Икона КПСС

            Старшая пионервожатая Аглая Перечковская резко вскинула руку ко лбу в пионерском приветствии и громким поставленным голосом торжественно провозгласила:
- Юные пионеры, к борьбе за дело Коммунистической партии Советского Союза будьте готовы!
Немного неровный строй только что родившихся юных пионеров звонко, радостно и оптимистично подтвердил ожидания, резво вскинув руки ко лбу:
- Всегда готовы!
И хотя отзыв прозвучал немного вразнобой, но всё равно бодрая живая разноголосица внушала уверенность собравшимся по торжественному случаю старшим, что подрастающее поколение точно не подведёт. Натужно и как-то трескуче затрубили пионерские горны, дробно ударили барабаны (тут с высоких деревьев, обрамлявших просторную площадку во дворе школы №18, где происходило действо приёма октябрят в пионеры, взлетела большая стая перепуганных ворон, возмущённо каркавших на лету) и под эту невообразимую какофонию группы новоиспечённых пионеров, стараясь чеканить шаг, прошли мимо руководящего ядра, состоявшего из комсомольского начальства школы, пионервожатых и нескольких учителей, участвовавших в торжественном мероприятии и стоявших на небольшом возвышении – невысокий деревянный помост со ступеньками для подъёма на него сделали сами учащиеся старших классов школы на уроках труда. Пионеры шли по аллее, вдоль которой были установлены бюсты выдающихся пионеров-героев прошлых лет. Павлик Морозов, Марат Казей, Валя Котик, Володя Дубинин, пионерка-героиня Зина Портнова смотрели на свою смену с ласковой надеждой… Сегодня, в тёплый солнечный майский денёк, в День пионерии, состоялся приём в пионеры октябрят – школьников младших классов. Важное идеологическое мероприятие проводил школьный комитет комсомола. По этому торжественному случаю здесь присутствовал даже второй секретарь райкома комсомола Василий Куропаткин. Правда, он находился здесь не только по случаю приёма октябрят в пионеры – повод этот, конечно, мелковат для присутствия второго секретаря – у него был небольшой личный интерес: ему очень нравилась Элина Игоревна Рекабаррен, учительница младших классов. И поскольку октябрят её класса сегодня тоже принимали в пионеры, грех было не воспользоваться такой возможностью её увидеть. Правда, он никак не мог запомнить её сложную фамилию и мучился, вспоминая: почему-то в памяти всегда всплывало название главной испанской реки, запомнившееся со школы – Гвадалквивир, хотя никакого созвучия и между Гвадалквивир и Рекабаррен не было, а вот связь была: фамилия Рекабаррен имела испанские корни. Странно, просто какие-то выкрутасы памяти и психологии (хотя Гвадалквивир – река, а фамилия Элины так и начиналась: «Река…» – возможно это и было ассоциацией). Сейчас Куропаткин стоял рядом с Элиной и давно забытое волнение, которому он сам удивился, поднималось в душе. «Влюбился, что ли? – подумал он, – блин, этого только не хватало». Он помахал пионерам рукой, потом опустил её и как бы случайно провёл рукой по спине Элины и ниже. Рекабаррен с удивлением посмотрела на секретаря, а Василий пробормотал «извините, нечаянно», а сам подумал: «Какая у неё упругая… спина». Он вспомнил, что обратил внимание на молодую эффектную учительницу на межшкольных соревнованиях молодых учителей (до тридцати лет) по комсомольскому пятиборью, проводимых райкомом комсомола по программе ГТО – готов к труду и обороне. На этих соревнованиях, в программе которых были бег на сто метров, прыжки в длину, плавание на 25 или 50 метров – соответственно для женщин и мужчин, стрельба в тире из пистолета и метание гранаты. Тогда он присутствовал на соревнованиях по плаванию и, увидев Элину в довольно смелом раздельном купальнике, хотя по правилам купальник должен был быть сплошным (за этот Элинин купальник досталось всем организаторам, поднялась волна возмущения за нравственный урон идеологическому мероприятию, раздавались даже призывы к райкому комсомола дисквалифицировать команду школы №18, но потом дело как-то быстро заглохло в райкоме, ибо там посчитали, что идеологические устои не разрушит купальник…пусть даже весьма раздельный: что же это за устои, такие неустойчивые, если их разрушит какой-то там купальник-бикини…ну, не топлес же!), был очень сильно впечатлён фигурой учительницы-спортсменки… Это было тем более удивительно, что Элина не была физруком, преподавателем физкультуры – тогда было бы понятно – нет, она преподавала в младших классах. У неё была очень необычная фамилия, доставшаяся от деда и отца, и которой она очень гордилась: её дедушка был в числе тех нескольких тысяч детей коммунистов, которые были вывезены в СССР из объятой гражданской войной Испании в тридцатые годы двадцатого века, когда фашисты генерала Франко уничтожали ростки коммунизма в Испании. «Но пассаран!» – лозунг испанских коммунистов – в переводе на русский «Они не пройдут!» – имелись в виду фашисты генерала Франко, союзника гитлеровской Германии. Пассионария – пламенная коммунистка Долорес Ибаррури, глава и символ несгибаемой стойкости испанских коммунистов… Элина, досконально изучившая историю того времени родины своего деда, с воодушевлением рассказывала о тех событиях.
- Что, Василий Мефодьевич, – обратился к Куропаткину секретарь комитета комсомола школы Алексей Судоволкин, прервав приятные воспоминания, – пионеры ушли, и нам пора бы…подкрепиться. Не желаете пообедать в школьной столовой, там Агнесса Фёдоровна обещала обед накрыть в комнате для руководства…
- А кто будет на обеде? – живо спросил Куропаткин.
- Вы, я, директор школы Агнесса Фёдоровна, старшая пионервожатая Аглая Перечковская…
- Пригласи на обед победительницу соревнований…эту… Элину…испанку…        ну, как там…Гвадалквивир…
- Элину Рекабаррен?
- Да, да, Элину Рекабаррен…она заслужила. А старшую пионервожатую как её…Перечковскую – пока не надо. Не по чину… «Да и лишние глаза нам ни к чему, – подумал Куропаткин, – у лишних глаз язык болтливый».
- Хорошо, – согласился Судоволкин.
                ***
В строю новоиспечённых пионеров прошёл и Мэлсик Фуфайкин. Он гордо шествовал, косясь на свой новый алый галстук, который ему недавно так торжественно повязали. Какое-то необычное и незнакомое раньше чувство зародилось у него сегодня в душе. Никогда ещё он такого волнующего чувства не испытывал. Оно шло откуда-то из самой глубины его существа… Чувство гордости и сопричастности к великим делам и идеям Коммунистической партии Советского союза… Он давно мечтал стать пионером. Его папа Сидор Петрович Фуфайкин был старым, закалённым коммунистом и воспитал своего единственного сына-последыша, который появился на свет, когда родители уже и не ожидали, в духе, если можно так сказать, ортодоксального, кондового  марксизма-ленинизма. Для полноты картины семейно-идеологических устоев семьи Фуфайкиных, надо упомянуть, что у Мэлса были три старших сестры, которых родители с коммунистической твёрдостью и последовательностью называли в честь известных деятельниц международного коммунистического движения: старшая – Роза (в честь Розы Люксембург), затем – Клара (в честь Клары Цеткин), и младшенькая – Инессочка (в честь Инессы Арманд). Отцу семейства, Сидору Петровичу, очень хотелось иметь сына, наследника славных семейных традиций, но после Инессы зачать и родить ребёнка почему-то больше не получалось, хотя мать большого семейства Доротея Абрамовна, тоже поддерживала мужа в этом стремлении и старалась вместе с ним. И когда после рождения младшенькой Инессы прошло уже десять лет, казалось, все надежды угасли – возраст! – Доротея Абрамовна вдруг совершенно неожиданно забеременела и сообщила мужу об этом с твёрдой уверенностью, что будет мальчик. Сообщение это, похожее на гром среди ясного неба, подействовало на мужа очень сильно.                - Почему ты так уверена в этом, Дорочка? – с робкой надеждой спросил радостный муж, преодолевая вспыхнувшее волнение. – И почему – мальчик?
- Я видела сон, – ответила она коротко и непререкаемо. Казалось бы – ну, сон, что здесь такого? Как можно верить какому-то там сну? Многие видят сны, но не все сны сбываются, скорее – все не сбываются… Но тут надо сказать, что Доротея Абрамовна обладала такой непостижимой и необъяснимой (пока) способностью мозга, или особенностью: иногда ей (правда, очень редко – по важнейшим событиям) снились сны о каких-то будущих важных изменениях в их жизни, которые всегда сбывались. Она называла эти сны вещими… Иногда, правда, приходили сообщения не касавшиеся непосредственно их семьи, но важные вообще для всех. Так, однажды она увидела, как огромная волна обрушивается на берег и разрушает дома, строения, сооружения. На следующий день где-то в Тихом океане произошло сильное землетрясение и цунами обрушилось на побережье Японии и принесло много бедствий. Было ещё видение падения на Землю крупного метеорита, наделавшее много шума и яркий полёт которого в ночном небе привёл к панике среди населения. Тоже сбылось в течение одних суток. Сидор Петрович как-то пытался, но безуспешно, в первые годы их совместной жизни выпытать у жены как это происходит: как к ней приходит информация о грядущем, кто ей об этом сообщает – может образ какой появляется (уж не ангел ли?), или голос звучит (чей голос – мужской или женский?), или текст на бумаге проступает как надпись на стене во время пира у библейского царя Валтасара «Мене, текел, фарес», или азбукой Морзе, в конце концов передают? Про азбуку Морзе Сидор Петрович, конечно, загнул, это было отголоском его службы на флоте, которой он очень гордился и там изучил азбуку Морзе и систему сигнального семафора. Сообщение откуда? Из…из…высших сфер, получается? Но это не вяжется с материалистическими и атеистическими убеждениями настоящего коммуниста с гранитными убеждениями. Он вновь и вновь допытывался у жены об этих непонятных снах, но с прежним результатом: она ничего конкретного не могла сообщить. Доротея Абрамовна не могла сказать мужу ничего определённого: просто появляется в голове новое знание, обязательно ночью, во сне, как какое-то просветление, да, именно: сон-просветление, и всё… а утром она уже с этим новым знанием, безапелляционным и неоспоримым, уверенная и непогрешимая: ошибки не было ни разу – стопроцентная сбываемость! Кто доставляет ей это знание прямиком в мозг она сказать мужу не могла несмотря на его настойчивость. Сидор Петрович, как твёрдый в материалистических убеждениях коммунист, не допускавший никакой мистики, тогда ещё сильно сомневался: верить…не верить? Странно всё это, очень странно. Может, скрытничает? Но ясности в этом вопросе с годами так и не наступило. В одно время после того, как Доротея Абрамовна однажды утром предрекла скорую смерть Генерального секретаря ЦК КПСС и это предсказание сбылось в этот же день, Сидор Петрович даже подумывал о том, а не обратиться ли с этим вопросом в какие-либо компетентные органы… Но потом передумал: могут посчитать его и Дорочку…не известно кем могут посчитать и к каким последствиям это приведёт. Обращаться никуда не стал. К тому же Доротея Абрамовна полностью разделяла убеждения мужа, – она тоже была убеждённой коммунисткой, да и познакомились они с Сидором Петровичем на важном идеологическом мероприятии: коммунистическом субботнике на своём родном заводе «Шарик и Ролик»: буквально тривиально вместе несли одно бревно, расчищая захламлённый заводской двор возле цеха по производству подшипниковых сепараторов, как когда-то Ильич на заводе Михельсона, и этот случай они посчитали предзнаменованием. А корреспондент и по совместительству редактор их заводской многотиражки «За социалистические Шарики и Ролики!» Матвей Рогулькин сфотографировал переноску бревна красивой парой и опубликовал фото в газете, сопроводив его креативной подписью: «Сидор и Доротея: по пути Ильича». Ну, и конечно, рефреном шли знаменитые строки поэта революции Владимира Маяковского, посвящённые субботнику:   
                «-Дяденька, что вы делаете тут,
                столько больших дядей?
                - Что?
                Социализм: свободный труд
                свободно собравшихся людей». 
                Сидор Петрович до сих пор хранил эту вырезку из газеты. Юная Доротея уже тогда сразу знала, что этот красивый и сильный парень, с которым она познакомится на субботнике – её будущий муж: накануне ей было видение (или сообщение?) во сне. Правда, в то время молодой и горячий Сидор, красавец со спортивной фигурой и щегольскими усиками завзятого бонвивана, со временем превратившимися в роскошные густые усы, чем-то напоминавшие усы маршала Будённого, ещё не планировал жениться, считал, что ещё не нагулялся вдоволь и решил, что пока только поиграется с красивой Доротеей не женясь, пока не надоест, но приятные игры долго не надоедали и как-то незаметно закончились беременностью Доротеи и скорой свадьбой. Его тогда удивило полное спокойствие подруги – она ни разу не сказала, что надо расписаться (а то ведь бывало, в таких случаях происходили истерики, слёзы и скандалы, когда он отказывал очередной пассии, а один раз даже это привело к разбирательствам на бюро заводского комитета комсомола, куда поступила жалоба от одной брошенки на «разнузданное сексуальное поведение комсомольца Фуфайкина С.П.». Он тогда еле-еле отбился от притязаний наглой девицы Марты Коровайко, работавшей контролёром продукции в отделе технического контроля завода: друзья-комсомольцы подтвердили, что любвеобильная и безотказная Марта-искусница гуляла не только с Сидором, но одновременно и с другими заводскими комсомольцами и достоверно доказать, что отец будущего ребёнка Сидор Фуфайкин не представлялось возможным (метода определения отцовства по анализу ДНК тогда ещё не существовало), но выговор ему по результатам разбора заявления Марты всё же объявили. А уверенность и спокойствие Доротеи просто зиждились на увиденном ранее сне: никуда он от судьбы не денется…
Некоторые её подруги завидовали её дару, но сама Доротея с течением времени разочаровалась и была не рада: ну что в этом хорошего, если во сне появляется неприятное знание о скорой смерти близкого родственника (а это бывало), а человек ещё жив-здоров и вроде не при смерти, а она уже знала, что его дни…нет, часы сочтены! Уж лучше об этом не знать: всегда надеешься на лучшее, а если судьбы не миновать, то пусть уж трагическое событие приходит внезапно… Но особенно её поразил и расстроил случай с её молоденькой племянницей с необычным и красивым именем Семирамида, дочерью младшей сестры Доротеи – Теоны, которой было всего-то двадцать лет. Красавица и спортсменка, пышущая здоровьем и радостью жизни, была что называется во цвете лет, когда во сне Доротее пришло сообщение, что она умрёт. Доротея с ужасом проснулась в холодном поту и долго лежала в постели рядом с мирно спавшим мужем. Что это? Наверно ошибка. Но ошибок ещё ни разу не было. Это было в разгар зимы и как раз сейчас участились случаи падения с крыш глыб заледеневшего снега на головы прохожих – сюжет об этом только накануне показали по телевидению, и Доротея решила, что ничем не болевшей Семирамиде грозит именно такой несчастный случай. Она позвонила племяннице и попросила её быть особенно осторожной и не ходить по тротуарам рядом со стенами домов.
- Не волнуйтесь, тётя Доротея! – успокоила её Семирамида, – я всегда осторожна на городских улицах! Сейчас такой гололёд, скользко, а мне нельзя травмироваться – скоро зимний чемпионат по лёгкой атлетике в залах, а я в числе претендентов на победу!
Доротея тогда пожелала ей успеха в соревнованиях. Но глыба льда не упала на голову Семирамиде – её сбила машина, на высокой скорости вылетевшая на тротуар, водитель не справился с управлением на скользкой дороге. Доротея тогда очень переживала и думала – зачем ей дан такой нехороший и злой дар, если она ничего не может изменить, уж лучше бы его не было…
- Да это просто чудо! – радовался Сидор Петрович сообщению жены о зачатии сыночка и не догадывался, как он был близок к истине: действительно чудо, – какая же ты молодец, Дорочка, я уже и надеяться перестал…                Доротея Абрамовна с милой улыбкой смотрела на мужа, задумчиво и немного загадочно, словно Мона Лиза с портрета кисти великого итальянца Леонардо да Винчи. Сидор Петрович не знал, что во время одной из недавних поездок в Москву по маршруту выходного дня, которые организовывал профсоюзный комитет завода «Шарик и Ролик» якобы с просветительскими целями: посещение трудящимися завода объектов культуры: музеев, выставок и театров столицы, а на самом деле – работники завода ехали туда с основной целью закупиться дефицитными в СССР продуктами питания: колбасой, ветчиной, сыром, сливочным маслом, тушёнкой, сгущёнкой, рыбными консервами (а если повезёт – икрой к празднику), шоколадными конфетами и прочими деликатесами, а пища духовная – это уж во вторую очередь, если время останется, Доротея Абрамовна, несмотря на то, что была убеждённой коммунисткой, а, значит, атеисткой, потратила несколько часов, чтобы тайно от коллег (подруги потом удивлялись: «Ты куда пропала, Дора, мы тебя потеряли?») съездить на Даниловское кладбище Москвы, посетить могилу московской святой – Матроны Московской и попросить её о сыночке… Матрёнушка, как ласково называют её многочисленные почитательницы и почитатели, обращающиеся к ней с различными просьбами о помощи. Она не так давно от одной из подруг, недавно вернувшейся из Москвы, услышала по большому секрету, что Матрёнушка помогает в таких просьбах – о рождении детишек. Доротея Абрамовна сразу же засобиралась в Москву по профсоюзному маршруту выходного дня. И святая Матрёнушка выполнила её просьбу – Доротея Абрамовна знала это абсолютно точно. Но мужу об этом весьма деликатном обстоятельстве по вполне понятной причине она не стала рассказывать. И действительно, в установленное природой время родился сынок. Крепкий и красивый бутуз принёс много радости в их дружную семью. Они тогда с мужем долго обсуждали какое имя дать сыночку-последышу, обязательно с идеологическим смыслом, даже поначалу спорили в честь кого из вождей-основоположников коммунизма назвать: Карл, Фридрих, Владимир, Иосиф, но потом пришли к консенсусу: решили назвать его в честь всех великих основоположников непобедимого коммунистического учения – и для этого идеально подходило новое редкое, но воистину коммунистическое имя МЭЛС: Маркс – Энгельс – Ленин – Сталин. ¬Таким именем никого не обидим – всех помним! И звучит вполне красиво: Мэлс! Правда, при оформлении документов о рождении в районном отделе ЗАГС родителям сказали, что букву «с» из имени надо бы исключить в связи с разоблачением культа личности…известной личности – даже фамилию Сталин работники ЗАГСа старались не называть лишний раз.
- Это как же будет: Мэл, что ли? – спросил Сидор Петрович набычившись, что не предвещало ничего хорошего для сотрудников ЗАГСа.
- Ну, Мэл… – согласилась регистраторша, – тоже ничего…вроде как...                Но это предложение ужасно разозлило Сидора Петровича: он накричал на работников отдела ЗАГС:
- Ничего вроде? Действительно, ничего, только ничего хорошего: говорим Мэл, а слышим – мел! Вот сами и называйте своих сыновей мелом, извёсткой, алебастром, асбестом…как хотите, а я назову сына только так: Мэлс и всё тут! Это моё законное право! Стыдно вам должно быть: государственные служащие, работаете в важном госучреждении, а как быстро вы забыли про заслуги, огромные заслуги товарища Сталина перед нашей страной и народом: подготовка пролетарской революции в России, свержение царизма, этого ярма трудового народа, в годы революции и гражданской войны – оборона Царицына от белогврдейцев, в мирное время – борьба с троцкистами, зиновьевцами, каменьщиками…тьфу, чёрт, каменовцами… каменевцами и прочими внутренними врагами, индустриализация страны, строительство крупной промышленности, целых промышленных районов – Урал, Кузбасс, Караганда, коллективизация села, далее страшная война с фашизмом – победа в Великой Отечественной войне… Сталинградская битва! Это всё свершилось под его руководством, и только под его руководством. Без великого Сталина не было бы великой страны, великого СССР! Оппортунисты, перебежчики, предатели! – бушевал старый коммунист Сидор Фуфайкин в районном ЗАГСе и успокоился только тогда, когда-таки получил в руки новенькую тоненькую корочку, пахнувшую типографской краской: Свидетельство о рождении МЭЛСа Сидоровича Фуфайкина.
- Вот, это другое дело, – сразу успокоившись и перестав кричать, сказал он удовлетворённо, заглядывая в раскрытое Свидетельство, заполненное красивым, почти каллиграфическим почерком, – Мэлс и только Мэлс, а то сказали тоже: мел… Глина…асбест…песок с цементом…бетон…строители хреновы, бракоделы…– ворчал он, но уже как-бы по инерции, незлобиво.
…Когда сын, радостный и взволнованный, пришёл из школы с красным галстуком, вечером вся семья собралась за праздничным столом, чтобы отметить это важное событие.
- Вот, смотрите, у нас в семье появился – не побоюсь этого слова – молодой коммунист! – торжественно сказал Сидор Петрович и погладил горделивого Мэлсика по вихрастой рыженькой головке. – И я уверен, он вырастет и продолжит наше дело, дело нашей славной партии! Родной Коммунистической партии Советского союза! Дело и знамя КПСС в надёжных руках! – сильно взволнованный Сидор Петрович не заметил, как перешёл на стиль выступления больше подходящий для партсобрания или митинга, а не для домашнего торжества. Но это было, конечно и безусловно, простительно…
Отец, мама и старшие сёстры с коммунистическими именами тепло и радостно поздравили его с этим памятным событием. Сёстры расцеловали его в обе щёки и со смехом тискали в объятиях так, что потом синяки появились. Приём в пионеры и это скромное семейное торжество запомнились Мэлсу на всю жизнь. Он действительно рос убеждённым коммунистом и рано почувствовал стремление узнать о коммунистическом учении больше. У отца в спальне была самодельная длинная книжная полка заполненная тонкими брошюрами и толстыми томами избранных сочинений Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. Он иногда заглядывал в эти книжки и брошюры, но тогда ничего из них не понял – не наступило его время. Под тяжестью тяжёлых книг полка прогнулась, грозила треснуть, и отец говорил сынку:
- Велика сила, велик вес идей и мыслей основоположников: вон даже полка не выдерживает их веса...                И не понятно было: серьёзно говорит отец, или шутит.
                ***               
Прошло несколько лет после того памятного приёма в пионеры. Мэлс недавно вступил в комсомол. Удивительно: в таком раннем возрасте у него почему-то окончательно сформировался интерес к коммунистической идеологии, коммунистической литературе, литературе по социальному устройству общества. Действительно, удивительное дело: если у большинства его сверстников интерес был совсем к другому – игры, спорт, развлечения, дискотеки, модная музыка, кино, брендовая модная одежда, то Мэлса ничто это почти не интересовало, или интересовало, но как-то мало: его сильно интересовало коммунистическое учение, коммунизм – светлое и счастливое будущее всего человечества, его интересовали книги основоположников по научному коммунизму. Он начал читать с древних авторов, с утопистов, ещё в древности думавших о правильном устройстве несовершенного мира: Платон, Кампанелла, Сен-Симон, Фурье, Мор. Город Солнца, город-остров Утопия… Ему всё очень понравилось: всё так красиво и почти идеально. Но всё же утопистов он не воспринял всерьёз: считал их сочинения как бы сказочками на социальную тему – что-то вроде легенд и мифов Древней Греции. А вот Маркс, Энгельс, Ленин! Другое дело: научный подход. И его совсем не пугало огромное количество толстых и увесистых томов. Он с детства обладал хорошей памятью, и тут, когда начал читать сочинения, вдруг выяснилось, что он очень хорошо запоминает содержание книг буквально фотографически. Ещё не совсем понимая заковыристую терминологию политэкономии и встречающиеся в тексте многие незнакомые слова, он тем не менее запоминал всё полностью и с фотографической чёткостью, чем вызвал удивление и даже восхищение окружающих и одноклассников в школе. А значение незнакомых терминов всегда старался узнать из словарей и справочников. Начал он с классического «Манифеста Коммунистической партии» Маркса и Энгельса. Знаменитая фраза «Призрак бродит по Европе. Призрак Коммунизма.» произвела на него просто мистическое впечатление. Он легко и без натуги выучил наизусть весь текст и чётко воспроизводил его по просьбе учеников с любой страницы, с любого места на странице: ему называли номер страницы и, к примеру, «третий абзац сверху», или «второй абзац снизу», и он без запинки и без единой ошибки воспроизводил нужный текст. 
- Молодец, Мэлс, как это у тебя получается? Наверно, систему запоминания какую-то используешь? Что за система?
- Да не знаю, – не мог объяснить он, – оно как-то само получается…никакой системы я не использую.
- Врёшь, просто не хочешь говорить!
- Не вру, – обиделся Мэлс. – Я вообще никогда не вру.
Это всеобщее восхищение послужило стимулом для дальнейших достижений на этой ниве. Изучив и запомнив несколько разрозненных работ классиков, среди них были работы Владимира Ильича Ленина «Апрельские тезисы» и «Задачи союзов молодёжи», Мэлс понял, что этот труд запоминания ему по силам и даже доставляет некоторое…если не удовольствие, то удовлетворение. Во время отчётно-выборного собрания комсомольской организации школы №18 секретарь комитета комсомола Розина Феликсова (Судоволкин школу уже давно окончил) в своём отчётном докладе большое внимание уделила работе по воспитанию комсомольцев в духе преданности идеям коммунизма, чему также служит изучение первоисточников. И здесь она применила очень нетривиальный приём для иллюстрации этого тезиса, пригласив на сцену молодого комсомольца Мэлса Фуфайкина в качестве живого примера творческого отношения к изучению работ классиков. Мэлс слегка волновался, но бодро показал свои достижения. Присутствовавшая на собрании секретарь районного комитета комсомола Янина Образцова, сперва явно не поверила такому, подозревая здесь некий фокус. В руках у неё была небольшая брошюра – Устав ВЛКСМ: отчётное собрание, как на нём без Устава – и она спросила:
- Скажи, Мэлс, а Устав Всесоюзного Ленинского коммунистического союза молодёжи ты тоже знаешь наизусть?
- А как же, я ведь недавно вступил в комсомол и Устав тоже выучил наизусть – это было легко.
Образцова открыла тоненькую книжицу и сказала с некоторой подначкой в голосе:
- А прочитай, пожалуйста, что говорится во втором абзаце сверху на третьей странице.
Мэлс улыбнулся и чётко зачитал весь абзац.
- А во втором абзаце снизу на пятой странице?
Мэлс без запинки отбарабанил и здесь.
- А на шестой странице…на восьмой странице…на…– Образцова вошла в раж и пыталась подловить Мэлса, но вынуждена была сдаться: она была поражена.
- Вот это да! – только и смогла она сказать. Её вдруг озарило: приближалась Десятая отчётно-выборная конференция райкома комсомола и вряд ли ещё в каком райкоме из двенадцати районов города… Удачно она съездила на школьное собрание, а так не хотелось ехать: столько дел в райкоме. Когда она вечером доложила первому секретарю о прошедшем собрании в школе и уникальном мальчике, наизусть цитирующем книги классиков, то первый секретарь Василий Мефодьевич Куропаткин (за прошедшие почти пять лет он пересел из кресла второго секретаря райкома в кресло первого секретаря), сначала не обратил на это внимания, но вспомнил Элину Рекабаррен.
- Скажи-ка Янина, а Элина…Гвалалквивир…тьфу, чёрт, Элина Рекабаррен присутствовала на собрании?
- Эта та Элина, что побеждала на соревнованиях?
- Да.
- Да, я её видела.
- Интересно… Так что этот мальчик, как его…
- Мэлс его звать.
- Какое интересное, редкое имя, но подходящее, очень даже подходящее...
- Имя Мэлс как раз подходит к тому, что он делает.
- А ну, ещё раз расскажи поподробней.
Когда она закончила свой рассказ, Куропаткин сказал:
- А ты точно уверена, что здесь нет никакого фокуса?
- Что ты имеешь в виду?
- Ну, он, Мэлс этот, точно всё запоминает? Запоминает без балды, а то помнишь фильм про Шурика, когда он сдавал экзамен, там был чудак с якобы больным ухом, обмотанным платком, которому передавали информацию по радио. Сейчас технологии значительно выросли. Не передают ли Мэлсу так информацию, но на современном уровне, с помощью какого-нибудь вживлённого чипа, когда это не так заметно?
- Нет, не передают, я проверяла.
- Как?
- Взяла Устав и называла произвольно страницу, абзац, он чётко всё произносил по памяти, как будто читал.
- Ну, Устав-то он мог и выучить, он короткий, а вот сочинения классиков – там такое количество писанины, что вряд ли человек сможет всё это запомнить.
- И что ты предлагаешь? – спросила Янина.
- Нужно провести проверку более тщательно, комиссионно, с приглашением специалистов…психологов, кого там ещё нужно. И не в школе, а у нас здесь, в райкоме.
- Ну, давай, проведём.
- Хорошо. Янина, займись этим. Да, и пригласи спецов с нашего радиозавода с глушилкой радиосвязи – у них есть отличные глушилки, все диапазоны волн заглушат, так вражеские радиоголоса глушат. Это для чистоты эксперимента, – сказал Василий Мефодьевич, заметив удивление на лице Образцовой.
- Хорошо.
- А я подумаю, что с этим можно сделать. Вернее, как использовать. Посоветуюсь там, наверху, – Куропаткин показал указательным пальцем куда-то вверх. Брови и глаза у него тоже поползли вверх и Янина улыбнулась: уж больно комичная гримаса получилась…
Однако, районный комитет КПСС не поддержал инициативу райкома комсомола: предложение показалось уж слишком смелым.
- Ты пойми, Василий, районная отчётно-выборная конференция комсомола – это серьёзное мероприятие, к которому будет приковано внимание многих, в том числе и горкома партии, и даже обкома. Конечно, не спорю, если всё сказанное насчёт этого Фуфайкина…Мэлса Сидоровича правда, то оно интересно и достойно внимания, но на другом уровне и в других обстоятельствах, – сказал Куропаткину третий секретарь райкома КПСС Андрей Ильич Агрегатов, курировавший в райкоме идеологию. – Заведующий отделом пропаганды и агитации Шкуропатов мне докладывал о твоём предложении, но оно несвоевременно.
- Почему? – попытался возразить Куропаткин, – ведь сейчас партия поощряет инициативу, новые формы работы, пропаганды. А это ведь чистая пропаганда учения марксизма-ленинизма в новой форме, редкой и удивительной, что сразу привлечёт внимание широких масс населения, а, следовательно, будет служить делу пропаганды нашего всепобеждающего учения.
- То, что это удивительно и привлечёт внимание людей, я согласен. Но пойми: демонстрация удивительных и редких возможностей памяти Мэлса Фуфайкина это всё же элемент шоу, эстрадного действа, и негоже из серьёзной конференции делать такое эстрадное шоу, ты ещё певцов пригласи и ансамбль песни и пляски – вообще будет весело и привлекательно. А если ещё фокусы показывать… Давай вспомним пример из недавнего прошлого. Ты помнишь, конечно, известного Вольфа Мессинга?
- Помню, – кивнул головой Куропаткин. – Он демонстрировал настоящие чудеса, в том числе предвидение… Сына Сталина Василия спас своим предвидением.
- Вот-вот, правильно. И этот самый Вольф Мессинг несколько раз встречался с самим Иосифом Виссарионовичем и тот прислушивался к его предсказаниям… прогнозам. А до того, есть информация, что Мессинг встречался и с Гитлером, предсказав тому поражение в войне с СССР и был вынужден после этого спасаться бегством вначале в Польшу, а затем в СССР… То есть Сталин доверял ему и негласно одобрял его деятельность – иначе Мессинг быстро бы оказался в местах не столь отдалённых – Лаврентий Павлович точно на него зубы точил – не хватало ему предсказателя в стране… Так вот, Вольфу Мессингу в СССР была разрешена только концертная деятельность, но его не приглашали выступить на съезде партии, партконференции или пленуме, несмотря на личное знакомство с вождём. А ведь какую идеологическую бомбу можно было подготовить из выступления Мессинга! Какое шоу разыграть! Представляешь? При умелой режиссуре… Иосиф Виссарионович был прекрасным режиссёром, надо отдать ему должное. Так и здесь: мы не будем из отчётно-выборной конференции делать шоу, – при этих словах Куропаткин непроизвольно скорчил расстроенную мину на лице, а Агрегатов продолжил, – но Мэлс Фуфайкин пусть и дальше запоминает всё, что сможет запомнить. Возможно, это пригодится каким-то образом в будущем – сейчас много событий происходит в общественной жизни, много перемен... Можно, кстати, его использовать на обучении идеологического актива, или на совещаниях секретарей первичных комсомольских организаций. Пусть продемонстрирует свою феноменальную память в деле изучения классиков, пусть послужит примером начинающим, комсомольцам и молодым коммунистам.               
- Да, и это будет весьма кстати и к месту, – согласился Куропаткин.                - Хм… – неожиданно усмехнулся Агрегатов, – и будет у нас ходячее полное собрание сочинений классиков марксизма-ленинизма. Ты его, Василий, как-нибудь там у себя в райкоме поощри – уникум, как никак...
- Так денег на премию нет, сами знаете наш бюджет.
- Так не обязательно премию ему выписывать – пока не заслужил. Ты его как бы морально поощри, грамотой, или там предмет какой подари...с идеологическим уклоном, бюст вождя, например. Вон их сколько, – он указал на полку в кабинете, уставленную разномастными бюстами основоположников.
- Хорошо, Андрей Ильич, – опять согласился Куропаткин.                Через две недели в райкоме комсомола состоялось расширенное совещание секретарей первичных организаций и идеологического актива: заведующих сектором пропаганды и агитации. Вот на это официальное мероприятие пригласили Мэлса Фуфайкина. Он опять продемонстрировал своё искусство уже на более широких примерах: список выученных произведений расширился. Здесь кроме Устава ВЛКСМ, и ранее известных произведений «Задачи союзов молодёжи», «Апрельских тезисов» и «Манифеста Коммунистической партии», фигурировали работы Ленина «Детская болезнь левизны в коммунизме» и «Письма товарищу из ссылки». Участникам совещания раздали тома Полного собрания сочинений с этими работами, и они стали с неожиданным увлечением «гонять» Мэлса по тексту различных произведений – в скучное в общем-то мероприятие, на котором трудно было не заснуть под монотонное бормотание лектора, была привнесена изюминка, послужившая своеобразным, если можно так сказать, развлечением. Он стоял на сцене рядом со столом президиума и отвечал без запинки и ни разу не ошибся и не забыл текст. Актив постепенно вошёл в раж – каждый хотел задать свой абзац текста и получился своеобразный перекрёстный допрос – сначала вопрос задавался из одного произведения, затем из другого, потом следовал из третьего… Но Мэлс моментально переключался с одного текста на другой, не испытывая никаких видимых трудностей, словно у него в голове был переключатель.
- Ну, ни фига себе! – громко сказал кто-то в зале не совсем культурно. Его, впрочем, поддержали, не обратив внимания на грубое выражение, не подобающее статусу собрания:
- Вот парень даёт!
- Молодец какой!
- Не может быть!
- А кроме классиков ты что ещё запоминаешь? – полюбопытствовал кто-то из зала, – знаешь, к примеру современное произведение, детектив какой-нибудь… типа «Чёрной кошки», или «Рука из-за угла» мастера детектива Зинаиды Душковой, или всем известную «Собаку Баскервилей» из приключений Шерлока Холмса…                Но тут вмешался Василий Куропаткин, сидевший в президиуме и перебивший любопытного активиста, уводившего разговор в сторону от красной нити собрания – изучения первоисточников для воспитания настоящих идейно убеждённых комсомольцев, будущих твёрдых в идеологическом плане коммунистов:
- Так, товарищи, не отвлекаемся от темы: собакам и кошкам у нас не место! Мэлс запоминает только классиков марксизма-ленинизма. На прочие недостойные мелочи он не разменивается. Вот вам наглядный пример достойного отношения к изучению трудов классиков, изучению первоисточников. В зале после этих слов дружно загудели. Куропаткин понял, что перегнул палку и сказал:
- Я не говорю, что все должны наизусть запоминать произведения, это невозможно: у всех память человеческая, а не…уникальная, как у Мэлса, но я хочу сказать, что с него нам всем нужно брать пример. Пример настойчивости, желания, усидчивости и любви, если хотите, к трудам наших великих учителей. Ведь он мог растратить свой талант на какую-нибудь чепуху, беллетристику, выступать в каком-либо шоу, которых так много развелось на нашем телевидении, а не на марксизм-ленинизм. Поэтому я призываю вас: берите в этом с него пример… Кстати, Мэлс, а где ты изучаешь труды классиков?
- В библиотеку хожу. Дома у меня мало трудов классиков – несколько книжек, и я все их уже запомнил.
- Нет, это непорядок, – сказал Куропаткин. – Мы вот что сделаем: мы подарим тебе от райкома комсомола полное собрание сочинений – ПСС Ленина, собрание сочинений – СС Маркса и Энгельса. И тебе не надо будет постоянно ходить в библиотеку.
- Так это несколько десятков книг, даже, может, сотня…– немного растерянно сказал Мэлс, – где я их поставлю? У меня и шкафа нет, только полки для учебников. На подоконник, что ли…
- А мы тебе и шкаф подарим от райкома! Не надо никаких подоконников! – объявил Куропаткин торжественно. – Хороший, дубовый шкаф. Только учись и учи. И не надо будет ходить в библиотеку, время терять на дорогу. Правильно, товарищи?
Собравшиеся комсомольские активисты встретили слова первого секретаря бурными продолжительными аплодисментами и возгласами: «Правильно!», «Дорогу таланту!», «Даёшь молодёжь!» и почему-то даже: «Решения съезда КПСС – в жизнь!», словно обеспечение Мэлса произведениями Маркса-Энгельса-Ленина поспособствует реализации трудновыполнимых решений очередного съезда партии, к примеру, актуальной во времена тотального дефицита «Продовольственной Программы».
- Широкий жест! – сказал кто-то в зале то ли завистливо, то ли с ехидцей.
- Широкий и нужный, но нам не жалко, – сказал Куропаткин,– лишь бы это шло на пользу нашему делу, великому делу партии, делу построения коммунизма.
Буквально на следующий день к дому, где жили Фуфайкины подъехал пикапчик с подарками от райкома комсомола. Весёлые комсомольцы затащили в квартиру солидный книжный шкаф, сделанный из массива дуба и два десятка аккуратных коробок из оргалита, плотно набитых книгами полных и не полных собраний сочинений классиков. Коробки были тяжёлыми: двое крепких комсомольцев с трудом затаскивали коробку на третий этаж: в доме не было лифта.
- Вот, чёрт, – ругнулся один из комсомольцев-грузчиков, – тяжёлые какие, что твои кирпичи!
- Да уж, – согласился другой, – умные мысли – они тяжёлые, это тебе не юмористические рассказы: они легковесные.                Шкаф был громоздким и настолько высоким, что едва пролез в квартиру и еле-еле встал у стены в комнате Мэлса, под самый потолок – если б шкаф был ещё на сантиметр выше, то пришлось бы подрезать ножки – квартиры в хрущёвках с низкими потолками. Хорошо ещё, что шкаф по конструкции был разборным и состоял из двух частей, устанавливаемых друг на друга и скреплявшихся жёлтыми накладками и болтами с потайными головками в тон дереву, иначе его бы ни в квартиру занести, ни установить в низкий потолок… В небольшой спаленке, где до этого стояли письменный стол с креслом и полками на стене, и узенькая кровать, на которой Мэлс спал, появление столь грандиозного сооружения произвело настоящую революцию в интерьере: широкий шкаф, барственно расположившийся вдоль почти всей стены, стал главной и непререкаемой доминантой помещения, отобрав это звание у кровати, которая теперь казалась маленькой сироткой в семействе мебели. Когда отец Мэлса Сидор Петрович пришёл вечером с работы, он очень удивился происшедшей перемене и с некоторым недоверием выслушал рассказ сына. Он долго рассматривал и шкаф, и книги – несколько книг он взял в руки перелистал. Подержал в руках небольшой бюстик Ленина, который тоже подарил райком. А потом спросил осторожно:
- И всё это бесплатно?
- Ну, да, бесплатно, это же подарок…– удивился Мэлс недоверию отца.
- Ну, Мэлс, не предполагал я, что твоё увлечение может приносить прибыль…я думал – блажь, прихоть, со временем пройдёт, ну, или пригодится при учёбе в институте и всё, а оно видишь, как вышло-то… Сразу видно: и шкаф, и книги – очень качественные и дорогие. Книги на прекрасной белой бумаге – финская бумага, наверное, обложки в твёрдом переплёте с золотым тиснением: и название, и рельефные силуэты основоположников. А шкаф вообще загляденье, никогда такого не видел – даже в кабинете директора нашего завода «Шарик и Ролик» таких шкафов нет. Шкаф сделан из настоящего дерева – дуба, шикарно обработан – с художественной резьбой, видно, что резьбу делал настоящий мастер, и покрыт отличным лаком. Настоящий дуб, а не прессованные опилки, как наш гарнитур в зале и прочая мебель. Оно и понятно: для райкома делали по спецзаказу, – Сидор Петрович любовно похлопал тяжёлой рукой по стенке шкафа и благородное дерево отозвалось лёгким гулом. – Такие прочные полки не прогнутся даже под весом этих тяжёлых книг, одно слово: дуб… Ну, я рад, я рад. Теперь у тебя есть все условия для твоей творческой работы: отдельная комната и полнейшее собрание нужных книг: учись, паря! Учись – не хочу! – и Фуфайкин-старший довольно рассмеялся и подумал: «Как вовремя Роза с Кларой недавно замуж вышли и к мужьям выехали, комнату Мэлсу освободили. Там, глядишь, и Инесса замуж выскочит, а то уж засиделась в девках…».
- Почему же не хочу, – возразил Мэлс, – я очень даже хочу!
- Ну, это я так: пошутил, – сказал отец, – есть такая присказка: ешь – не хочу, ну а я переделал. Ну, я очень рад, – ещё раз повторил Сидор Петрович и подумал о том, чтобы на родном заводе организовать выступление сына перед комсомольцами и молодыми коммунистами. «Хорошая мысль, – дал он оценку самому себе, – надо переговорить в парткоме».                Но ещё больше был доволен первый секретарь райкома комсомола Василий Куропаткин. Этим подарком он сразу убил двух зайцев. Во-первых, выполнил поручение секретаря райкома партии поощрить уникума, а во-вторых, сбагрил, если можно так сказать, залежалый товар: в райкоме скопилось значительно большее количество ПСС и СС, чем требовалось для работы и райкома, и первичных организаций и эти ПСС и СС загромождали комнату, которая очень требовалась для других дел. Уж эти ПСС и СС кому только не выдавали в районе, каждой первичной организации, и уже было некому давать, а в райкоме ещё их было… А выкинуть – никак нельзя: аполитично. Вот и стояли на полках годами, занимали место, пылились… А сколько типографских коробок нераспечатанных загромождали целую комнату. И Мэлс весьма кстати появился. Ему даже на радостях отгрузили нетленные сокровища человеческой мысли в двух экземплярах. Это событие произвело на Мэлса очень сильное впечатление. Если раньше запоминание произведений классиков было для него чем-то вроде личного хобби, как, к примеру, некоторые собирают марки или открытки, или играют на гитаре для души, то теперь из разряда личного увлечения это занятие переросло в нечто общественно-полезное, как бы в поручение от райкома ВЛКСМ. А там, глядишь, и районный комитет КПСС одобрит начинание, или почин. Много всяких починов было в стране, почему бы этому почину не зародится в нашем славном городе? И теперь Мэлс стал очень серьёзно относиться к своему занятию: он каждый день обязательно садился у себя в комнате за стол, брал очередной том и запоминал определённое количество страниц. Кроме райкомовского подарка – книг – у него появился ещё один прекрасный подарок, который ему очень нравился и которым он очень дорожил. После выступления на подшипниковом заводе «Шарик и Ролик», которое организовал отец – член парткома завода, ему подарили прекрасно оформленную чеканку в солидной красивой раме, барельеф с образами – профилями Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, выглядывающими друг за другом, выполненный на тонком титановом листе. Чеканка (это, пожалуй, не совсем чеканка: скорее штамповка прессом на листе титана толщиной 1,6 миллиметра) была выполнена очень качественно и тонко: казалось, был виден каждый волосок бороды и усов основоположников, причём цветовая гамма была выполнена очень качественно: натуральные цвета лиц, волос, глаз. Но ни грамма краски не использовалось: окрас получился в результате сложных технологических приёмов, применявшихся при обработке. Когда вручали подарок, Мэлс настолько был поражён этой работой, то поинтересовался, как сделали такую красоту. Позвали технолога цеха обработки, участка «Высокоточных механических работ» Артемия Кузяева, он рассказал, что при кажущейся простоте изделия ему пришлось достаточно долго разрабатывать технологический процесс изготовления, технологические карты на операции. Рабочим, которые будут делать изделие, должно быть ясно: какие операции необходимо совершить, последовательность этих операций, время обработки на каждом технологическом переделе, инструменты и материалы, необходимые для выполнения каждой операции, какой результат в итоге требуется получить. А при работе технолога используются многочисленные справочные данные, таблицы, формулы, графики для расчёта режимов работ – очень трудоёмкая работа, требующая внимания и сосредоточенности. И тут Артемий сделал неожиданный вывод: если бы технологи могли держать в голове все справочные данные, то производительность труда технологов возросла многократно. Но ещё неожиданней прозвучал вопрос, который задал технолог Кузяев:   
- Слушай, Мэлс, а ты и техническую литературу можешь так же хорошо запоминать?
- Какую техническую литературу? – растерялся Мэлс.
- Ну, различные справочники: физических и химических процессов, по материаловедению, термообработке, сопротивлению материалов, электротехнике, расчёту режимов...
- Не знаю.
- Попробуй, обязательно это попробуй! – воодушевлённо говорил технолог, – представляешь, если всё это будет у тебя в голове, то тогда ты моментально сможешь разрабатывать любые технологические карты, не тратя уйму времени на поиски по справочникам! Это будет, это будет…настоящая технологическая революция!
- Так, Кузяев, – прервал чрезмерно увлёкшегося и возбуждённого технолога секретарь парткома Иван Иванович Зонненштайн, – не зарывайся и не путай, то, что делает сейчас Мэлс, намного важнее, чем твои технологические справочники, так что не сбивай с правильного пути молодого человека… Да и сам подумай, как он запомнит хотя бы формулы…пи эр квадрат, а графики? Как он запомнит графики и таблицы – это же картинки, а не текст? Технолог участка «Высокоточных механических работ» Артемий Кузяев растерялся, не зная, что ответить и стушевавшегося технолога быстренько отодвинули от Мэлса, державшего в руках ценный подарок. Но от канонических барельефов в массовом порядке когда-то висевших на стенах многочисленных парткомов, райкомов, обкомов и подведомственных организаций, подарок отличался одной деталью: над каждым портретом классика стояла первая буква фамилии: над Марксом М, далее по списку и всё вместе читалось: МЭЛС. Внизу, под портретами основоположников, гордо шли крупные буквы самого распространённого лозунга в СССР, украшенные завитушками – «СЛАВА КПСС!».
- Кстати, – обратился парторг Зонненштайн к скромно замолчавшему технологу Кузяеву, – барельеф получился действительно удачным, ты сделай для парткома парочку…нет, лучше три – мы кому надо подарим, только без букв сверху: эти революционные мо…лица и так все знают!                Этот несомненно выдающийся барельеф Мэлс укрепил над дверью своей комнаты и часто глядел на него, любуясь вдохновенной работой заводских мастеров. Однажды кто-то из школьных друзей Мэлса, увидев этот барельеф, был настолько поражён искусной работой, что сказал:
- Надо же, какая художественная работа, выполненная на металле, или по металлу... Это как икона. Икона Коммунистической партии Советского союза, или икона КПСС. И твоя персональная, именная икона, Мэлс.
- Странное сочетание, – неуверенно ответил Мэлс, – икона и КПСС…понятия почти несовместимые…
***
Когда в стране началась перестройка, либерализация общественной жизни коснулась всех сторон и проявлений, в том числе и такой консервативной и зарегулированной сферы, как проведение комсомольских и партийных съездов и конференций. Они стали уже не такими зарегулированными и помпезными, а более свободными, демократичными. И вот в это время, настоятельно потребовавшее реформ в обществе и новых форм работы общественных организаций Василий Мефодьевич Куропаткин вспомнил про Мэлса Фуфайкина и понял, что время пришло. Карьера Куропаткина продвигалась хорошо: он уже два года был первым секретарём областного комитета ВЛКСМ, но считал, что надо двигаться дальше – в руководящие органы Коммунистической партии или в органы исполнительной власти. А чтобы двигаться, нужен импульс, а импульс будет, если тебя заметят, если ты сможешь сделать что-то яркое, неординарное. И вот он решил на очередной областной конференции выпустить на сцену Мэлса, который закончил школу и уже учился в областном социальном университете на втором курсе и часто выступал в областном Центре повышения квалификации комсомольских работников (ЦПККР) при обкоме комсомола. Когда Василий Мефодьевич Куропаткин стал первым секретарём обкома комсомола, он почти сразу назначил на должность директора ЦПККР Элину Игоревну Рекабаррен (за прошедшее время Василий Мефодьевич прочно запомнил её сложную фамилию и в памяти уже не всплывало название реки Гвадалквивир, когда он вспоминал об Элине), которая рьяно взялась за дело – большие социальные изменения (можно сказать – потрясения) в обществе требовали внедрения новых методов работы и с комсомольским активом: нельзя отставать от жизни. Мэлс со своим выступлением (или номером) тут пришёлся весьма кстати. Очередная областная отчётно-выборная конференция ВЛКСМ обязательно будет освещаться в средствах массовой информации, и корреспонденты, падкие на сенсации, несомненно, обратят на Мэлса внимание и привлекут внимание больших партийных боссов. Мэлс давно почти подружился с Куропаткиным – с того памятного подарка от райкома – и иногда комсомольский секретарь приглашал Мэлса продемонстрировать свой уникальный талант приезжавшему из Москвы начальству и эта демонстрация, вернее выступление Фуфайкина всегда производило должное впечатление на гостей. Обычно гость брал из шкафа, заполненного сочинениями классиков какой-нибудь том из ПСС, или СС, открывали наобум страницу и начинал снисходительно экзаменовать Мэлса, будучи уверен, что сейчас он подловит или даже разоблачит Фуфайкина… И тут Мэлс начинал блистать. Другой гость брал другой том – результат был известен. Третий… Иногда вошедшие в раж экзаменаторы перебирали с десяток-другой томов из сочинений, чтобы подловить Мэлса, но это им не удавалось: он с честью выходил из испытания.
- Блистательно, просто блистательно! – восхищался очередной экзаменатор.
- Молодой человек, а как вы это делаете? – допытывался другой, – расскажите нам, не делайте из этого тайны.
- Нет, здесь какой-то секрет – невозможно запомнить весь этот…шкаф, это просто непосильная задача, – не верил происходящему третий.
- Невозможно, согласен, – вступал тогда в разговор Куропаткин, – невозможно обычному человеку, но наш Мэлс Сидорович Фуфайкин, видимо, не обычный человек…                Но какое бы не было отношение гостей к этому представлению, все они были в восхищении и хвалили как Мэлса, так и его, Куропаткина за доставленные впечатления и эмоции. Особенно запомнилась ему похвала от одного высокопоставленного гостя из центрального аппарата – А.Г.А., который сказал следующее, когда Куропаткин провожал его в аэропорту :
- Ты знаешь, Вася, а у тебя мне понравилось…
- Хороша банька была, – засмеялся Василий Мефодьевич, – у меня банщицы красивые, жаркие.
- И это тоже, – согласился гость, – но значительно большее впечатление произвёл этот твой…как его…Маркс-Энгельс-Ленин…и…Сталин, не к ночи будь сказано.
- Мэлс!
- Да, Мэлс. Баньки-то они у всех есть, и банщицы-активистки-комсомолочки, даже иногда и погорячей, чем твои…да-да, не обижайся, а вот такого Мэлса ни у кого нет, во всём огромном Советском Союзе. А я уж где только не побывал и что только не повидал. Ты его береги, Вася, он тебе когда-нибудь пригодится. А я о нём в Москве расскажу в ИМЛ – нашем знаменитом Институте Марксизма-Ленинизма. Их этот твой феномен должен заинтересовать. У них есть такая форма работы: экспедиция на места, когда в регионы выезжают марксисты-специалисты и читают активу лекции по марксизму-ленинизму в контексте современных проблем, направляя их деятельность в правильное русло с учётом новых реалий. Так может они будут твоего Мэлса брать в качестве живого экспоната и для оживляжа – одни сухие лекции уже неинтересны народу: скукота, а вот когда появится настоящее шоу на идеологической основе марксизма-ленинизма это будет совсем другое дело. Если уж это интересно нам, москвичам, то что уж говорить о провинциалах. Да, решено, я обязательно расскажу в ИМЛ… Но, видимо, А.Г.А. рассказал об уникуме не только в ИМЛ, потому, что в обком комсомола через папу месяцев пришло письмо на официальном бланке института мозга человека Российской академии наук (ИМЧ РАН). Неожиданное письмо.
«ИМЧ РАН сегодня - одно из ведущих научных учреждений в Советском союзе и мире, ориентированных на изучение мозга человека с помощью самых современных методов исследования. ИМЧ РАН занимается исследованием мозговых механизмов, обеспечивающих выполнение высших умственно- психических функций в норме, а также некоторых “отклонений” от нормы, приводящих к развитию положительных патологий, и создание на этой основе высокотехнологичных методик, которые служат усилению способностей человека. Эти методики служат осуществлению вековой мечты человечества по усилению когнитивных функций человека, мечты нашей партии по созданию идеально гармоничного человека, строителя светлого будущего, идеального общества будущего – коммунизма. По имеющейся у нас информации в вашей комсомольской организации имеется член – Мэлс Сидорович Фуфайкин, обладающий выдающимися способностями по запоминанию текстов. Нам бы хотелось, чтобы Мэлс Сидорович Фуфайкин был командирован в наш институт для обследования. Возможно, данные, полученные в результате обследования, приведут к созданию методики по усилению когнитивных способностей строителей коммунизма. Просим оказать содействие в решении данного вопроса.
Директор института, академик А.Г.Фрустайло».
Василию Мефодьевич перечитал письмо несколько раз. Вспомнил разговор в аэропорту с А.Г.А. Точно, время пришло! Какие тектонические сдвиги происходят сейчас в стране, какие свободы открываются перед людьми! И наше время требует новых форм работы, это точно! 
***
- Мэлс Сидорович, у нас поездка! – сказал Фуфайкину заведующий сектором института Марксизма-Ленинизма Марк Аврелиевич Протопопский. Мэлс уже несколько лет жил в Москве и работал в том самом ИМЛ – институте Марксизма-Ленинизма.
- Куда?
- На родину Ильича, Ульяновск. А потом в Саратов. В общем, Поволжье.
- Серьёзно.
- Да, в грязь лицом ударить нельзя, сами понимаете.
- Понимаю, – ответил Мэлс.
- Родина Ильича. А потом Саратов и Энгельс, а для полной картины и в Маркс заедем.
- Это специально такой маршрут выбрали – по городам – первоисточникам, если можно так выразиться? – спросил Фуфайкин.
- Да, специально.
- А в честь чего?
- Я точно не знаю, но кажется какая-то дата, связанная с годовщиной то ли Первого Интернационала, то ли Второго.
- А-а, – сказал Мэлс.
- А может и Третьего.
- Что третьего? Поедем третьего числа?
- Нет, Третьего Интернационала, – пошутил и засмеялся Протопопский.
- Так для полноты картины нужно тогда заехать в Грузию, на родину Сталина, в Гори, – сказал Мэлс.
- Нет, Мэлс, на родину Сталина мы не поедем, – сказал Марк Аврелиевич.
- Жаль.
- Он теперь у нас не относится к классикам.
Идеологический вояж Ульяновск – Саратов – Энгельс – Маркс проходил в обычном режиме и не приносил каких-либо трудностей или неприятностей. Местные партийные организации собирали в большом зале городской партийный актив и представители ИМЛ читали им лекции. Лекции были скучноваты и многие слушатели откровенно дремали в зале. Так было и сейчас, но только до выступления Фуфайкина. Зрителям в зале было трудно понять, как смог человек запомнить такое огромное количество информации и безошибочно находить в памяти нужный том, страницу и абзац, а потом зачитывать изумлённым слушателям канонический текст. Выступление Мэлса выбивалось из общего скучного стиля и больше походило на развлекательное шоу с участием зрителей. Почти каждый старался задать свой вопрос и очередной раз удивиться.
- Скажите пожалуйста, Мэлс Сидорович, а в обратном порядке вы также сможете всё определить? – спросил Мэлса молодой человек в строгом деловом костюме и с галстуком яркой расцветки.
- А что вы имеете в виду? – удивился Мэлс.
- Я имею в виду следующее. Если я вам зачитаю цитату из произведения, вы сможете определить какое это произведение, из какого тома, страница, абзац?
Мэлс удивился: никто до этого такой вариант шоу ему не предлагал. Он и не задумывался над этим. И вот теперь он был в некоторой растерянности, так как не знал ответа и боялся опростоволоситься, если согласится на этот эксперимент.
- Ну, так как? – наступал настойчивый апологет.
- Честно говоря, не знаю, – ответил Мэлс, – никогда такого не пробовал. А чем вас не устраивает обычный вариант?
- Да нельзя сказать, что не устраивает, просто другой вариант тоже напрашивается…для полноты картины, так сказать.
- Видите ли, молодой человек, я таким образом не отвечал на вопросы по причине, что это затянет выступление, а ведь многие хотят лично поучаствовать в действии.
- Понятно.
- Так, товарищи, – вмешался в разговор председательствующий на собрании представитель обкома партии – инструктор отдела пропаганды и агитации Аскольд Антонович Линейный, тонко почувствовавший некоторую напряжённость ситуации, – давайте не уходить от обозначенной протокольной формы вопроса: том ПСС, или СС, страница, абзац. И ответ товарища Фуфайкина.
В городах Маркс и Энгельс Фуфайкин с удивлением узнал, что раньше они назывались по-другому: город Маркс назывался Екатериненштадт, а город Энгельс – Покровская Слобода или сокращённо Покровск. Инструктор Линейный рассказал московским товарищам, что в этих городах на волнах перестройки и допущенной партией вольницы (судя по выражению лица инструктора он не одобрял этого) имеется довольно сильное течение среди местных жителей о возвращении городам исконных названий и переименовании Маркса и Энгельса – городов, имеется в виду.
- Но мы не можем допустить этого: это будет отступлением от канонов и принципов! Так можно дойти до оппортунизма, что нетерпимо! Это просто неприемлемо! Переименуем Маркс и Энгельс, потом очередь дойдёт до Тольятти, потом до Тореза, потом до…до…мало ли у нас интернациональных названий, – Аскольд Антонович вошёл в раж и повысил голос, словно выступал с трибуны партконференции. – И хочу вас предупредить, товарищи, в нашем славном трудовом Саратове есть настоящий смутьян – некто профессор исторического факультета педагогического института Оброськин-Очивалов Авдей Кузьмич, который создал инициативную группу по переименованию городов и буквально мутит воду среди населения: проводит провокационные собрания, собирает подписи за переименование, устраивает пикеты с требованием возвращения прежних названий – он называет их исконными названиями – печатает свои статьи, выпускает листовки, пишет петиции в Верховный Совет СССР… Его бы в прежние времена расстреляли, или сослали на Колыму, а сейчас…сами видите, что творится… – сказал Линейный с явным сожалением, что никого сейчас нельзя расстрелять или сослать куда подальше.
Действительно, выступления лекторов ИМЛ в Саратовской области встретили самое недоброжелательное отношение слушателей по сравнению с другими краями и областями необъятной страны. Холодок чувствовался, холодок присутствовал… Впрочем, это не мешало действовать по утверждённому плану.                Профессор Авдей Кузьмич Оброськин-Очивалов, донимавший Фуфайкина своими вопросами, был человеком неопределённого возраста и довольно специфического вида: худой, высокого роста, ершистый и желчный. Внешне он походил на оглоблю, на которую натянули мятый костюм большого размера и повязали блеклый галстук. Все вопросы его были с какой-то подначкой, с нескрываемым желанием поймать Мэлса на какой-нибудь ошибке или несоответствии. Он сопровождал лекторов ИМЛ почти на всех выступлениях: в Саратове, Марксе и Энгельсе – пользовался провозглашённой недавно в партии гласностью и открытостью. Сам Генеральный секретарь ЦК КПСС заявил об этом с высокой трибуны очередного пленума – иначе бы этому смутьяну на такие мероприятия вход был бы закрыт.
- Вот, привязался, как муха Цеце, – сказал Линейный, – и жалит, и жалит…
- Скажите, Аскольд Антонович, а в чём причина, что этот…как его… Оброськин-Очивалов так взъелся? – спросил инструктора руководитель лекторской бригады Протопопский. – Я не верю, что здесь только стремление к исторической справедливости, как он говорит. Думаю, здесь есть и какая-то личная причина.
- Вы совершенно правы, уважаемый Марк Аврелиевич. Как тонко вы подметили, как прозорливо догадались! – живо откликнулся Линейный на вопрос. – Дело всё в том, что дед Оброськина-Очивалова был репрессирован в тридцатые годы как враг народа, семья была выслана в Караганду, и Оброськин-Очивалов сейчас подал документы на реабилитацию своего деда и предпринимает все действия, чтобы очернить всё то хорошее, что было сделано в нашей стране.
- Вот оно что…
- Поэтому, дорогие товарищи, хочу вас предупредить, чтобы вы как можно меньше контактировали с ним, этим разнузданным профессоришкой, потому что он будет постоянно вас донимать, стремиться контактировать с вами, полемизировать и выставлять в чёрном свете перед слушателями. Возможны разные провокации… так что вы будьте начеку, – при этих словах на лице Линейного заиграли желваки, а руки непроизвольно сжались в кулаки так сильно, что побелели костяшки пальцев – велика была ненависть настоящего коммуниста к врагу.
- Всегда начеку! – как-то уж совсем по-пионерски ответил Марк Аврелиевич и все невольно заулыбались.                Однако, скорее всего выступление Мэлса понравилось Оброськину-Очивалову, но он высказал пожелание, чтобы Мэлс поменял предмет изучения: стал запоминать историю – исторические факты, исторические личности, многочисленные даты многочисленных событий, географические пункты, где эти события происходили:
- Представляете, какой огромный массив исторических знаний – никакой обычный человек этот массив не в состоянии запомнить. А такой уникальный человек, как вы, уважаемый Мэлс Сидорович, запомнит. И это будет грандиозно!
Впрочем, были и неприятные вопросы, уколы, но это были мелкие уколы, с которыми легко справились. Основной подвох заключался в вопросе:
- Как вы относитесь к тому, что исконно русские города названы в честь Маркса и Энгельса, ненавистников русского народа и славян?    
Но Линейный, ожидавший нечто подобное и находившийся начеку, не дал Мэлсу рта открыть и заявил, что данный вопрос не по теме и предоставил слово для вопроса другому.                Главный «укол» был припасён напоследок. После последнего выступления, завершающего цикл, профессор поинтересовался, когда бригада ИМЛ улетает в Москву. Ему сообщили.
- Я приеду в аэропорт провожать вас, – сказал он.
- Вот, привязался, – недовольно сказал Линейный, – этого нам только не хватало!                Инструктор обкома партии Линейный не смог лично проводить бригаду ИМЛ в аэропорт Саратова, но в гостиницу «Волжский утёс» была прислана чёрная обкомовская «Волга», на которой лекторов доставили в аэропорт. Профессор Оброскин-Очивалов уже дожидался в аэропорту. Он пожал лекторам руки и вручил каждому по тоненькой брошюре.
- Посмотрите, господа, моё новое небольшое исследование, может оно поможет вам взглянуть на марксизм-энгельсизм-ленинизм с другой точки зрения, поможет раскрыть глаза на это учение. Сразу скажу: все приводимые в брошюре цитаты взяты из сочинений так обожаемых вами классиков, это легко можно проверить. Брошюра в обложке какого-то отталкивающе-фиолетового цвета называлась: «Об отношении К.Маркса и Ф,Энгельса к России и славянам». Члены делегации ИМЛ взяли сочинение профессора с какими-то кислыми лицами. Протопопский оглядывался по сторонам, будто ища инструктора Линейного, который выручил бы их из затруднительной ситуации: уж больно не хотелось брать в руки это сочинение. Но инструктора нигде не было, а интеллигентское воспитание не позволило выбросить ненавистный опус оппозиционного профессора в мусорную урну. В самолёте уставший от напряжённого вояжа Протопопский заснул сразу после взлёта, и Мэлс от нечего делать открыл брошюру. Начав читать в самолёте, он увлёкся, заинтересовался и дочитал до конца.
«ОБ ОТНОШЕНИИ К.МАРКСА И Ф.ЭНГЕЛЬСА
К РОССИИ И СЛАВЯНАМ
(Цитаты из сочинений этих авторов)
Господа Карл Маркс и Фридрих Энгельс возведены Коммунистической партией Советского союза (ранее – РСДРП(б) в ранг полубожеств. Их считают основоположниками коммунистического учения – марксизма-ленинизма. (Кстати, правильнее, справедливее было бы назвать это учение «марксизм-энгельсизм-ленинизм». А то, получается, дедушку Энгельса обидели). И в угоду этого незыблемого постулата замалчивается один неприятный, но весьма характерный нюанс в их теоретическом наследии, несовместимый с принципом равенства и братства народов, с принципом социалистического интернационализма, являющегося одним из краеугольных камней современного коммунистического учения. И название этого нюанса: русофобия, славянофобия, крайний оголтелый национализм фашистского толка: теория расового превосходства одних наций (западноевропейских) над другими, неполноценными нациями (восточноевропейскими и азиатскими) – в первую очередь славянами и азиатами: монголами, башкирами, татарами, калмыками и прочими «казаками». В Советском союзе коммунисты назначили непререкаемой Истиной (с истинно религиозным рвением) писания Маркса и Энгелься, которые были ярыми, отъявленными русофобами и расистами.
Ну как могут основоположники марксизма-ленинизма быть оголтелыми националистами? Оказывается, могут. И в подтверждение этого предлагаем выдержки из различных работ Маркса и Энгельса. Судите сами.
1. К. Маркс. Сочинение «Разоблачения дипломатической истории XVIII века».                Эта работа не вошла ни в одно собрание сочинений Маркса на русском языке. И хотя она была переведена еще в 50-е годы, впервые на русском языке была опубликована лишь в 1989 году в нескольких номерах журнала "Вопросы истории" и с тех нигде не переиздавалось. Причина запрета на публикацию "Разоблачений..." – это содержание четвертой главы этой работы, где содержатся крайне нелестные отзывы о России и ее правителях, а также политике имперской экспансии России. Выводы Маркса слишком сильно противоречили великодержавной, патриотической концепции истории, которую вбивала в головы людей партийная и советская бюрократия.                "Подведем итог. Московия была воспитана и выросла в ужасной и гнусной школе монгольского рабства. Она усилилась только благодаря тому, что стала virtuoso (виртуозной (итал.). Ред) в искусстве рабства. Даже после своего освобождения Московия продолжала играть свою традиционную роль раба, ставшего господином. Впоследствии Петр Великий сочетал политическое искусство монгольского раба с гордыми стремлениями монгольского властелина, которому Чингисхан завещал осуществить свой план завоевания мира… Так же, как она поступила с Золотой Ордой, Россия теперь ведет дело с Западом. Чтобы стать господином над монголами, Московия должна была татаризоваться. Чтобы стать господином над Западом, она должна цивилизоваться... оставаясь Рабом, т.е. придав русским тот внешний налет цивилизации, который бы подготовил их к восприятию техники западных народов, не заражая их идеями последних".
Ещё цитата:
«Само название Русь узурпирована москалитами. Русские не только не являются славянами, но даже не принадлежат к индо-европейской расе. Они пришельцы, которых надо выгнать обратно за Днепр.... Я хотел бы, чтобы этот взгляд стал преобладающим среди славян» К. Маркс, Ф. Энгельс (Сочинения, том 31, Москва, 1963).
2. Ф.Энгельс Статья "Демократический панславизм".                "На сентиментальные фразы о братстве, обращаемые к нам от имени самых контрреволюционных наций Европы, мы отвечаем : ненависть к русским была и продолжает еще быть у немцев их первой революционной страстью; со времени революции к этому прибавилась ненависть к чехам и хорватам, и только при помощи самого решительного терроризма против этих славянских народов можем мы совместно с поляками и мадьярами оградить революцию от опасности. Мы знаем теперь, где сконцентрированы враги революции: в России и в славянских областях Австрии; и никакие фразы или указания на неопределённое демократическое будущее этих стран не помешают нам относиться к нашим врагам, как к врагам".                "Тогда борьба, беспощадная борьба не на жизнь, а на смерть со славянством, предающим революцию, борьба на уничтожение и беспощадный терроризм - не в интересах Германии, а в интересах революции."                "Европа [стоит] перед альтернативой: либо покорение ее славянами, либо разрушение навсегда центра их наступательной силы - России."
"О немецких интересах, о немецкой свободе, о немецком единстве, немецком благосостоянии не может быть и речи, когда вопрос стоит о свободе или угнетении, о счастье или несчастье всей Европы. Здесь кончаются все национальные вопросы, здесь существует только один вопрос: хотите ли вы быть свободными, или хотите быть под пятой России?"
"Народы, которые никогда не имели своей собственной истории, которые с момента достижения ими первой, самой низшей ступени цивилизации уже подпали под чужеземную власть или лишь при помощи чужеземного ярма были насильственно подняты на первую ступень цивилизации, нежизнеспособны и никогда не смогут обрести какую-либо самостоятельность. Именно такова была судьба австрийских славян. Чехи, к которым мы причисляем также моравов и словаков ... никогда не имели своей истории... И эта "нация", исторически совершенно не существующая, заявляет притязания на независимость?"
"В то время, как французы, немцы, итальянцы, поляки, мадьяры подняли знамя революции, славяне, как один человек, выступили под знаменем контрреволюции. Впереди шли южные славяне, которые давно уже отстаивали свои контрреволюционные, сепаратистские поползновения против мадьяр, далее чехи, а за ними русские, вооруженные и готовые появиться в решительный момент на поле сражения."
Удивительные откровения! Читаешь и думаешь: а вправду это из произведения классика марксизма-ленинизма? Может, это цитата из «Майн кампф»? Но нет, автор этих поистине драконовских откровений – Энгельс.

3. Другие цитаты этих авторов.
Энгельс (о походе Наполеона на Москву 1812 года): "Казаки, башкиры и прочий разбойничий сброд победили республику, наследницу Великой Французской революции."
То есть, интервенты, вторгшиеся в Россию с целью уничтожения страны и грабежа народа вызывают сочувствие Энгельса, а не народ, оказавший сопротивление грабителям и бандитам, вломившимся в чужой дом. А как презрительно называет он российский народ, в едином порыве ставший на защиту Отечества независимо от национальности: «Казаки, башкиры и прочий разбойничий сброд»! Что это, если не расизм в самом классическом своём виде?! Представляю, если б Энгельс жил в тридцатых-сороковых годах ХХ века, как бы он отнёсся к гитлеровскому плану «Барбаросса»… Ведь это план просвещённой и цивилизованной Европы, наследницы Великих Традиций по покорению дикого Востока и расчистке жизненного пространства для избранных европейских наций. Он бы благословил очередной поход на Восток.
Маркс – речь на польском митинге в 1867 году: "Я спрашиваю вас, что же изменилось? Уменьшилась ли опасность со стороны России? Нет! Только умственное ослепление господствующих классов Европы дошло до предела ... Путеводная звезда этой политики - мировое господство - остается неизменной. Только изворотливое правительство, господствующее над массами варваров, может в настоящее время замышлять подобные планы ... Итак, для Европы существует только одна альтернатива : либо возглавляемое московитами азиатское варварство обрушится, как лавина, на ее голову, либо она должна восстановить Польшу, оградив себя таким образом от Азии двадцатью миллионами героев."
 В 1865 г., предлагая Лондонской конференции набросок программы для Женевского конгресса Интернационала (Международного Товарищества рабочих), Маркс во всем разделе «Международная политика» оставил всего один вопрос: «О необходимости уничтожения московитского влияния в Европе путем осуществления права наций на самоопределение и восстановление Польши на демократических и социальных основах.» (Соч., т. 31, с. 409).
В 1882 году Энгельс откровенничал Каутскому: «Вы могли бы спросить меня, неужели я не питаю никакой симпатии к славянским народам? В самом деле – чертовски мало». А вот ещё поразительные признания «товарища» Энгельса: «Необходима безжалостная борьба не на жизнь, а на смерть с предательским по отношению к революции славянством… – истребительная война и безудержный террор».
Статья Энгельса в английской газете «Commonwealth»: «Право больших национальных образований Европы на политическую независимость, признанное европейской демократией, относилось только к большим и чётко определённым историческим нациям Европы: это были Италия, Польша, Германия, Венгрия… Что же касается России, то её можно упомянуть лишь как владелицу громадного количества украденной собственности, которую ей придётся отдать назад в день расплаты».
4. А вот свидетельство Александра Герцена, основателя оппозиционного журнала «Колоколъ», которого, по замечанию Владимира Ильича Ленина, «разбудили декабристы» и который стал основоположником русского революционного движения. Как-то в Лондоне его пригласили выступить на одном митинге, посвящённом международному рабочему движению. Но этому резко воспротивился один из организаторов митинга, немецкий революционер Карл Маркс. Почему? Об этом потом написал сам Герцен:
«Маркс сказал, что меня лично не знает, что он не имеет никакого частного обвинения, но находит достаточным, что я русский и что, наконец, если оргкомитет не исключит меня, то он, Маркс, будет вынужден выйти сам. Вся эта ненависть со стороны Маркса была чисто платоническая...»
То есть Герцен был ненавистен Марксу только потому, что тот был выходцем из России и в силу своей «дикости и отсталости» не имел даже права думать о самом передовом социалистическом учении. В общем-то это подтвердил и сам «основоположник», который в своих сочинениях нередко именовал Герцена «презренным московитом», человеком с «гадкой русско-калмыцкой кровью» и т. д. Что это, если не откровенный расизм?
А когда Герцен в своём революционном журнале опубликовал перевод знаменитого «Манифеста Коммунистической партии» Маркса и Энгельса, то этот шаг вызвал лишь презрительное недоумение у самих «основоположников». Энгельс назвал поступок Герцена «литературным курьёзом».
Подобное расистское поведение отцов марксизма нередко вызывало возмущение у русских революционеров. Знаменитый лидер и теоретик мирового анархистского движения Михаил Бакунин не один раз, по его словам, «хотел набить бородатую морду Маркса», пересекаясь с ним на различных социалистических конгрессах Европы. Но «основоположник» всегда старался спрятаться подальше от известного анархиста-боевика, имевшего славу бесстрашного бойца-практика и владевшего всеми тогда известными видами оружия. Своё трусливое поведение Маркс объяснял своим друзьям тем, что «не намерен отвечать на вызов какого-то презренного славянина». С русскими «недочеловеками» он не намеревался вступать в какую-либо дискуссию.                Многие историки полагают, что истоки расовой ненависти Маркса к России лежат прежде всего в происхождении «основоположника». Он родился в богатой семье еврейского адвоката Генриха Маркса, жившего в Рейнской области Германии. Адвокат воспитывал свою семью в духе всех тогдашних предрассудков по отношению к нашей стране, витавших в Европе.                Так, согласно различным «теориям» ряда германских учёных, русские, да и все славяне вообще, являлись дикими племенами татаро-монгольской крови, которым абсолютно был чужд дух европейского прогресса. Мол, русские дикари только и жаждут того, чтобы уничтожить европейскую цивилизацию и культуру.                И не надо защитников бородачей-основоположников оправдывать их отговорками типа "дело не в русских, а в той политике, которую проводила Российская империя в то время" -– об этом никаких уточнений нет:
«Славяне — мы еще раз напоминаем, что при этом мы всегда исключаем поляков, — постоянно служили как раз главным орудием контрреволюции. Угнетаемые дома, они вовне, всюду, куда простиралось славянское влияние, были угнетателями всех революционных наций».

5. Характерный штрих в общую картину расовой ненависти Маркса и Энгельса к России и русским.                С 1883 по 1885 годы в Лондоне произошло 13 террористических взрывов. Взрывы в редакции газеты «Таймс», два взрыва в метро, взрыв на вокзале «Виктория». 30 мая 1884 года взрыв в Скотланд-Ярде. Взорвали бомбу в парламенте.
Кого обвинили в терактах?
Правильно, Россию.
И яростнее всех обвиняли русских матёрые русофобы Маркс и Энгельс.
Фридрих Энгельс разразился статьёй «Императорские русские действительные тайные динамитные советники» в газете «Der Sozialdemokrat» (№ 5, 29 января 1885 г.). Классик писал: «У меня нет оснований сомневаться в том, что лондонские взрывы 24 января 1885 г. дело рук России… Всем известно, что официальная Россия не отступает ни перед какими средствами, если только они ведут к цели… О том, что может сделать официальная Россия для устранения мешающих ей лиц при помощи яда, кинжала и т. п., достаточно примеров даёт история Балканского полуострова за последние сто лет…».
Причину того, почему Россия пошла на такие страшные преступления в Лондоне, Энгельс видел в следующем: «Русское правительство пускает в ход все средства, чтобы заключить с западноевропейскими государствами соглашения о выдаче русских революционеров-эмигрантов».
То есть, по мнению Энгельса, теракты – это способ давления Российской Империи на правительство Великобритании, чтобы оно выдало русских смутьянов.
Но лондонская полиция не пошла на поводу у Энгельса, обнаружившего «русский след», а выследила настоящих устроителей взрывов – ими оказались... ирландские националисты из организации «Клан-на-Гейл», таким образом хотевшие вынудить Англию предоставить независимость Северной Ирландии.
Полиция нашла изготовителей часовых механизмов, которые использовались в бомбах – они оказались из США.
Нашла полиция и поставщиков динамита – они были из разных стран, но никто из них к России не имел никакого отношения. Вот ведь странно…
Истина вышла наружу, но дело было сделано: гадкая Россия была очередной раз обвинена. Впрочем, этот метод – бездоказательные огульные обвинения в адрес России, СССР и снова России – широко использовались в прошлом и будут, несомненно, и далее использоваться в будущем: ложь, подлость, подтасовки и предательство в отношении России со стороны Запада будут продолжаться… 
Эх, всем вроде бы хороша теория марксизма-энгельсизма-ленинизма, но вот национализм, расизм и русофобия со славянофобией ну никак в неё не вписываются в нашей стране. Значит, надо сделать вид, что этого как бы не существует, чтобы не опорочить светлый образ основоположников. И не надо у нас печатать те работы, в которых эти идеи провозглашаются. И потому не печатались эти работы в СССР, а если печатались, то в узкопрофессиональных научных изданиях и всячески стыдливо замалчивались коммунистической партией, как же: разве можно мазать этой расистской и террористической грязью светлый облик и чистые бороды основоположников. Нельзя, ведь один из важных, можно сказать основополагающих постулатов коммунистического учения – интернационализм, социалистический интернационализм, не признающий различий между людьми ни по территориальному, ни по национальному, расовому признаку. Вот такие интернационалисты, борцы за светлое будущее народов. Интернационалисты наизнанку…                В СССР эти факты замалчивались, а вот в горячо любимой основоположниками Германии после прихода к власти Гитлера теория расового превосходства классиков марксизма-энгельсизма была взята на вооружение и широко внедрялась немецкими учениками и последователями огнём и мечом, что привело к миллионам и миллионам человеческих жертв. То есть, можно сказать, что идеология немецкого фашизма по крайней мере в части расового превосходства и теории неполноценных народов выросла из идей глубокоуважаемых в нашей стране Маркса и Энгельса. Тогда уж, если быть последовательными, нужно так же почитать нацистов и называть в их честь наши города.                Вот такой марксизм-энгельсизм-ленинизм, вот такие густобородатые основоположники-«интернационалисты».
Заключение.
Коммунисты и комсомольцы, выросшие в Советском Союзе помнят изображение основоположников марксизма-ленинизма, своеобразную икону, растиражированную миллиардными тиражами: Маркс-Энгельс-Ленин. Ранее в этой картинке присутствовал ещё и товарищ Сталин, но его в своё время убрали после известных исторических событий, разоблачивших культ личности. Все в Советском Союзе воспитывались в стиле обожания этих бородатых дядек: как же, ведь они указали человечеству путь к светлому будущему – коммунизму. (Правда, коммунизм по Марксу и Энгельсу должен быть без русских и вообще славян, за исключением милых им поляков, вот тогда это будет действительно светлое будущее). Однако, отношение к ним в СССР – безграничное уважение и почитание, годами насаждаемое идеологами КПСС. Прочитать хотя бы основные сочинения основоположников это долг и дело чести каждого комсомольца и коммуниста. А все, кто учился в высших учебных заведениях Советского союза в обязательном порядке изучали труды классиков – сколько времени, сил и средств потрачено впустую! А если найдётся кто-то, кто прочтёт все тома собрания сочинений – герой дня, да что там герой дня, нет, герой, просто герой. Но оказалось, что основоположники Маркс и Энгельс очень не любили Россию и славян. Маркс вообще считал славян неполноценными и призывал просвещённую Европу их уничтожить. Совершенно фашистский подход расового превосходства и расовой нетерпимости. Не у них ли Гитлер позаимствовал эти идеи, когда предпринял завоевательский поход на Восток, план Барбаросса? У них, родимых, у них, своих кровных единомышленников. Но опять «разбойничий сброд» победил цивилизованных завоевателей, наследников чего-то там просвещённого… Ну, никак не хотят покоряться!                А Энгельс обвинял Россию в серии террористических взрывов, происшедших в Лондоне в 1883-1885 годах. Аргументация его была примитивно проста: кому это больше всего нужно? Только России. Значит, Россия виновата. Только вот позже выяснилось, что организаторами взрывов были североирландские националисты, стремившиеся отделиться от Великобритании. Энгельс тут сильно опростоволосился, но дело было сделано. Он даже не извинился за своё подлое враньё. Удивительно, но в Советском Союзе об этих фактах не сообщалось никому, чтобы не нарушать святой для коммунистов образ. Исходя из этой логики, получается и не удивительно: иногда в угоду стройной теории можно пренебречь фактами, получается, что идеология превалирует над грубыми фактами, не вписывающимися в стройную теоретическую картинку. Но на самом деле этот образ не такой уж и святой. Получается, что ради идеологического клише партийные идеологи и пропагандисты всех нас обманывали.                Как только могут старинные русские города носить имя Маркса и Энгельса, ненавистников всего русского и славянского?                Это такое извращение, что уму непостижимо.                Вернём исконные исторические названия этим городам!                Да здравствуют Покровск и Екатериненштадт!                Впрочем, выводы делайте сами».                В конце исследования стояла подпись: Профессор А.К. Оброськин-Очивалов.
Прочитав брошюру, Мэлс вначале не поверил.
- Что за поклёп? – сказал он вслух. – Неужели это может быть правдой?
- Какой такой поклёп? – спросил проснувшийся Протопопский и, не дожидаясь ответа, спросил, ¬– что, мы уже прилетели?
Мэлс не ответил. Он растерянно думал: «Неужели такое мракобесие вышло из-под пера Маркса и Энгельса? Не может быть. Ведь в собраниях сочинений я такого не встречал. Но…всё-таки стоит проверить, ссылки на произведения даны, проверить проще простого».                Дома Мэлса мучили нехорошие предчувствия, и он всячески оттягивал проверку. Он несколько раз порывался пойти в Ленинку, взять в руки такие любимые книги, таких любимых авторов, которые кормили его всю жизнь и которым он свято верил, но сейчас червь сомнения грыз душу. Вдруг это правда? Чему тогда я посвятил свою жизнь?! Его преследовало чувство надвигающегося краха…                - Нет, не могу поверить в это, не могу! Если это правда, то нас всех обманывали столько лет?! Это же до какого извращения и маразма нужно было дойти, чтобы принять теорию тех, кто призывал уничтожить твой народ и, судя по всему, не колеблясь сделал бы это, если б у них была такая возможность; чтобы ставить им памятники, называть их именем улицы, предприятия и даже города, делать из их изображений партийную икону… Это всё равно, если б Гитлеру, этому рьяному последователю Маркса и Энгельса, в нашей стране ставили памятники. Для чего я всю свою жизнь посвятил этим…даже не знаю, как их назвать… С иконы КПСС, висевшей на стене, на Мэлса недоумённо и даже как-то осуждающе смотрели чеканные профили Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина…
                ***
…В самом центре Москвы на площади стоит памятник Марксу, выполненный из серого гранита. Из каменного монолита высечена фигура классика с добродушно-приветливым, даже каким-то радостным выражением лица взирающим на прекрасный город, построенный недостойным, неполноценным народом – «разбойничьим сбродом». Мэлс подолгу стоял перед памятником, смотрел и думал: «Какой добренький, просто Карлуша, но верить личине нельзя… Добренький-добренький, а думает наверно: с каким удовольствием я бы вас всех, аборигенов, расово неполноценных, уничтожил и освободил жизненное пространство для цивилизованных европейских народов!».                Иногда на памятнике ночью появляется надпись мелом «Русофоб. Расист. Фашист». Кто её наносит – неизвестно. Надпись быстренько утром стирают дворники и вновь Маркс приветливо и ласково смотрит на жителей Москвы и гостей столицы.
***
…В районный отдел ЗАГС пришёл человек и подал заявление о перемене имени.
- А вы представляете, сколько неудобств вам это доставит? – спросила его работница, принимавшая заявление.
- Какие неудобства?
- А сколько документов у вас выписано, начиная со свидетельства о рождении, на имя Мэлс? Вы не считали? Таких документов наберётся не один десяток. И все эти документы: паспорта – внутренний и заграничный (у вас есть загранпаспорт?), – свидетельства, аттестаты, удостоверения, дипломы, разные там пропуска, автомобильные права (у вас есть автомобиль?), техпаспорт автомобиля, страховки, карточки, договоры, банковские документы – всё это надо будет заменить. Это такая морока… А медицинские документы, обследования, справки разные! Потребуется столько времени, сил, денег, вы не представляете. Это только ваши личные документы, а ведь ещё есть документы, так сказать, совместные, в которых вы участвуете в качестве одной из сторон. Например, свидетельство о браке (у вас есть жена?). Их тоже надо менять, а это неудобства для других людей – ваших родных и близких.                Посетитель молчал, и сотрудница сочла это молчание за неуверенность и продолжила:
- А моральный, психологический аспект: нужно будет объяснять десяткам, а скорее – сотням людей: близким, родственникам, друзьям, соседям, знакомым, малознакомым причину такого вашего неординарного решения. Всем будет интересно: этот случай – смена имени – редкий случай, чаще люди меняют фамилию, чем имя, поэтому все будут интересоваться, копаться, а вам будет неприятно, будет раздражать… Может, мы всё-таки оставим старое имя, уважаемый Мэлс Сидорович?
- Нет, мы всё-таки будем менять! Не смотря на неудобства и проблемы…
- Ну, хорошо, – сдалась сотрудница, – а какое вы хотите новое имя?
- Ренегат. Ренегат Сидорович Фуфайкин. Или Оппортунист Сидорович. Что красивее звучит, как вы считаете?
- Шутите, гражданин?..