Озеро святец

В  небе  чуть-  чуть  заалела полоска  утренней  зари, когда
я  стал  собираться на  рыбалку.
Раннее  утро  было такое   светлое, такое  солнечное, такое
лучистое, что  душа радовалось  тёплой  весне. Переливалась
алмазами  в  молодой  травке  роса. Дышалось особенно   сладко,
легко, глубоко, отрадно.
В  деревне  Крутое  уже  с  раннего утра во  всю пересвистывались
скворцы.  Юркие  чибисы над  поймой  реки Клязьмы, срывались
с   оглушительным криком: «Чьи  вы…Чьи  вы…»
Заклязьменский  лес  веял  смолистым ароматом, тонко  пахли
распустившиеся  ландыши. Утреннее  солнце всё  просвечивало на славу. Надо  мной  пролетела, туго  вскидывая  крылья, чайка, белая- белая, словно  вырубленная из  берёзы. В  кустах ольхи  певчий  дрозд пел с  большим азартом  песни, которые  следовали  одна за  другой. Над  дождевыми  лужами кружились синие  стрекозы  с  прозрачными  крылышками.
На  широкой  просеке  глаза  слепило  солнце. Нога тонула во мху
изумрудно-зелёном. Но  краям  просеки застенчиво зацветали незабудки.Впереди, целые полосы  солнечных отблесков, мерно
 бежали по  тропе, скользили по  бронзовым  стволам корабельных
сосен, поднимались к самым  вершинам-маковкам.
На  краю  болотины  остро пахло  зацветающим  багульником и этот
запах  кружил слегка  голову.
Едва  заметная  тропа петляла, терялась  между  кустами. Гул  комаров  усиливался,нарастал, целые  тучи  атаковали меня.   
Тетерев-_косач бормотал в чернеющей стенке  ельника,словно
он  на  кого-то  обиделся и  никак не  мог  подобрать подходящего  слова, чтобы  выразить свой  укор: «Чур-бур-чур. Чур-бур-чур»!
Тропа  шла сначала  краем  болотины, потом  круто  поворачивала      
в  сосняки, выводила к  речке  Сеньге.
Всё  в  утренний  час на  берегах казалось  причудливым и  таинственным.Кто-то шелестел в  зарослях  тростника. Бугристые
корневища  сосен на правом берегу, казались   клубком  чёрных змей, ползущих прямо на меня. Где-то недалеко кабаны рыли мох, 
в поисках  сладких корешков и слышалось их  хрюканье.
В вокруг не  было ни души. Таинственное безмолвие  болот.
С  Вольного болота, сырого, глухого  тянуло  прохладой  и  сыростью. Разукрашенный  селезень  пролетел низко, в камышах
закрякала  утка.
Болото   поражало  своей  нетронутой, дикой  красотой. По всему  болоту, на  сколько хватало глаз  виднелись  отдельными  куртинами невысокие,корявые, низкорослые  берёзки  и сосёнки,
кустарники: островками  кусты  багульника, голубики, сабельника,
по  краям  на  зеленых  кочках  сочно зеленела  изумрудная  листва 
брусничники, а рядом  с  брусничником, вразброс  тянулись  зелёные  и  длинные   нити   клюквенника.
Вот и показались пологие  берега  озера «Святец» Когда я шагнул к  берегу  озера, на ближней  ко мне  сосне, распушив рыжий  хвост,
сидела  непуганая  никем белка  и  вытаращив, булавочные глаза
с  восторгом  глядела на  меня.
Озеро  « Святец»  поражало меня  своим  простором, оно было
огромной  чащей в  оправе  зелёной  стенки камышей, с  янтарной
корой  сосны, рослые  берёзы, кусты  ивняков  обрамляли  берега.
Водная  гладь блистало,как  осколки  тёмно-зелёного  стекла  на
солнце.
Стройные  ёлочки –малолетки, вытянутые  редкой  цепочкой над  водой, отражались в  коричнево-жёлтой  воде.
Я  выбрел на берег  когда-то знакомой  заводи, где  кусты  образовали  своеобразную  выемку и  было видно,как   всплывали
вверх и  медленно  погружались  рыбьи  спины.
Моё  сердце  часто забилось в  предчувствии  удачи.
Пустынно и  тихо  было кругом.  Живописные и глухие  места  Мещёры. На  берегу  лежали целые  слои  коричневых сухих  шишек. Сама огромная чаща озера  была как  бы  тонко  выковано
из заржавевшего   железа.
Я  выглянул из-за  кустов и увидел двух  утят: торопливо  перебирая  ножками-ластами, они  бойко  резали  чёрную  торфяную воду,
уходя  в  камыши. Хитрецы-быстрее  с глаз  долой.
-А ну-ка, а  ну-ка, утка, показывай  весь  свой  выводок.
Со  сметённым  треском  крыльев  взлетела утка-мама и  тут  же
села, а  к  ней  поплыли семеро  жёлтеньких утят, и те  двое, что
играли в  заводи камышовой.
От  озера шёл  бодрый, сырой  воздух, пахнувший торфом,
водорослями. Береговая  травка  молоденькая, свежая, зелёная,
мягкая, так и притягивала к  себе, хотелось пройтись  по ней
босиком.
Глаз радовал  изумрудно-зелёный  ковёр  моха, с  зелёными
кочками.  Издали  мне  казалось, что озеро  похожа на  огромную чащу, с  жёлто-коричневой  водой.Но стоило  прийти на  берег,
спуститься к самой  воде, как оно  приобретало малахитовый
оттенок.
Стайка  мальков уткнувшиеся в  корягу возле  берега,
мелькали  чёрными точками в  воде. Я постепенно  узнавал окунёвое  место, где  первого  окуня  поймал  скоро.
Здорово клевало, то и дело  вытаскивал  «матросов». Ещё, ещё.
ещё! Вот это окунище-великан, больше  ладони!
Рыба разом перестала  клевать  и  занялась  какими-то  непонятными, странными делами.  На уху с  лихвой  хватит.
Мечта о  крупной  рыбе  сбылась. Уха из  окуней  получилась
вкусной, наваристой, пальчики  оближешь.
 Солнце  уже  высоко  висело над  озером. Над  спокойной  заводью
бесперерывно  летали  сизоворонки. Пёстренькая, с  белым брюшком  трясогузка  суетливо  бегала  по берегу, в поисках пищи.
Таинственная лесная  тишина  навевала, казалось, какие-то давние
воспоминания,будила  светлые  и  добрые  чувства  в  душе.
Заклязьменский  лес  жил своей, потаённой  жизнью.  Глухомань
ревностно  хранила свои  лесные  тайны.