Песни тишины

(основано на статье из "Комсомольской правды" 1993 г.)

В душе он был больше эстетом, но жизнь всегда заставляла заниматься рациональными, прагматическими вещами, и вместо изящного слога он вкушал абстрактность формул, вместо органной музыки - компьютерную базу данных. Влюбчивый с того момента, когда осознал себя мужчиной, он до сих пор оставался в холостяцком одиночестве. Вернее - опять. Последняя подружка заявила, что больше не видит ничего, что могло бы скреплять их в дальнейшем. Он же теперь наперед выводил себе новую мудрость: ни при каких обстоятельствах не стоит открывать подруге, сколько у тебя было спутниц до нее. Пусть она будет считать тебя законченным скромником, зато в перспективе не придется услышать ничего похожего из уст любимой. Он грустил (все-таки вычеркнуть полгода, проведенные вместе), но только три дня, потому что, вдумавшись, понял, что взаимное упрямство и амбиции, царившие в отношениях между ними, к другому финалу привести не могли. Как бы невзначай судьба подбросила в это время нежданную встречу с забытой красоткой, так и не покоренной в пору горячей юности. Далеко не тот румянец и не та беззаботная улыбка все-таки всколыхнули чувства. На следующий день он был полон мысли посетить ее и уже был по дороге к еще не стершемуся в памяти подъезду, пока вдруг не осознал, что на встречу его толкает больше не захлебывающаяся в своей слепоте любовь, а боязнь вновь остаться в одиночестве. Не лучший повод для зарождения серьезных отношений.

В институтских заботах и редких, но запоминающихся гулянках пролетел месяц. «Еще один, - изредка наговаривал он себе, - и я не променяю холостяцкую жизнь на ни что». В самом деле, давившие когда-то хлопоты длительного ожидания подружки у дверей ее дома, постоянного поиска денег на реализацию новой совместной забавы или на покупку подарка для ненаглядной к очередной дате, ревностные муки, - все это уходило в небытие и пугало сознание только как элемент дурного сна. Теперь все было рационально и не ограничивающе: стол в каком-нибудь баре, на чьей-либо квартире или на природе, ласки приглянувшейся в компании спутницы, и на следующий день оставалось выбросить из головы все, чем умудрился забить ее в угаре прошлого дня. Такая приземленная философия спасения помогала, пока вдруг в душе не обнаружилась пустота и бесцельность...

Жаркий июльский вечер отражался в изнуренных лицах молодых людей, обступивших вход в популярный ночной клуб. Кажется, первых тридцать или сорок девушек пропускали бесплатно. Суета представительниц слабого пола у дверей продолжалась уже с полчаса. В стороне от них стояла невысокая темноволосая девушка, держа в руках снятую из-за жары ветровку. Временами она отводила челку, но взгляд ее оставался смиренно-выжидающе устремленным на ажиотаж у входа.

Он давно выделил ее из толпы без всякого намерения на знакомство. Просто приятно было смотреть на эту далеко не модельного роста девчушку с ясными глазами. Взгляд невольно несколько раз пробежался по ее фигуре. Прямые ноги, скрадываемые мини-юбкой, трепетно выступающая из-под обтягивающей футболки полная девичья грудь, аккуратно подведенные губы и ресницы, прядь распущенных шоколадных волос. Типичный набор подающей надежды молодой женщины. Но в глазах проскальзывала загадочная отчужденность и тишина. Возня и визги у входа никак не отражались в выражении ее лица. Она не щурилась театрально от мнимых лучей недавно зашедшего солнца, не вздыхала, не рассматривала вокруг стоящих парней, не болтала чепуху, как ее подруги. Она спокойно, молча ждала, когда закончатся все эти неудобства.

В баре после второй кружки пива он решил пригласить ее на танец, обычный танец без планов на что-то большее. Вдруг захотелось непосредственно соприкоснуться с царящими в юных глазах спокойствием и тишиной, поразившими недавно.

Девушка удивленно посмотрела на возникшего перед ней молодого человека, и в этот момент он вдруг понял, насколько боится зависшего в ее молчании отказа. Но уже в следующую секунду она улыбнулась и подала руку.

- Может, познакомимся, - начал он разговор, когда девушка оказалась в его объятиях, - меня зовут Эдуард.

Партнерша, не слушая его, улыбаясь, смотрела в сторону. «Скромность»,- прокомментировал он себе молчаливость спутницы. Но уже следующая безрезультатная попытка завести разговор зародила сомнение, - возможно, он ей полностью неинтересен как собеседник. Нулевая реакция девушки на дежурные шутки вконец сбила то лирическое настроение, на волне которого ему захотелось пригласить ее на танец.

- Спасибо за уделенное время. Было очень интересно пообщаться, - проговорил Эдуард партнерше, когда музыка стихла, с трудом сдерживая в голосе ноты язвительного тона.

Цель пребывания в баре так и не обозначилась. Докурив сигарету, он с другом направился к выходу. На лестнице его кто-то торопливо взял за руку. Оглянувшись, он не без удивления узнал недавнюю партнершу. Она что-то непонятное проделала рукой у своего рта и, вытащив блокнот, быстро написала на листке: «Прости за то, что не поддержала разговор во время танца. Я бы очень хотела поблагодарить тебя за то, что ты меня пригласил. Но вслух не могу этого сделать. Я – глухонемая».

В соседнем помещении гремела музыка. Развязанные крики, смех и бессодержательно-дискотечные беседы тонули в потоке сменяющихся ритмов. Эдуард стоял с вырванным из блокнота листком в руке, не понимая прочитанного. Девушка, наконец, поймав его взгляд, виновато улыбнулась и пошла в бар. Он, не двигаясь, смотрел ей вслед с застывшей между пальцами бумажкой.

- Уснул, что ли? – послышался нетерпеливый голос приятеля у выхода. – Давай быстрее, я уже тачку поймал.

- Езжай один. Я остаюсь.

Увидев его перед собой, девушка удивленно подняла бровь, с трудом подавляя при этом смущения от мысли, что недавно призналась этому незнакомому парню в чем-то неполноценном. Эдуард сел за ее столик и, придвинув лежащий на нем блокнот, написал: «Для начала, давай познакомимся». – «Лида», - последовал ответ. Он написал свое имя, добавив: «Для краткости можешь называть просто Эд». – «Очень приятно, Эд». – «Обычно, когда девушка мне очень нравится, я танцую с ней весь вечер».

Не дожидаясь письменного согласия, Эдуард поднялся и, взяв девушку за руку, повел ее в гущу танцующих пар.

Они танцевали долго, не обращая внимания на смену ритмов музыки и двигающихся рядом тел. Он закрыл глаза, словно пытаясь заглушить все, что мешало проникнуть в тихий мир новой знакомой. В какой-то момент Лида остановилась, чтобы вывести партнера из сумеречного танцзала на свет. «Кажется, мне пора домой, - написала она на листке. – Вся наша компания собралась уходить». – «Оставайся. Потом я провожу тебя», - ответил он на этом же листке.

В ее глазах читалась искра желания принять предложение. «Я спрошу у сестры», - прочитал Эдуард в блокноте. Лида ушла. Вскоре к нему приблизилась девушка со слегка покачивающимся приятелем и отвела его за лестницу.

- Слушай, парень, спасибо, что развлек мою сестру, но теперь она должна идти домой, - отрезала девушка сразу.

- Она не сказала, что я ее провожу?

- Сказала. Но сейчас мы идем домой.

- Погоди…

- Слушай, ты не понял, о чем тебя попросили? – оборвал его не отходивший ни на шаг парень. Казалось, он только и ждал удачного момента, чтобы выйти из себя.

- Понял. Но Лида – уже вполне взрослый человек, чтобы сама решать, что ей можно делать, а что нет.

- Слов он не понимает, - проговорил парень и толкнул его к стене.

Эдуард ударился головой о какой-то щиток и, не успев распрямиться, ощутил удар по ребрам. Боли не было, зато ощутился прилив злобы. Он отбил рукой второй удар и с размаху вложился кулаком в лицо парня. Тот остался стоять на месте, лишь мотнув головой по инерции. «Не слабо», - заметил про себя Эд, настраиваясь на серьезную драку.

- Виктор! – крикнула девушка, услышав на лестнице другого приятеля. – Убери его отсюда. А то он тут опять себе проблем наделает.

Расплевывающегося от злобы парня увели.

- Мы не договорили, - сказал Эдуард, отряхнувшись и взяв за руку сестру Лиды, когда она повернулась, чтобы уйти. - Обещаю, что провожу ее. Через час она будет дома.

- Ну что ж, время пошло, - подумав немного, отозвалась девушка. - Но не дай бог с ней что-то случится. Я тебя везде найду.

Умывшись, Эд вернулся в бар. Лида в одиночестве сидела за опустевшим столом. «Что-то случилось?» – первое, что прочитал он в протянутом блокноте. «Нет. Но очень скоро нам придется уйти отсюда», - он взглянул на часы. Оставалось пятьдесят минут.

На улице было тихо. Безлунная ночь скрывала в кромешной тьме все, до чего не дотягивались зажженные фонари. Город спал, временами вздрагивая от гулкого эха кучки гуляющей молодежи. С тихим шорохом проносились силуэты машин. Лида изъявила желание пройтись пешком до дома. Тишина ночи в безмолвной прогулке усиливалась вдвое. Девушка шла торопливо, стесняясь лишний раз взглянуть в его сторону.

За пройденным переулком скрывалась зияющая чернота. Вступив в нее, он автоматически взял Лиду за руку и, пройдя несколько шагов, ощутив в ладони приятное тепло другой жизни, вдруг понял, как, оказывается, давно он не был так близок с той, которая ему интересна.

На лестничной площадке своего подъезда девушка, улыбаясь, бегала глазами по сторонам, теребя в руках потертый блокнот. Эд, подумав, взял его и вопросительно написал: "Встретимся завтра?" – "Давай". - "Какой у тебя телефон?" - машинально вывела рука, но, вспомнив о глупости вопроса, он тут же вырвал листок и написал: "Я буду у тебя в час дня".

«Зачем все это?» - колотилось в голове по дороге домой. И радость от знакомства, и печаль от трагедии девушки сплетались в непонятную смесь легкомысленности влюбленного и досады от несчастья избранницы. «Ты многим морочил голову, - говорило консервативное «я». - Но это не тот случай. Эту девочку трогать нельзя. Если у вас что-то не получится, она не сможет вернуться к тому хрупкому равновесию, в котором жила до тебя. Поэтому оставь в покое ее и свою избалованную сущность. Тебя не хватит на то, чтобы восполнить ее главную потерю». Эдуард не гнал от себя такие мысли, понимая, что все сказанное - правда. Но то ли всеподавляющее желание настоящей любви, то ли эгоизм, то ли искренняя мечта сделать Лиду пусть на какой-то срок, но счастливой, не давали сознанию скрыться под волнами пессимизма.

На следующий день дверь после звонка открыла сестра Лиды.

- А-а, опять ты, - выдохнула она без малейшего желания скрыть отсутствие восторга.

Эд кивнул в ответ, не пряча отсутствия смущения.

- Лиду можно?

- Можно, - в прежнем тоне выдохнула девушка и, прикрыв за собой дверь, вышла на лестничную площадку. - Слушай, оставил бы ты девчонку в покое.

В спокойном негромком голосе не было раздражения, но чувствовалась пара-тройка лишних лет за плечами, придававших словам необходимую убедительность.

- Ты же с ней долго не пробудешь. Самому скоро надоест. Парень ты видный, девушкам нравишься. А тут - какая-то глухонемая. Не сейчас, так потом это поймешь. А страдать останется только Лида. И ничего хорошего я в этом не вижу.

- То же самое я говорил себе всю ночь.

- И что?

- Победила любовь, иначе я не находился бы сейчас здесь.

Девушка в который раз окинула его с ног до головы.

- Тебя хоть как зовут-то?

- Эдуард. А тебя?

- Валентина.

- Красивое имя. Свою первую дочь я назову именно так.

Девушка как будто не отреагировала.

- Я понимаю, дешевые шутки, но, согласись, приятные, - заметил Эд. - Тем более что все так и будет, - он сделал шаг вперед. - Пусть Лида выйдет.

Она, молча, неспешно вошла в квартиру. Вскоре из нее выпорхнула Лида.

Он долго смотрел на нее, в ее глаза, пытаясь сравнить впечатление вчерашнего дня с настоящим. Прошлой тишины и отчужденности не осталось и следа, глаза горели плохо скрываемой радостью и теплотой.

«Валя велела мне в семь часов быть дома», - прочитал Эдуард в блокнотике.

- Ну что ж, кажется, мне начинают верить.

Знойное городское солнце быстро загнало их под зонт уличного кафе. Эд, подперев подбородок, пристально вглядывался в черты лица спутницы, словно пытаясь понять, что же конкретно из них бесповоротно захватило его внимание со вчерашнего вечера. Девушка изящно отпивала сок и временами бросала взгляды на открывающийся в стороне вид города. «Может быть, ум, - ответило что-то на парящий в голове вопрос. - Такими ясными глазами не может обладать глупая девчушка. Наверняка она любит читать. Что-нибудь из Толстого или Ремарка. Ведет свой дневник. Вообще, осмысленно смотрит на мир. Так, что еще, кроме того, что она потенциальный философ? Красота? Да. Неявная, не бросающаяся в глаза, но требующая времени для истинной оценки, после которой отношение к ней перестает быть рядовым. Не созерцай я ее вчера десять минут в очереди, не пили бы мы сейчас сок с видами на город».

Лида столкнулась с ним глазами, улыбнулась и протянула блокнот. «Расскажи о себе», - прочитал Эдуард. «Я - студент, - ответил он, - в следующем году выпускаюсь в бурную взрослую жизнь, которая сломает те «розовые очки», через которые смотрю на мир до сих пор». – «И кем ты будешь?» - «Программистом». – «Любишь компьютеры?» - «Да так». – «Привлекла перспективная область?» - «Наверное».

- В первый раз общаюсь с девушкой и не мелю никакой чепухи, - произнес Эдуард, задумавшись.

«По-твоему, это хорошо?» - заметила Лида. – «Ты можешь слышать?» - «Нет, но кое-что умею прочитать по губам». – «Ты вообще ничего не слышишь?» - «Да». – «Но танцуешь хорошо». – «Музыку можно чувствовать не только на слух».

Девушка вновь устремила взгляд на городской пейзаж.

«А знаешь, я ведь не отсюда и ничего здесь не знаю, - прочитал Эд вскоре. - Я из другого города. Приехала к двоюродной сестре на неделю погостить». – «Значит, Валентина всего лишь твоя кузина». – «Она хорошая девушка». – «Не сомневаюсь. Мы уже стали находить с ней общий язык». – «Может, она показалась тебе малоприветливой. Но, сам понимаешь, я ее гостья, она за меня отвечает». – «Ты не должна оправдываться. На ее месте я был бы менее разговорчив, тем более с такими типами, как я».

- Значит, ты не знаешь город, - проговорил, помолчав, Эдуард. - Чего же мы сидим?

Он поднялся и, взяв подругу за руку, направился к ближайшей достопримечательности.

Они сходили в музей, прошлись по парку, пару раз сфотографировались под памятниками, уличный художник набросал карандашом портрет Лиды. Вечер застал их на набережной. Они сидели на широкой бетонной ограде, как и несколько десятков других молодых людей, выделяясь в ряду остальных пар лишь беззвучием и частой передачей из рук в руки небольшого блокнота.

«Твоя записная книжка скоро закончится», - заметил Эд. «Да, сегодня я исписала страниц больше, чем за весь предыдущий год». - «Завтра мы увеличим этот показатель в два раза, если, конечно, согласишься еще раз прогуляться со мной».

Девушка улыбнулась и, взглянув на часы спутника, вывела: «А чтобы завтра не было препятствий для прогулки, мы не должны сегодня опаздывать».

- Извини, что немного просрочили время, - сказал Эдуард, когда Валентина открыла дверь.

- Да ладно, - отмахнулась она. - Что вы сегодня делали?

- Я знакомил твою сестру с нашим городом. Надеюсь, завтра это дело можно будет продолжить. Осталось много неоткрытых мест.

- Скажи, ты всегда такой находчивый?

- Только, если девушка этого стоит.

- Ладно, приходи завтра. Но...

- Я все помню. Ни один волос с ее головы без проблемы для меня упасть не может.

- Вот и хорошо.

- Кстати, у меня ребро до сих пор болит. Глубоко вдохнуть не могу.

- Перелом?

- Нет. Небольшое смещение или еще что-нибудь в этом роде. Пользуйся случаем, скажи, что это только подтверждает убедительность твоих слов.

- Да. И старайся больше не сталкиваться с этим парнем. Во всяком случае, когда он пьян. Словесный спор, может, ты и выиграешь. Но лучше быть здоровым и помалкивающим, чем болтливым на больничной койке.

После прощания с Лидой надо было как-то убить остаток дня. Эд прошелся по закрывающимся киоскам, купил девушке новый блокнот.

Домой идти не хотелось. «Семейный очаг» давно перестал согревать. Вспоминались вечные трения с отцом, для которого все молодые люди вне зависимости от их достижений, склада ума и талантов, ничего из себя не представляли в силу их возраста. Его безапелляционная уверенность в своих знаниях, формальные реплики об объективности собственного подхода в решении вопросов, нарочито невозмутимые вид лица, голос, манера поведения, абсолютный иммунитет к критике, - все это с сознательных лет висело над Эдуардом как красная тряпка. Любую ошибку, вроде той, которую отец совершил недавно, назвав при большой аудитории Иосифа Бродского почему-то Давидом, Эд давно опустил и не вспомнил бы, но с какой хладнокровной уверенностью, без малейшей тени сомнения это прозвучало. «Да, что-то въедливое ты все-таки перенял от отца», - резануло сознание.

Отношения с матерью не были такими накаленными. Но взрывы происходили с определенной периодичностью. В детстве Эду все время казалось, что чужих детей она ценит больше, чем собственных. Об этом говорило вечное недовольство их с братом поведением с характерными возгласами: «Все не как у людей...» или «Вот у таких-то сын какой умница, какой способный, а наши...» И все было бы предельно понятным, если бы такая оценка соответствовала содержанию. Но в голове никак не укладывалось, - почему у таких-то родителей сына она называет умницей, когда он полный оболтус, кому как не мне знать, если мы учимся в одном классе, - и почему у нас не все как у людей, когда каждый день видишь и слышишь, что происходит в семьях соседей.

Задумываясь над этим, Эдуард спрашивал себя, чего же не хватало ему с детства в семье, где никогда не испытывали недостатка в материальном, и недолго думая, отвечал: тепла, простого родительского, не через призму должностного лица или общественной морали. Но еще больше хотелось тишины. Когда какая-нибудь мелочь, совершенно пустая со стороны, постоянно грозила в семье перерасти в конфликт между родителями и в большинстве случаев перерастала, о другом мечтать не приходилось.

«Кажется, я нашел маленький очаг тишины, - проговорил Эд, вспоминая Лиду. - Неважно, что будет дальше. Главное, чтобы она была счастлива».

На следующий день они посетили выставку картин, сходили в кино. Эдуард подобрал фильм с подкадровым переводом. Всю оставшуюся часть дня они просидели в парке. Эд с улыбкой учился основам дактилологии у подруги, временами восклицая нечто вроде: «Неужели это по-вашему буква «ы?», когда подруга при согнутых пальцах руки оттопыривала указательный и мизинец, или замечал о букве «у»: «То же самое, что и пол-литра на языке страждущих».

Понемногу Лида раскрывала свою биографию: врожденная глухонемота из-за осложнений болезни матери при беременности, специальные дошкольные заведения, интернат. «О высшем образовании придется только мечтать», - призналась девушка. - «Кажется, сейчас есть возможность для всех учиться в вузе», - ответил Эдуард. - «У нашей семьи нет таких денег. Да я и не требую ничего от родителей», - она задумчиво устремилась на листву близ стоящих деревьев, шелестящих под легким дуновением ветра. - «А в свободное время чем занимаешься?» - продолжил Эд разговор. - «Люблю читать книги». - «Толстого...» - «И Толстого, и Булгакова, и Чехова, всю русскую и зарубежную классику. Легче сказать, что мне не нравится». - «И что же?» - «Набоков, наверное, - отозвалась Лида. - Слишком вяло и растянуто». - «А что, современная литература не прельщает?» - «Да нет, все гораздо прозаичнее. Дома у меня книг мало. Поэтому хожу в библиотеку у нашего завода. А там уж лет десять, наверное, ни о каком пополнении книжного фонда речи не идет - людям бы зарплату вовремя выплатить. Вот так и приходится выбирать классику. Слава богу, в советское время на ее приобретение денег не жалели.» - «Ну вот и отлично, будешь мне помаленьку рассказывать о каком-нибудь классике, а то у меня совершенно нет времени на чтение «вещей, проверенных временем». - «Знаешь, - написала девушка, - порой даже у признанных титанов мысли я вижу столько надуманного, ведь самое главное счастье - быть здоровым, способным свободно ощущать этот мир всеми органами чувств, быть одним из тех, кого природа одаривает полноценной возможностью познать ее настоящую силу и красоту. Все остальное уже производное».

В парке они просидели до сумерек. Лида поднялась первая, чтобы идти домой, Эдуард - следом за ней. Но когда девушка сделала шаг вперед, он остался на месте, взяв подругу за руку. В следующую минуту он обнял ее и поцеловал.

- Ты что, плачешь? - прошептал Эд, почувствовав влагу на щеках Лиды.

Она уткнулась в его плечо. Эд прижал ближе вздрагивавшую от слез девушку и закрыл глаза.

- Теперь уже не надо плакать. Больше ты не останешься одна.

Лида вытерла глаза и снова прижалась к другу. Они стояли, обнявшись, посреди пустой сумеречной аллеи, слегка покачиваясь в такт незримой музыке, слышимой только им обоим.

Неделя, отведенная на поездку к двоюродной сестре, пролетела быстро. Но даже этого было достаточно для того, чтобы Лида из смущающейся миловидной девушки превратилась для Эдуарда в самого дорогого человека на свете.

«Я должна ехать домой», - повторяла почти сквозь слезы она, словно упреждая уговоры друга остаться.

«Кажется, больше должен расстраиваться я, - подбадривал ее Эдуард. - Ничего страшного. В твоем городе живут мои родственники. Давно я их не навещал. Так что жди меня скоро в гости».

Они расстались посередине лета, оставив друг другу почтовые адреса. Письма летели почти через каждые два дня. Эд через знакомого занялся изучением языка жестов глухонемых. Днем устроился подрабатывать программистом в фирме, по ночам сторожил оптовый центр.

Они встретились в конце лета. Эд сразу с не терпящим отказа лицом передал Лиде все заработанные деньги. «У меня все вертелось в голове в последние дни, - сказал он, - сводить тебя в какой-нибудь шикарный ресторан или погулять по клубам, а потом подумал, зачем вся эта бутафория. Эти деньги принесут большую пользу, когда ты купишь что-нибудь для себя».

Общаясь с теткой, у которой остановился, Эдуард не стал скрывать цели своей поездки. Сказалось желание простого душевного разговора со взрослым человеком. В ответ сестра отца только сочувствующе покачивала головой и удивлялась новому содержанию былого беззаботного племянника.

С Лидой он проводил большую часть дня, несколько раз бывал в ее доме, познакомился с родителями. Записная книжка все меньше стала использоваться между ними как средство обмена информацией. Эд прибегал к ней только, когда совершенно не мог выразить мысль в своей ломаной, но сносной для понимания, жестикуляции рук. Свободный остаток дня они проводили где-нибудь в парке или тихом сквере, отдаваясь, как раньше, ласкам друг друга в сумеречной тиши обступивших деревьев.

Новой разлуки потребовал последний год учебы Эдуарда. Он уехал, пообещав Лиде при первой же возможности навещать ее. Вернувшись домой, он продолжил подрабатывать, чтобы очередные выходные провести с подругой.

Однажды мать позвонила сестре, в числе прочего надеясь выяснить причины частых поездок сына в ее город. Вечером случился скандал, но уже не тот, к которому Эд привык за двадцать лет.

- Тебе что, здоровых девок мало? - кричала мать. - Ты еще сам не знаешь, в какое болото заталкиваешь себя.

- У меня еще не было ни одной девушки, которая умела бы расслышать меня лучше, чем она.

- Да вся эта романтика скоро пройдет, - оборвал отец. - Останется одно разочарование. Я не понимаю, неужели общение с этой особой, по сути дела инвалидом, может заменить тебе близость с нормальной девушкой. Это же мазохизм какой-то. Я и не предполагал, что у тебя такие нездоровые влечения.

- Как ты можешь говорить такое, если абсолютно не знаешь ее.

- Мне достаточно услышанного, - отрезал отец, - и знание того, что ты молод и не способен самостоятельно найти правильное решение.

- Знаешь, давно хотел сказать тебе в лицо, что ты тупая, несмотря на все свои регалии, и ограниченная натура. Ты, как зашоренная лошадь, не можешь понять, что, кроме дороги перед твоими глазами, есть тысячи других не менее важных дорог.

- Ну хватит, ты переступил черту.

- Ты сделал это раньше.

- Слушай мое последнее слово. Или мы - или твоя глухая. Выбирай!

Эдуард забрал документы из института и перевелся в похожий вуз в городе Лиды. Они сняли дешевую комнату в непритязательном квартале. Эд подрабатывал. Ближе к диплому к Эдуарду пришла тетка.

- Тут тебе из дома перевод пришел, - она положила деньги на стол, впервые оглядывая скромное жилище племянника. - Я с твоими недавно разговаривала. Сказала, как трудно тебе разрываться между дипломом и работой.

- Передайте им «спасибо», - сухо поблагодарил Эдуард.

Былого воссоединения с родителями после случившегося быть уже не могло. «Тем более, - размышлял он, - что, наверняка, они не изменили своей точки зрения. Я слишком хорошо их знаю. Просто, как всегда, адаптировались к сложившимся обстоятельствам, поступая по принципу: если не чувствуешь превосходства над ситуацией, подчинись ей. Но отказываться от таких попыток завязать, пусть не прежние, но простые человеческие отношения было бы глупо».

Летом Эдуард получил диплом, а вслед за ним и повестку в военкомат. В это время Лида ходила тихая и каждый раз ловила взгляд Эда. «Всего лишь год, - успокаивал он ее, - и потом нас уже никто не разлучит». Проводы были негромкими: пара проверенных друзей и последняя ночь с Лидой.

На призывном пункте разношерстные молодые парни с распухшими лицами после шумных домашних предармейских застолий долго не могли построиться в стройную шеренгу будущих бойцов.

- Всем убрать с лица эти жеманные улыбки, - рявкнул плотный, коренастый подполковник. - Вы вступаете в ряды Вооруженных Сил Российской Федерации. Прошу отнестись к этому с полной серьезностью. Кто будет принимать подобные вещи без должного уважения, к тому, соответственно, будет такое же отношение. Вопросы есть? Вопросов нет... Равня-яйсь! Смирно!

- Подружка? - поинтересовался у Эда рядом стоящий парень, заметив его неотрывный взгляд в сторону одинокой девушки в толпе провожающих.

- Невеста.
- Красивая. Смотри, как бы не увели.

- Не уведут.

Лида стояла, не двигаясь, с влажными глазами. Эд вспомнил, как год назад у дискотеки он так же неотрывно смотрел на нее, невольно завидуя будущему обладателю этого ясного взгляда, стройного стана и тишины, царящей в карих глазах. «Никто из нас не обуза друг другу, - мысленно передал он ей. - Я, наверное, выиграл даже больше, чем ты».

Эд продолжал смотреть на нее. «Всего лишь год», - беззвучно прошептал он вскоре. Лида чуть заметно кивнула и тихо побрела за остальными к выходу.

                июль, 2000