Исход из Египта

«Бывает нечто, о чем говорят: «смотри,
вот это новое», но это было уже в веках,
бывших прежде нас».
(Екклесиаст. гл. 1; 10)

– Скажи: зачем мы ушли из Египта? Ведь говорят, что там было хорошо и всего было вдоволь?
Первосвященник Аарон задумался. Не ожидал он услышать этот вопрос от внука. И ладно бы тот испытывал нужду в чем нибудь, но ведь Финеес, сын Елеазара, его Аарона внук ни в чем не знает отказа. Еще бы: это не в Египте, где каждый получал согласно своему рангу и попробуй возьми хоть на талант больше, нежели тебе дозволяется – фараон зорко следил за этим и в доносчиках не было недостатка. Сейчас каждый сам себе господин и кому- кому, а богатым и знатным сожалеть об исходе не приходится. Видно, наслушался всякого Финеес, что народ болтает. Народ, он ведь что: он жестоковыйный и ему на роду написано нести ярмо. Хоть в Египте, хоть здесь, в пустыне. Только что же ответить внуку? А ответить придется, иначе отрок будет искать ответа из других уст и кто знает, каков будет этот ответ и в каком свете предстанет тогда в его глазах сам Аарон? Разве мало примеров, когда дети отрекались от духовного наследия отцов единственно потому, что те не сумели вовремя убедить их в своей правоте? Уж лучше все рассказать самому, только как это сделать?
Может, начать с Иосифа? Вряд ли покойный Иосиф, посулами светлого грядущего заманивший соплеменников в Египет представлял, какими тяжкими последствиями обернется это для них. Хотел ли он этого? Возможно, он взаправду искренне верил в выполнимость своих обещаний, а может им двигало лишь желание отомстить братьям, продавшим его в неволю, но ударило это по всему народу, обрекши его на долгие десятилетия изнурительного рабства.
– И все таки – лицо первосвященника исказила злобная гримаса – память о Иосифе многие продолжают чтить и все потуги опорочить его оказываются тщетными. Будет ли так же хранима народом память о них с Моисеем? Если уж говорить честно, его, Аарона, брат Моисей отнюдь не был озабочен проблемой освобождения народа. Он никогда не слыл дисидентом, а будучи типичным представителем египетской чиновной номенклатуры без малейших угрызений совести пользовался всеми привилегиями и благами, дарованными знати, покуда не допустил оплошность: когда в народе началось брожение и казалось, что позиция властей пошатнулась, он неверно оценил ситуацию и сделал ошибочный шаг – задавшись целью укрепить свой авторитет заступился за соплеменников. Однако, власть была еще достаточно сильна и ссориться с фараоном было опасно. Моисей поздно это осознал. Опрометчивость могла стоить ему карьеры. Оставался единственный выход: поднявшись на волне народного недовольства сделаться вожаком восстания.
Соблазненный обещаниями вывести его из рабства народ пошел за Моисеем, но вскоре выяснилось, что новоявленный вождь, окруживший себя такими же, как и сам, бывшими номенклатурными чиновниками, примкнувшими к нему исключительно потому, что власть фараона ограничивала их собственные амбиции, сам не знает, какая дорога ведет к земле обетованной.
Так они оказались в пустыне. Посыпались укоры: зачем, мол, ты вывел нас из Египта? Там все было дешево и нам было хорошо, а теперь мы всего лишились и многие голодают. Кое кто предлагал повернуть обратно, хотя обратная дорога была так же неведома и не менее тяжела, нежели ведущая к цели. Моисей, удалившись, якобы на переговоры с Богом, обратился к ближайшим племенам с просьбой о предоставлении гуманитарной помощи, каковая не замедлила поступить сперва в виде манны (ее прозвали небесной, дабы приписать ей божественное происхождение), а затем наладились поставки перепелинных окорочков. Поначалу все проходило гладко. Но поставщики оказались недобросовестными и вскоре стали сбывать некачественную продукцию, что, естественно, привело к вспышкам заболеваний.
Аарон вспомнл, сколько усилий пришлось приложить его брату, чтобы, скрыв истинное происхождение продуктов, убедить соплеменников, что болезни есть ни что иное, как Божья кара за ропот и неверие ему, Моисею.
– Как все таки удобно, – подумал первосвященник, – все промахи власть имущих выдавать народу за его собственную вину!
– А  кстати, – голос Финееса вывел Аарона из задумчивости, – что там была за история с золотым тельцом?
– Он уже и про это услышал! – первосвященник затряс головой, словно силясь отогнать от себя нахлынувшие восспоминаня. Это был именно тот самый вопрос, на который он предпочел бы не отвечать. При исходе из Египта у людей оставались кое- какие ценности в виде золотых украшений. Все это надлежало изъять чтобы оплатить соседним племенам проценты по кредитам, обойтись без которых в пустыне стало уже невозможно. Были и другие расходы, только врядли  кто либо согласился расстаться с золотом добровольно. Пришлось разыграть спектакль. Моисей, по своему обыкновению, удалился в горы, якобы для беседы с Богом, и там стал высекать на камне законы, которые намеревался вводить от имени Всевышнего. Тем временем подкупленные Аароном люди сеяли в стане панику, что Моисей, дескать, исчез и пускай Аарон сделает им хоть какого бога на манер египетских, которому будут они поклоняться, дабы вывел их из пустыни. Аарон, сделав вид, что поддался на уговоры, согласился отлить золотого тельца, с коей целью имевшиеся у людей украшения были изъяты и переплавлены.
В назначенное время явился Моисей. Разбив, якобы в страшном гневе, скрижали с законами – они были высечены исключительно для оправдания долгого отсутствия в случае неудачи, надобность в них теперь отпала: после, укрепив свою власть, Моисей высечет новые, такие, какие нужны ему и пусть попробует кто возразить, если они идут от самого Всевышнего – разбив каменные скрижали, он разыграл возмущение и отнял золотого тельца. После этого Моисей руками преданых ему людей учинил в лагере жестокую резню, заставившую уцелевших забыть о золоте.
Аарон вспомнил, как сам после этого был подвергнут опале, правда, недолгой, да и то с целью уберечь его от народного возмущения. К тому же недолгая та опала была с лихвой компенсирована еще большим почетом по возвращении.
Нет, внуку этого знать не следует. Придет время – можно будет рассказать ему правду, но не сейчас. Сейчас нужно рассказать все иначе.
– Так вот, мой мальчик, – начал Аарон, – когда народ увидел, что Моисей долго не сходит с горы, то обратились ко мне и сказали мне: «сделай нам бога, который шел бы перед нами; ибо с Моисеем, с этим человеком, который вывел нас из земли Египетской не знаем, что сделалось»* И я сказал им: «у кого есть золото, снимите с себя». И отдали мне; я бросил его в огонь и вышел этот телец.
И сказали они: вот бог твой, Израиль, который вывел тебя из земли Египетской!
На другой день они встали рано и принесли всесожжения и привели жертвы мирные: и сел народ есть и пить, а после встал играть.
И обратился и сошел Моисей с горы; в руке его были две скрижали откровения, на которых написано было с обеих сторон: и на той и на другой стороне написано было. Скрижали были дело Божие и письмена, начертанные на скрижалях, были письмена Божии.
Когда же он приблизился к стану и увидел тельца и пляски, тогда он воспламенился гневом, и бросил из рук своих скрижали и разбил их под горою. Моисей увидел, что народ необузданный... И стал Моисей в воротах стана и сказал: кто Господень – ко мне! И собрались к нему все сыны Левиины. И он сказал им: так говорит Господь, Бог Израилев: возложите каждый свой меч на бедро свое, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего. И сделали по слову Моисея: и пало в тот день из народа около трех тысяч человек.
На другой день сказал Моисей народу: вы сделали великий грех; итак я взойду к Господу, не заглажу ли греха вашего...
Первосвященник умолк.
– А телец? – воспользовался наступившей паузой Финеес – что сделали с тельцом?
Аарон, лукаво ухмыльнувшись, погладил массивную золотую цепь на груди.
– Сожгли, мой мальчик, сожгли – его рука еще раз прикоснулась к украшению, ощутив прохладную тяжесть драгоценного металла – сожгли, и пепел по ветру развеяли.

* Здесь и далее: Исход. Гл. 32