Десанщики не плакают...

Десанщики не плакают...
 

В это июльское утро Владимир Володырин проснулся, как это часто бывало в последнее время, в состоянии глубокого похмелья. И не удивительно, что первая ясно сформулированная мысль была: а не осталось ли со вчерашнего что-нибудь для поправки здоровья? Концовку предыдущего пиршества он помнил слабо. И это немного обнадеживало. Потирая глаза, в одном тапочке: второго не оказалось в пределах видимости, он добрался до холодильника. Взявшись за ручку, перед тем, как открыть дверцу, полушепотом попросил:
- Ну, пожалуйста!
И только после этого заглянул внутрь. Кроме головки чеснока, половинки луковицы и тюбика кетчупа там ничего не было.
- Да чтоб ты заржавел! Каждый раз одно и то же! Только электричество зря переводишь.
С силой захлопнув холодильник, он выдернул вилку из розетки, при этом больно ударившись о дверной косяк локтем.
- Началось! - подумал Володырин, направляясь к раковине с грязной посудой, чтобы умыться. Но сначала вымыл тарелки и стаканы. После чего все же ополоснул заросшее щетиной лицо.
- Да, сдал ты, Володенька, - вытираясь полотенцем посетовал он на свое отражение в маленьком треснувшем зеркале, стоявшем в резной рамке на том же белом, отключенном теперь за ненадобностью, «друге». Стало немного полегче.
- Так! Только не садиться! Безделье меня убьет. Что тут у нас? - заглянул он под стоящий у окна стол. – Не хило! Две, три, четыре… Где были мои мозги? На троих два литра водки и шесть полторашек пива. Масштабы трагедии, конечно, небольшие. Но зачем было смешивать? Ведь знаю же себя от и до. Понимал, что утром будет совсем не «айс». Вот она российская сила воли дурацкая. Знал, что буду «умирать», а все равно пил. Тьфу! Да, дорогой, никакой ты давно не Володенька. А как есть, Волдырь. Чего зря на собутыльников обижаясь цыкать. Заслуженно кличут. Как они добрались вчера, интересно? Ладно, Геныч в соседнем подъезде живет, а Сане-то два квартала пёхать. Надо бы им позвонить, как приберусь. Все, за дело.
Собравши пустую тару в мусорный пакет, он вытер стол и взялся за веник. Благо шестиметровка: махнул пару раз и порядок. Так, стоп! А почему пять пустых пивных бутылей? Вновь слабо обозначилась надежда. Володырин поспешил в зал, обшарил тумбочку под телевизором, шифоньер, даже заглянул под кровать. Никаких следов. Ну и черт с ней, хорошо. Так переболеем. Завязывать надо, хоть до второго августа. Постараться воздерживаться. Не дело это: пятидесяти нет, а выгляжу как старик.
Он быстро заправил кровать, прибрал на столике разбросанные вчера газеты и журналы. Сильно захотелось курить. Пока не буду, решил он. Что еще?
  - Моя ты красотуля! - Схватил Володырин стоявшую в углу комнаты 16-килограмовую гирю. - Выручай, родимая, спасать меня надо, понимаешь? Соскучилась поди без внимания моего? А что же ты хотела? Сама виновата: чаще на глаза попадаться нужно. Давай поиграем с тобой чуток.Но, подняв раз по двадцать на обоих руках, опять отнес ее в угол.
- Прости, сегодня только так, видишь же не в форме я. Слово даю: как раньше утро каждое с тебя начинать. Веришь? Отдыхай пока, пойду от позора избавлюсь, мусор выкину.
На обратном пути его со своего балкона окликнул Геныч. Попросил подождать на лавочке. Присел. Все же закурил. Минуты через две появился улыбающийся сосед.
- Как ты, зёма? – спросил он, заглядывая в глаза.
- Нормально. Вы как вчера разошлись? Пузырь пива не досчитался утром. Вы забрали что ли?
- Что не помнишь? Ты же его сам в форточку выкинул, когда Саня тебя Волдырем окликнул. А потом и нас турнул. Сказал, что пить бросаешь, чтоб мы тебя больше и не сманивали даже на это грязное занятие. Так и зарычал: какой я вам Волдырь? Я прапорщик ВДВ. Треснул нам по подзатыльнику и вытолкал обоих за дверь. Ну и суров ты, Володя, в гневе. Почти год тебя знаю, а таким первый раз видел.
- Прости, Геныч, нашло что-то на меня. Это в связи с приближающимся праздником, видимо.
- Да ладно, бывает… дай сигаретку.
- На, кури. Саня-то не в обиде?
- Да он и не помнит ничего. Разбудил меня час назад по телефону. Тоже осведомиться хотел, чем закончилось. Вот, говорит, почему у меня котелок трещит. Смеется. Так ты что, правда решил завязать или просто психанул?
- Не знаю, хочу попробовать. До праздника точно ни-ни.
- Так и знал, что шутишь, второе-то уже послезавтра, или не проставишься?
- Вот все ты, Геныч, об одном. Как тебя жена только держит? Дождешься, даст она тебе пендель волшебный под зад. И правильно, между прочим, сделает. Такая деваха рядом, а ты не ценишь, дурила. Я уже про детей молчу, каково им батю трезвым не видеть. Беда. Никогда алкашей не понимал.
- Во, разошелся! Прекращай меня воспитывать. Не понимал он… Сам-то сколько не просыхаешь?
- Вот и давай на пару остановимся, сообща, так сказать, а?
- Не, это без меня.
- Слабак! Тогда не по пути нам с тобой, братец. Пойду я. Не будешь звонить, не обижусь. Пока.
- Да погодь ты, Володь, что второго-то отметим?
- Шелапутный ты, Геныч! Я сейчас с кем разговаривал? Не проспался еще чтоли? Говорю же: завязал. Будь здоров!
И он быстро скрылся в подъезде.
Оказавшись в квартире, первым делом принял контрастный душ. Состояние стабилизировалось. Побрился. Поднялось настроение.
- Ну и хорошо!- подмигнул он своему посвежевшему отражению, - ну чем не жених? Кстати, о птичках. Не махнуть ли мне к Варваре-красе? Позновато, конечно, но, может стоит попробовать, все же первая любовь… - мечтательно подумал он о бывшей однокласснице.
Варвара, года два назад овдовевшая 45-летняя брюнетка, проживала на соседней улице. Выдав единственную дочь замуж, осталась одна в квартире. У нее уже внук есть, Володькой назвали. Созванивались и встречались они не так часто, в основном у нее. Она ни о чем не просила, но Владимир давно начал догадываться, что захоти он остаться навсегда, Варя бы не стала возражать. Их любовь закрутилась еще в восьмом классе. Боже, как было здорово там, в конце восьмидесятых! Все предрекали паре долгую и счастливую жизнь вместе. Но не сложилось, такое бывает. Армия. Не дождалась. Уже через полгода пришло письмо: прости, я выхожу замуж.
Поначалу бесился, с ума сходил. Остался на сверхсрочную. В родном городе до ухода на пенсию появлялся редко. Год назад случайно встретились на остановке и с тех пор не теряли друг друга из вида. Не сказать, чтобы вспыхнули старые чувства. Но, как говорится, не чужие люди, первая любовь – дело такое. Пора тебе, Володенька, голубь ты сизокрылый, и приземлиться уже. Так ведь она, Варвара, когда-то так ласково меня называла. Сердце заходилось от  ее голосочка девичьего. Эх, Варюшка, Варюшка! Что же мы с тобой наделали, неразумные! Так, а ведь она же в отпуск собиралась с внуком нянчиться. Дочь с зятем на море поехали. Сейчас гуляют, наверное, по нашему парку, пойду и я подышу.Сборы были основательными. Дело-то предстояло нешуточное. Не каждый день предложение делаешь. Тем более, отсроченное на четверть с лишним века.
В парке как он не выискивал взглядом Варвару, первым заметил маленького Володю. Он бежал ему навстречу с такой скоростью, на которую только может быть способен двухлетний мальчуган. Владимир подхватил его и радостно закружил, приговаривая:
- Здравствуй, тезка, какой ты большущий стал! А где же твоя бабуля?
- Она зади идет.
Из-за подстриженного кустарника показалась Варвара.
- Что же вы, бабушка, внука одного оставляете, без пригляда, - делано нахмурился Володырин.
- Почему же одного? Он у родного дедушки на руках, - глядя ему в глаза, улыбнулась чернокосая красавица.
- У, у какого деда? Варюш, ты что сказала-то, солнышко мое? У родного?
- Неужели ты до сих пор не понял, Володенька, на лицо хоть его посмотри. Вылитый же! А еще в разведке ВДВ служил, дурачек ты мой!
- Варюшенька, да как же так? Что же ты все это время молчала-то? – не отпуская внука, бросился он обнимать любимую.
- А как тут скажешь? Дура была, - вытирая набежавшую слезу, ответила Варвара.  – Мамка как узнала, силком замуж заставила выйти. Говорила: вернется, не факт, что признает. Такой позор будет. Ну а потом, сам понимаешь, ты на своем Кавказе с войны на войну, я тут, муж, дочь. Так и стерпелось. Прости меня, Володенька, родненький! Я всю жизнь одного тебя и любила, наверное по настоящему. Что ты, Володь! Не плачь, не надо, милый!
И тут маленький Вовка, втиснутый между двумя взрослыми, совершенно серьезным голосом сказал:
- Что ты, ба! Десанщики не плакают! Да жэ, дедуль? Я выласту и тозэ стану десанщиком, никогда не буду плакать. Вот увидите, мои любимые…
---31.07.2018 г.---


Рецензии