Шщяр 132

                КУХНЫКХНА.
                Нечитаемая Книга Сощщярий.

                Сошщярие 2.

                Сотворение сыра

(продолжение)

…Однако, имелась у него неизменная дорожная песнь.  Сложенная на мотив попутного Дуира, завсегда она хранилась за пазухой, и чуть что особенное — сразу извлекалась на свет всем, чем только возможно, — голосом, струнами или концом изящнейшего хвоста. Песнь-напутствие, песнь-уголек нетленный или, как он ее окрестил, Песнь Возврата. Ибо каждый раз, попадая в новое место, он неизменно ощущал одно и то же — что  наконец-таки вернулся домой, или попросту открыл еще одну дверь необъятного отчего крова.
 
Сам он — крохотный мышонок с громким именем Бард Туморгай, отпрыск позднейшей ветви легендарного рода Венценосных Полевок, выходец из Глуши, из самой ее чащобы. Рано постигший сиротство, он раз и навсегда выбрал для себя удел кругосветного землемера. Мерил землю он всеми четырьмя лапками и завсегда налегке, получая за работу кругленькую сумму словец для новых стихов и песен.  Ибо с малых лет был умудрен даром стихосложения, да не обделен и размером хвоста…

Однажды, вконец поистратившись и опустошив свою лирическую копилку, затеял Бард пересечь Океан на ореховой скорлупке. Отплыл он будучи еще тонкоусым юношей. Когда ж сей мореход достиг, наконец, земли, то был уже зрелым мышем с закоренелыми усищами хозяина. Не зная еще, что это за место и какие тут посеяны зерна, он по-капитански сощурился — уже намечая стих об острове-перевертыше. Потому что обе стороны острова — левая и правая, были схожи меж собой, как совершенные близнецы.  Чуть поколебавшись, наш грандиозный хвостун выбрал для причала левую сторону. Там он решительно воткнул в землю соломинку-весло, заместо флага, и, оставив ее так сушиться, торжественно сошел на берег, прихватив с собой одну только лютню.

Первым, кого Туморгай увидел, был угольно-черный ворон  с серебряной правой лапкой, замерший, как страж у ворот, на макушке камня, подобного половине надкушенного яблока. Ворон, ждавший его здесь, видимо, не один уж век, ожил, нахохлился и, разомкнув неподатливый клюв, скрипуче сказал:

«Бро»
.
Туморгай же услышал:

«Следуй за мной».

И беспечно зашагал вослед легко воспарившей птице, до того казавшейся изваянием. Тень ворона мелькала то здесь то там, лапка серебрилась на солнце, и точно так же мелькала ускользающая тень стиха, посверкивая зарифмованным слогом. Бард Туморгай взял лютню наперевес и запел. Неожиданно громкое эхо, отразившись от скал, схватило певца кольцевым объятием  и едва не раздавило в лепешку. Но затем опомнилось, отпустило, напоследок еще побаюкав раскатами.  После чего, разукрашенный поэтическими следами, путь Барда был еще долгим, а рифма —солоноватой.

Так, следуя за птицей, прошел Туморгай через весь остров и вышел на другой край, резко обрывавшийся вниз, к Океану. И на краю сем в окружении трех одинаковых скал красовался гладкий широчайший Пень колоссального дерева, согласно внешним приметам своим названный Перламутровым. Огромная мшистая скала (четвертая по счету), поросшая унциевым кустарником, придавливала тот Пень, накрыв его вполовину. Также Пень устилали пласты какой-то коры, скрученные от древности по краям. Сбоку лежал  массивный стеклянный горшок с черной жидкостью, в которой нижним концом своим полоскалось перо неведомой ископаемой птицы. На ближайшем уступе скалы мерцал, прихваченный камнями, загадочный прибор с цепью и окуляром, шибко  смахивающий  на моноклю.
 
Ворон опустился на одну из вершин скалы и хрипло произнес, не глядя на Туморгая:

«Орб».

А Туморгай услышал:

«Он здесь. Я его привел».

Средняя вершина скалы пошевелилась, и увидел Бард, что это никакая не вершина, а голова сидящего великана-старца, коий пребывал здесь, видимо, уже очень давно. Ничего не ответил старец, но только сморгнул, и от движения век его содеялся чахлый дым и скрип разбуженных  коряг и каменьев. А ворон учтиво поклонился и вышел на взлет.

И, проводив глазами своего проводника, в самый последний миг заметил Туморгай, что это оказался совершенно другой ворон — не тот, что вначале. Был он весь серебряный, и только левая лапка — угольно-черной. Он будто бы являлся отражением первого, в окраске своей зеркально переменив цвета. Но многого еще не ведал Бард, ибо луч вдохновенный ослеплял его. Не ведал он и того, что, пересекая середину острова, первоначальный ворон как бы обрел другую свою ипостась. И было его два, и в то же время один, но по Обе Стороны. Ибо остров сей лежал как раз на границе Срединного Тюленября, и одна половина его совпадала с Этой Стороной Тюленября, а другая — с Той. Посему, миновав границу сию, Туморгай и сам изменился, став более таким, каким  рисовал он в измышлениях образ мифического Барда. Ибо такова участь всякого истинного поэта, вышедшего на разворот КУХНЫКХНы. Теперь он прибавил в росте, став не заменьше лисицы, вместо истрепанной тоги оделся в расшитый камзол и бархатную шляпу, из-под которой, разукрасив  лоб и уши, заструились огненно-рыжие локоны. В таком виде он и предстал очам Нетленного Старца.
 
Потрясая бровями, тот зыркнул со своей многоэтажной высоты на диковинного зверька и, видимо, попытался что-то сказать, хотя со стороны это выглядело, как будто бы он поперхнулся. После чего Старец с гулом просыпающегося вулкана начал медленно оползать на землю, покидая Пень. Равновесие его было явно нарушено.





(далее - "Вместо пролога" http://www.proza.ru/2018/08/03/1062)

(предыдущий шщяр-шщяр 3 http://www.proza.ru/2018/08/03/1022)
(все примечания - в главе «Словесариум 2»

(начало сошщярия 1 - http://www.proza.ru/2009/09/30/549
начало сошщярия 2 - http://www.proza.ru/2018/08/03/1022
начало сошщярия 3 - http://www.proza.ru/2018/08/27/885)