербурга, то есть, в сторону границы. Перевозили металл  с  разграбленных, российских заводов и предприятий.
    Работали инспектора в тесном сотрудничестве с таможней Клина, а начальником Клинского таможенного поста был
__________________________
*-  «Перекрёсток», №15, ноябрь, 1994 г.
               
назначен Евгений Иванович Зыкин.  Как-то он заехал ко мне в батальон и зашёл в 10-й кабинет. Юдин ему сказал, что я поднялся в секретариат, где он меня и нашёл. У делопроизводителя Марины дом родителей был в деревне  Яркино,  которая находилась недалеко от деревни Евгения Ивановича. У них состоялся разговор, как земляка с землячкой, и Зыкин сказал, что в детстве в этой деревне он пас коров.  Раньше  Яркино было селом, и там была церковь, которую разрушили. Евгений Иванович спросил Марину: крещёная
ли она.
- Нет, - ответила она, но я бы хотела окрестить своих детей.
- Детей можно окрестить только тогда, когда мать будет крещёная.
- Надо вам вместе креститься. Я договорюсь с настоятелем Никольской церкви, он вас окрестит.
Зыкин всегда посещал этот храм, и не пропускал церковных праздников.
- А вы можете стать моим крёстным? - спросила Марина.
- С удовольствием – ответил Евгений Иванович.
                337
- Виктор Матвеевич, я бы хотела, чтобы вы крестили моих детей,- обратилась она ко мне.
                .                Отказываться в таких случаях нельзя. Так я впервые участвовал в таинстве крещения, и, таким образом, приобщился к церкви. Самого меня крестили в малолетстве, в церкви на Таганке, когда мы жили с мамой в общежитии, в Москве.
     Серёжка Суворов съязвил, увидев крестик у меня на шее
- Партию предал,  в бога поверил?
- Ещё не поверил, но хотел бы верить. А  партию я не предавал, это она меня предала, вернее её руководство. Партбилет у меня хранится, я его не выбрасывал.
- Да, я пошутил. Я ребятам рассказывал, как ты вступил в партию в то время, когда из неё уже побежали. Вступай теперь в компартию России.
- Я уже был в одной партии, других мне не надо.
А верить надо, если не в светлое коммунистическое будущее, то в добро, а значит в Бога, как наши бабушки верили.  Или в Россию. Моральный кодекс строителя коммунизма был написан близко к божьим заповедям. Правильные постулаты: «Кто не работает, тот не ест», «Каждый за всех, и все за одного», списаны с Библии.  Тогда, для чего запрещали религию, если всё это уже было. Я чего подумал: наши предки, деды и бабушки, наверно, не просто так верили в Бога. Им это было нужно, им это помогало. А потом, религией-то мы не интересовались, не знали её историю. Я  в школе думал, что святые, изображённые на иконах, не были живыми людьми.  А людям-то они помогают.  К церкви я не приобщился, но в ангелов-хранителей трудно не поверить. И поэт, Высоцкий, писал: «Наши мёртвые нас не оставят в беде». А ему я верю.

      Я приезжал в гости к Зыкину в Дубровку. Более радушного хозяина я в жизни не встречал. По субботам Евгений Иванович всегда топил баню, и кто-то обязательно бывал у него в гостях. В любое время дня, или ночи его двери были открыты,  и  без  угощения  он  гостей  не отпускал.  Как-то  мы   с ним
январским утром парились в его бане.
- Сейчас, после парилки, надо принять холодный душ, - сказал Евгений Иванович, охаживая меня, лежащего на полке, берёзовым веником. Выбежали к проруби, где уже стояли два ведра воды, в которых плавали мелкие   льдинки.   Зыкин   опорожнил   одно   из  них  мне на голову.  У меня перехватило   дыхание   и    я,        развернувшись,   хотел   было    рвануть      в спасительное тепло, но голос друга меня остановил:
- Стой! Подожди пару секунд, сейчас будет жарко.
Я подчинился, и действительно почувствовал внутри взрыв тепла, которое разом разлилось по всему телу. Удивительное свойство организма человека реагировать на экстремальный холод. Ещё два раза мы бегали к проруби.
     Дубровка застроилась. Многие владельцы участков земли были сослуживцами Евгения Ивановича в таможенном комитете России. Один раз Зыкин   позвал   меня   в  их  кампанию, и  там  один   из  них  вспомнил,  как однажды Евгений Иванович в составе делегации ездил в Японию. Японцы организовали прощальный вечер, и он выучил на память песню «Подмосковные вечера»  на японском языке, хотя его совсем не знал. Зыкин запел её за столом, японцы были в шоке. Ведь, они при нём разговаривали обо всём, сопровождая нашу группу на         
      
     На КПМ было задержано 77 машин, перевозивших металл, и переданных  в ОВД Клина. По ним было возбуждено всего два уголовных дела, и то благодаря               
таможенникам, хотя даже у инспекторов ГАИ,- специалистов в другой области, - вызывало сомнение в законности перевозок. Я потом у Зыкина Евгения Ивановича взял справку по результату расследования, где указывалась сумма денег, поступившая в доход государства, а она была кругленькой. Справку я предоставил в полк своему непосредственному начальнику, заместителю командира полка по КПМ, Сергееву Алексею Сергеевичу, и просил его поощрить ребят. Что он, в конце концов, и сделал. Об одном из фактов задержания мне поведал Володя Тихонов:  «Остановили мы два «Камаза» - по документам: перевозилось чугунное литьё. Но почему-то в контейнерах, причём, контейнеры были опломбированы. Ты же знаешь, что чугун всегда возили в открытых полуприцепах, а тут контейнеры. В обеих кабинах вооружённая охрана, а груз сопровождал замдиректора Тульского завода. Я сказал Маркову, чтобы он снял пломбы. В контейнерах оказался промышленный никель в слитках, такой же формы, как золото. Зам. директора растерялся, но со второй машины сошёл старший охраны, и представил документы на никель». Не прошло и двух дней, как пришла из Главка телефонограмма, которой запрещалось на КПМ Московской области вскрывать   пломбы  на контейнерах  при перевозке  грузов.  Тогда  я ребятам   сказал:
- Нас  или  держат   за   дураков,   или   всё   куплено.   Скорее   второе.
Выполняйте свою работу на 30 процентов и будьте спокойны. Не подставляйтесь,  потому  что  на нас  началось  давление.
 
     И проверки, гласные и негласные, были, но ничего серьёзного по несению службы на КПМ 79 км выявлено не было. Поступила команда: опрашивать водителей-дальнобойщиков   на  предмет:   не  подвергались   ли  они  в путинападению,   или   угрозы  нападения, и передавать эти объяснения в отделы
внутренних дел.
- Кто   у   вас  там   такой   умный? – возмутился  начальник   уголовного розыска Клинского ОВД, когда я принёс ему пачку таких объяснений. – Вы представляете: я по каждому такому объяснению должен возбуждать уголовное дело. Они там думают, наверху?
А водители откровенно писали о своих злоключениях, особенно отличались «соловьи-разбойники» на Горьковском шоссе. Мне показывали записки на клочках бумаги: «Оплачено», подписанные тем, или иным братком.
- А что у нас по задержанным  машинам,  которые перевозили металл? – спросил я начальника.
- А что у нас? По двум фактам возбуждены уголовные дела, ты знаешь. По другим: дозваниваюсь до директоров заводов, а они подтверждают, что перевозка согласована, дополнительные документы будут высланы. Я отдел разорил, созваниваясь по междугороднему телефону с Челябинском, со Свердловском, с Красноярском.
    А  водители    мне    рассказывали,   что    перед Петербургом   их встречают, цепляют к тракторам, и  партизанскими  тропами  они попадают  в Прибалтику. Дальнобойщики, страхуясь, стали останавливаться на ночь не на стоянках, а у постов ГАИ, вереницей ставя машины по обочинам. Но на 49 км было несколько случаев вскрытия полуприцепов в ночное время, и кража товаров. Один водитель подъехал к посту ГАИ в Чёрной грязи и сообщил инспектору, что на 49 км его машину ограбили: «Я услышал шум и вышел из машины, а меня сразу взяли в оборот: «Не дёргайся»!
- А что вы к нам приехали, там же рядом пост ГАИ, и в Дурыкино пост, - спросили его.
- А они сказали, что гаишники с ними заодно.
     Вот так нагло и цинично они действовали под носом у сотрудников ГАИ. Ведь поверишь, что инспекторы с ними заодно. Потом их поймали.
 
   Стали происходить разбойные нападения на дальнобойщиков в районе деревни Ложки. Ночью сотрудник милиции с жезлом останавливал грузоперевозчика на повороте в посёлок Берёзки. Это был бандит, одетый в милицейскую форму, с подельниками. Они высаживали водителей, а товары из машины перегружали на свой транспорт и увозили.
     Почти каждую ночь в дежурную часть поступали сообщения от инспекторов, несущих службу: то ограбили, то угнали, то расстреляли, то применили оружие, не говоря уже о ДТП с пострадавшими, и на место происшествия должен был выезжать ответственный по батальону  из числа заместителей командира.  А это: зам. по службе, Юдин Анатолий Николаевич, зам. по РЛС, Работкин Александр Владимирович, зам по технической части, Белоусов Леонид Александрович и я. Было и так: среди ночи звонок, поднимаю трубку - дежурный по батальону:
- Виктор    Матвеевич,   произошло    событие,      требующее   выезда руководства.
- Я вчера был ответственным, а сегодня  Работкин,- пытался я отвертеться.
- До него не дозвонишься, - отвечает дежурный.
   Действительно, оперативно выехать на место происшествия в Солнечногорске, можно было только мне одному, так как один из замов жил в Морозовке,  другой - в Клину, третий - в Новой деревне.  Я  жил в центре Солнечногорска, машина рядом, на посту, да, и все эти события больше находились в моей компетенции.  А в ночь и происходило самое опасное.  Как говорят: время –  за полночь, ведьмы на шабаш.  Оделся, вышел,машина уже стояла у подъезда с инспекторами рабочей смены.

   Я уже не раз вспоминал того майора госбезопасности, который в начале моей службы позавидовал мне, сержанту милиции, и ещё больше - водителю. В силу его, майора, обязанностей, да и моих, казалось тогда, что водителю было  легче.  Правда, в 90-е годы, и водителям, совсем было не сладко, впрочем, как и всем простым гражданам.
 
    От Валерки Жердева жена ушла. Его завод в Москве закрыли, и он, слесарь-инструментальщик шестого разряда, в каком-то кооперативе стал делать светильники, за которые деньги платили кое-как. Трёх комнатную квартиру разменяли. Помог в этом деле Акрам, азербайджанец, к которому ушла Галина. С дочками она переехала в дом сталинской постройки на Малой грузинской улице в коммуналку, а Валерий с матерью – в однокомнатную квартиру на Полежаевской.
    Мой брат Дмитрий, токарь-инструментальщик, мастер, на секретном заводе в Химках, вынужден был уйти из-за отсутствия заказов на изделия, а значит, как следствие, из-за отсутствия стабильной зарплаты, устроился в ЖКО сантехником, где толком не работал. С женой вскоре тоже развёлся. А нам, сотрудникам МВД, как-то,  платили, во всяком случае, ежемесячно.
 
   Между тем, пришлось мне встретиться с Татьяной. Ко мне обратилась её сестра, Оля, с просьбой: помочь им добраться до Солнечногорской ЦРБ, куда положили их старшего брата. Он подвергся жёсткому избиению и сильно пострадал, у него была сломана челюсть. Я уже ранее помогал Ольге в похожей ситуации, когда их мама попала под машину. Неожиданно, с Олей у меня сложились дружеские отношения.  Я за ними заехал в Зеленоград. Две блондинки, тогда, как Таня была шатенкой, а
Оля имела волосы золотистого оттенка. Наших межличностных отношений мы с Татьяной не коснулись. Я был рад её видеть, но меня всегда очень задевало положение, когда с кем-либо имеешь близкие отношения, а потом всё уходит.  На лице у пострадавшего брата был гипс, и он общался с сёстрами нечленораздельными звуками и жестами. Мы стояли у рентген кабинета, Ольга достала пакетик с орехами и протянула его Тане, потом мне, и, по инерции, брату. Тот принял такой жалостный вид, что Ольга, отвернувшись от него, чуть не прыснула от смеха, уткнувшись мне в плечо, понимая всю нелепость своего предложения. Татьяна спросила меня:
- У тебя нет знакомых в Армии?  Сейчас, говорят, женщин принимают на службу.
 - Ты осталась без работы?
 - Да, нет. Сейчас я  в школе преподаю, в начальных классах.
 -  У вас в Зеленограде, в городе молодёжи и электроники,  заводызакрыли, а вы демонстрацию устраивали в поддержку Ельцина, - высказал я ей.
 - Мы на демонстрацию не ходили, - возразила Таня.
 - За то другие ходили. Выстроились вдоль Ленинградского шоссе, от 38  км  до МКАДа  с  плакатами:  за Ельцина.