Лужа

         Одним холодным дождливым сентябрьским днём, под хмурыми серыми тучами, по ещё более серому мокрому асфальту лениво двигались к своему дому ещё более хмурые люди. Выбравшись из душного, забитого людьми вечернего метрополитена, они были вынуждены раскрыть свои зонтики, чтобы сухими попасть под спасительный козырёк автобусной остановки, медленно тонущей в море осенних луж. Влажный холодный ветер трепал волосы будущих пассажиров, смиренно ожидавших нужный автобус, проникая каплями дождя в каждую морщину на лице каждого, кто стоял у него на пути. Дождь постепенно усиливался, и сквозь бриз мелких брызг, разлетавшихся от луж, по которым неумело ездили неопытные водители, к остановке приближалось всё больше людей. Их мрачные усталые лица, будто слабым лучом света, пробивающимся сквозь тучи, понемногу прояснялись осознанием того, что скоро из мокрой городской серости и каждодневной рабочей рутины они попадут домой, где в тепле смогут закончить этот день так, как им захочется...

         Кому-то повезло уехать, кому-то пришлось ждать дальше, а дождь всё шёл. Кирпичи тяжёлых прямоугольных зданий, окружавших остановку, станцию метро и водяную тропу между ними, будто серые губки, впитывали дождевую воду. По стене одного из таких домов медленно ползла чья-то сухая костлявая рука, как казалось, отчаянно пытавшаяся получить от стены хоть немного влаги. Вслед за рукой последовала чья-то темная скрюченная фигура, медленно подбирающаяся к остановке. С каждым её шагом, когда влажная пелена ветра с дождём становилась всё прозрачнее, её размытые очертания всё больше напоминали старика. Наконец, к разваливавшейся деревянной скамейке, стоящей прямо под небольшой угловатой крышей остановки, подошёл пожилой мужчина лет восьмидесяти.
       
        Одет он был в старый потрёпанный клетчатый пиджак тёмно-коричневого цвета, хаотично усыпанный тёмными пятнами от капель дождя; потёртые серые брюки, возраст которых, казалось, мог сравниться с возрастом своего владельца, и едва заметную за пиджаком белую рубашку. Редкие седые волосы на его голове неряшливо торчали из-под старомодной плоской кепки, а его худое лицо, испещрённое глубокими морщинами, имело чёткие строгие черты, что в сочетании с обшарпанной тростью, на которую он опирался своей сухой рукой, и влажными, растерянными, но вместе с тем умными глазами создавало его образ как дряхлого, беспомощного, но мудрого и внушающего уважение человека.

         Старик, с трудом согнувшись, опираясь на свою деревянную трость, подойдя вплотную к скамейке, аккуратно сел на её край. На другом краю, за чередой мелкого мусора, грязи и прилепленных жвачек, сидел молодой человек. Одетый в джинсы и лёгкую чёрную куртку, он нервно стучал ногой об землю и слегка закусывал нижнюю губу. По его нетерпеливому виду было ясно, что он куда-то сильно спешил и был чем-то очень сильно раздражён... С каждой секундой томительного ожидания настроение этого человека становилось всё хуже, и нервная дрожь его ноги становилась всё чаще и громче.

        К остановке, сменяя друг друга, подъезжали автобусы, оставляя всё меньше людей, вынужденных ждать нужный транспорт; однако ни автобус, ни маршрутка, ни троллейбус, который бы подошёл сидящим на скамейке мужчинам, никак не появлялся. Шло время, и края лужи, маленьким озером распластавшейся почти по всей площади остановки, уже почти подобрались  к ещё сухой скамейке. В унисон зазвучали всплеск дождевых капель, падающих на крышу, хлюпающие звуки шагов прохожих, булькание воды в луже, налитой бесконечным проливным дождём, по которой всё активнее стучал молодой человек. Непрекращающееся сочетание всех этих звуков словно небольшим молотом ударило по больной голове старика, и немым, укоризненным, но мягким взглядом он посмотрел на беспокойного юношу, как будто прося его остановиться. Юноша, в свою очередь, лениво повернул голову и, недовольно сморщив лицо, сразу вернул её в исходное положение резким поворотом в сторону дороги, продолжая ожидать автобус. На остановке, на которой к этому моменту уже никого не осталось кроме их двоих, повисла напряженная молчаливая атмосфера...

        Следующие несколько секунд молодой человек, казалось, намеренно бил ногой по воде сильнее и чаще, однако вскоре устав от долгих интенсивных движений ногой, он с ещё большим раздражением , громко шлёпнув двумя ногами по воде, встал со скамейки и быстрыми широкими шагами двинулся к проезжей части, чтобы встать на самый край поребрика, тем самым обеспечив себе право попасть в нужный автобус раньше кого-либо.

        Тем временем старик, бессильно прижавший голову к рекламному стенду, висящему на внутренней части остановки, оправился от ноющей головной боли, вызванной окружавшими его звуками, и, тяжело вздохнув, опёрся на свою верную трость, готовясь встать, когда приедет автобус.

        Оба мужчины неподвижно застыли в своём положении. Юноша, ссутулившись, стоя под градом тяжёлых капель, молча смотрел куда-то вдаль, периодически поворачивая голову по сторонам и изредка, будто случайно, стараясь сделать вид, как будто он смотрит на прохожих, а не на старика, суетно оглядывался назад. Его беспокойные частые вздохи и тяжёлое дыхание говорили не только о нетерпеливом желании уехать, но и каком-то пустом необъяснимом раздражении, которое он испытывал по отношению к старику; раздражении, которое порой незаслуженно испытывают люди к случайно оказавшимся рядом незнакомцам, когда пребывают в плохом настроении. Старик это чувствовал, но в силу своего возраста либо был достаточно мудр, чтобы понять молодого человека и простить ему его недостойное поведение, либо просто не хотел обращать внимание на любые негативные проявления чувств юноши, как и на всяческие неблагоприятные действия в свой адрес, равнодушно и отрешённо заперевшись в своих собственных мыслях и тихо живя в своём собственном мире...

        В скором времени послышался знакомый шум мотора и звук скользящей по мокрому асфальту резины - наконец прибыл долгожданный автобус. По случайному стечению обстоятельств, получилось так, что и старику, и юноше нужно было сесть именно в этот автобус, и именно этот автобус задержался и приехал чуть позже других. В это мгновение, когда старые пассажиры уже уехали, а новые ещё только поднимались по каменным лестницам из катакомб городского метро, когда на остановке не осталось никого, кроме двух мужчин, столь долго ждавших необходимый транспорт, герои поспешили к открывшимся дверям автобуса. Молодой человек, не сбавляя темп своей спешки, уже, было, приготовился сильным движением ноги резво запрыгнуть в салон и поскорее уехать, однако внезапно, неожиданно для себя самого остановился, услышав странный звук позади.

        Обернувшись, он увидел промокшего бессильного старика, беспомощно лежащего в луже посреди остановки, шептавшего что-то неразборчивое и отчаянно ворочавшегося в тщетных попытках подняться. Почти поднявшись, юноша замешкался и начал суетливо поворачивать голову то в одну сторону, то в другую, нервно закусывая губу и ртом издавая тихий рычащий звук, в котором в сочетании с растерянными бегающими глазами, безуспешно старавшимися не смотреть на больного лежащего старика, проявлялся конфликт в душе молодого человека. В своей голове юноша старался просчитать примерное время, которое ему бы понадобилось, чтобы поднять старика и довести до автобуса, и прикинуть, успеют ли они за это время до закрытия дверей. Одновременно с этим на его разум давили жуткая спешка с одной стороны и милосердие, воспитание и мораль с другой. Не зная что делать, молодой человек впал в то ужасное задумчивое состояние, когда люди, непозволительно тратя драгоценное время, застревают в состоянии выбора и бесконечно прокручивают у себя в голове возможные варианты развития событий, не находя в себе решительности на какие-либо действия и не стараясь претворить воображаемое в реальность. Но вдруг раздался шепчущий звук, предшествующий закрытию автобусных дверей, и машинальным сильным рывком ноги юноша оказался в салоне. Через секунду двери захлопнулись, автобус уехал...

        Посреди остановки в огромной сероватой луже всё ещё лежал старик. Всё это время перед его глазами прокручивалась сцена его падения - пытаясь встать со скамейки, он неудачно опёрся на намокшую трость и, соскользнув с неё рукой, потерял равновесие, вследствие чего упал прямо в лужу, окружавшую остановку. И вот, мокрый и испачканный, он лежал, всеми силами пытаясь встать. Наконец, с большим трудом, собрав все оставшиеся в себе силы, старику удалось встать на колени. Чувствуя лишь короткие прозрачные струйки дождя, будто лёгкий душ, падающие ему на голову и на спину, и тяжёлые грязные капли, медленно стекающие по щеке, ещё недавно погружённой в дождевую воду, он молча, не шевелясь, смотрел на своё отражение в луже. В нём он видел дряхлого, немощного, жалкого и отвратительного ему седого морщинистого старика, который не в состоянии даже самостоятельно встать со скамейки, не упав при этом. Стоя на коленях, он печальными и одновременно рассерженными глазами смотрел на того старика, лицо которого плавало на поверхности лужи, и старик этот смотрел на него в ответ настолько же печально и ровно с той же долей жалости и отвращения...

       Совсем скоро остановка снова заполнилась людьми, которые, конечно же, помогли упавшему мужчине встать на ноги, но он не обратил никакого внимания на них и даже не поблагодарил. Сейчас он не обращал никакого внимания на происходящее вокруг и не думал ни о людях, помогших ему, ни о падении, ни об уехавшем юноше - сейчас перед его глазами стоял молодой спортсмен, выглядящий так же, как он в молодости, полный сил и энергии, способный пробегать километры без устали и перепрыгивать препятствия, которые мало кому удавалось перепрыгнуть. Но за этим спортсменом был и другой - седой беспомощный старик, похожий на бледную тень спортсмена, и старик этот печально смотрел на вставшего из лужи мужчину с серой, покрывающейся крохотными волнами от падающих капель, поверхности лужи, будто из отвратительного кривого зеркала, отражение в котором показывало лишь самые худшие стороны человека... Через мгновение губы старика затряслись, из глаз полились слёзы...

       Тем временем молодой человек, который несколько минут назад так
нервно и громко стучал ногой по луже, продолжал ехать в автобусе, столь долго ожидаемом им на остановке. Прикинув оставшееся время своего пути, юноша понял, что вполне может успеть вовремя туда, куда так спешит, однако спокойствия это ему не принесло. Теперь он, задумчиво смотря на водяные узоры, выложенные каплями на окнах автобуса, думал не об опоздании, а о старике, лежавшем в луже. Перед его глазами предстал ребёнок, выглядевший точно так же, как он в детстве, никуда не спешивший, добрый, весёлый, беззаботный, милосердный, старавшийся помочь всем, кто в этом нуждается. Ребёнок, который однажды принёс домой промокшего котёнка с улицы, когда шёл проливной дождь. Ребёнок, который вырос и не смог рискнуть несколькими секундами своего времени, чтобы помочь пожилому человеку в беде...

       Вскоре автобус подошёл к остановке, на которой юноше нужно было выйти. К тому времени дождь уже кончился, оставив после себя лишь серые лужи на асфальте. Выйдя из автобуса, молодой человек быстром шагом направился к пункту своего назначения, стыдливо смотря на своё отражение в каждой луже, попадавшейся ему на пути. И в каждой луже, будто в отвратительном кривом зеркале, показывающем лишь худшие стороны человека, он видел лишь тень того ребёнка, в каждой луже он видел злого и жестокого юношу, с которым ему совершенно не хотелось иметь ничего общего... С тяжёлым чувством стыда он пообещал себе и ребёнку, всё ещё мелькавшему перед его глазами, что исправится, станет добрее и милосерднее. Полон решимости, надежды и веры в свои силы, он пообещал себе, что то ужасное отражение, которое он сегодня увидел в зеркалах уличных луж, испарится в нём; испарится, как испаряются лужи после проливного дождя в солнечный день...