Вечер манит на смерть. Глава 18

Глава 18
Пазл сходится
Игорю показалось, что как только он раскрыл все свои карты перед Алисой, голоса в голове моментально стихли, а море в его сердце иссохло. Головные боли прошли, на душе стало так спокойно, словно ничего и не было.
Все-таки, когда кому-то рассказываешь то, что тревожит тебя больше всего, жить становится немного легче. Конечно, Громов никогда не забудет о своей трагедии, всегда будет винить себя и укорять. Но сейчас, пускай даже на миг, ему стало легче. Ноша спала с плеч. Птица расправила крылья.
Селезнева сидела напротив и молчала. Женщина явно была в растерянности. Жизнь и так казалась ей ужасным и печальным событием, а после услышанного, она разочаровалась в ней окончательно.
Столько историй, трагедий и просто боли может вместить наша, и без того насыщенная, жизнь. Ей было страшно подумать, что случилось бы с ней, будь она на месте Игоря. Она, наверное, сама наложила на себя руки.
Но тут резко вспомнила, что ее история точь–в–точь похожа на произошедшее с Игорем. Только море не было действующим лицом в этой пьесе. Там действия разворачивалось в более печальных и убогих декорациях.
– Мне тоже есть, что рассказать, – просипела Алиса. Ей почему-то резко стало плохо. Голос куда-то исчез, а по телу забегала мелкая дрожь. Будто кто-то неведомый старался не дать ей высказаться. – У меня тоже есть свой секрет. Но в нем я точно виновата. Даже больше – я считаю там себя убийцей.
Она посмотрела в свое отражение, которое рябело в стакане. Алиса была готова, уверена, что сейчас стоит высказать все, излить душу. А вдруг поможет. Вдруг ей станет легче. Хотя она очень сильно сомневалась.
***
Двухэтажный дом, обнесенный железным забором, полыхал светом. Снаружи было тихо и красиво, а внутри кипела злость, и плавилась душа.
Кай сидел на полу и вытирал бумажными платками кровь с лица. Гектор, зло ухмыляясь, занимал место  на стуле и не сводил глаз с братца.
Да, Гектор неплохо врезал блондину. Можно сказать, отплатил за все годы сразу.
Ирина Витальевна бегала по гостиной. Она металась от одного парня к другому. Приносила салфетки, обрабатывала ссадины и ушибы.
Лейла была закрыта на кухне, чем была недовольно. Она выла, словно стоя волков, а дверь, казалось, источила полностью.
–Да выпустите ее уже! – Закричал Кай. Ему надоело слушать вой это псины. Он никогда ее не любил. А как можно любить того, кто принес тебе столько страданий. – Она все равно завершит свое дело. Не выпустим мы, придет он. Поймите, наконец-то, в наших интересах скорее покончить с этим, и быть свободными.
Толстовка была окончательно испорчена. Бледное тело Кая было покрыто синяками. Гектор, заметив это, улыбнулся пуще прежнего.
– Кай, прекрати! – закричала Ирина Витальевна. – Ты говоришь об этой девчонке, словно она кусок мяса, который отдан на растерзание. Она живой человек! Живой!
Комнату наполнил истеричный смех. Казалось, что окна сейчас разобьются, а люстра упадет с потолка.
– Живая! Ой, не могу, ой, рассмешила, тетя Ира, – Кай закатил глаза. – Да она давно умерла! Она мертвая, так же как и я, и Гектор. И не стоит этого отрицать! Ничего уже не вернуть обратно. Путь только один, и он – вперед. Чем быстрее мы покончим с этим, тем лучше для всего города.
Он перевел взгляд на Гектора. Тот выглядел тоже не как принц. Волосы были взъерошены, скула разбита, а губа кровоточила. Одежда пострадала меньше, чем у Кая, но все равно была испорчена.
– Гек, а что ты молчишь? – спросил с ехидством в голосе Кай. – Тебе нравится быть живой тенью, простым отражением. Ты ведь знаешь, что Лиза не способ все вернуть, она всего лишь средство, как все исправить и сделать, как надо.
Гектор бросил полный ненависти взгляд на брата. Его глаза снова налились чернотой, а на бледной коже стали еще отчётливее проступили татуировки.
– А играть в любовь, когда вы оба трупы – это как-то глупо! – Кай снова засмеялся. – Уже стал стихами говорить даже.
Он поднялся с пола. Тело немного ломило, стиснул зубы, чтобы не заскулить, как избитый пес.
– Знала бы сама Лиза, что творится по ту сторону тумана, сама побежала бы прыгать с этой чертовой крыши, – бросил Кай и прошел в ванную.
В голове Гектора стали лихорадочно бегать мысли. Крыша!
Он, не раздумывая, вскочил со стула, схватил с крючка свою куртку и выбежал из дома, громко хлопнув дверью.
– Ну, как всегда, а Кая ждать не стоит! – закричал блондин, высунув нос из ванной. – Вообще-то, это я подсказал, где ее искать. Никто меня не ценит.
Меньше чем через минуту до Ирины Витальевны донесся звук двигателя. Она посмотрела в окно. Байк взревел и рванул с места.
Ирина Витальевна осознала, что, скорее всего, это был последний раз, когда она видела своего сына. Слезы невольно покатились по щекам.
 Больно знать, что когда-нибудь нас покинут наши самые любимые люди, но больнее знать точно, когда это случится.
В дверь снова постучали. Кай вышел из ванной. Распахнул дверь и побледнел.
– Я же говорил, что если мы ее не выпустим, она позовет его, – пробубнил Кай. – Заходи!
***
Со временем наши воспоминания забываются так же, как догорают дрова в камине. Они яркими искрами взмываются в небеса, чтобы навсегда раствориться в небе.
Каждое воспоминание имеет свой цвет, свой запах и даже вкус. Алиса знала это точно. Она не раз видела серую пустоту вокруг себя, которая нестерпимо пахло сигаретами, а вкус у нее был, как у горького кофе. Именно так приходили к ней воспоминания о самой большой боли, которую она пережила в своей жизни.
Селезнева поведала Игорю о том, что потеряла мужа и ребенка, который еще даже не успел родиться. Рассказала, как страдала и как пыталась свести счеты с жизнью.
Она сидела, будто нагая, перед Игорем и не стеснялась этого, наоборот, ей было впервые за несколько лет так хорошо и спокойно. Та жесткая и колючая одежда, наконец-то, спала с нее, и теперь она была почти свободна.
Но это «почти» было самым больным и тяжелым воспоминанием.
Когда-нибудь мы все будем платить по счетам, платить за свои грехи при жизни. Алиса не боялась смерти, готова была принять ее с достоинством и уважением. Женщина много размышляла на эту тему. Думала, а увидит ли она на небесах своего ребенка, каким он будет. То, что он будет в раю, Алиса не сомневалась. Как иначе, он же был ангелом, который еще не познал этот грязный, порочный мир. Он был чист, как небеса, как новый лист.
Но после того, что сейчас Селезнева поведает Игорю, она стала бояться умирать. Ведь она точно попадет в ад. Никогда не увидит своего ребенка, не потрогает его и не поцелует. Алису пугало то, что она встретиться лицом к лицу с тем, кого лишила жизни.
Она знала точно, что попадет в ад. А как иначе, ведь все убийцы попадают туда.
Не имеет смысла, снова пересказывать то, как больно было Алисе остаться наедине со своей душой, когда она потеряла самым дорогих для себя людей. Не имеет смысла, освещать какие горькие дни, наполненные муками и нервными состояниями, корчась от головных болей, проводила Селезнева. Во всем этом больше не было ни капли смысла.
Она рассказала Громову о своей жизни, не утаив ничего. Она верила и искренни надеялась, что он сможет ее понять. Иногда нужно просто выговориться и станет легче.
После многомесячной депрессии, которая обернулась для Алисы адом, женщина снова вышла на работу. Ей было тяжело привыкнуть к тому, что рабочий кабинет навсегда потерял её любимого мужа. За его столом всегда было пусто, его кружка была убрана в самый дальний угол шкафчика. Алиса даже просила поменять ей кабинет, но ей отказали. Других свободных помещений не было.
Вот так она и работала: постоянно чувствовала присутствие мужа, хотя в комнате была одна. Наверное, такое состояние можно было бы рассматривать, как крайнюю степень шизофрении, но Селезнева этого не пугалась. Ей было все равно.
Нет, конечно, с ней работали и другие сотрудники, но они были просто манекенами. Выполняли работу, иногда пытались развлечь Алису, звали с собой куда-то, но женщина только мило улыбалась и отказывалась. Ей было сложно и морально и физически.
Квартиру она продала. Не могла больше жить там, где, когда-то была счастлива с человеком, которого больше не сможет обнять, поцеловать и просто посмотреть в живые глаза. Но больше всего она не могла жить там, где потеряла ребёнка. Алиса больше всего боялась, что не сможет снова полюбить и никогда не заведет детей.
Кто-то скажет, что Селезнёва сама придумала себе несчастья. Многие женщины живут вдовами, но потом все равно обретают своё счастье, выходят замуж, рожают детей. И Алиса думала, надеялась, что со временем боль утихнет, рана заживет. Но все обернулось ещё страшнее. Она навсегда покончила с мечтами, когда убила человека.
Мир всегда жесток к тем, кто борется за своё благополучие. Кто не сидит на месте, а крутится, словно белка в колесе, надеясь на счастливую и красивую жизнь. Проверяет на прочность тех, кто больше всего старается быть сильными. Мир так устроен, проблемы ждут нас на каждом углу.
Время шло, можно сказать, бежало. С момента той злополучной трагедии прошло почти два года. Два долгих, чёрных года боли и страданий. Говорят, время лечит, лгут! Нагло и жестоко!
Как-то в один из обычных рабочих дней, Алиса услышала разговор в туалете. Девушки из соседнего отдела шептались друг с другом, полагаясь на то, что их никто не слышит. Но судьба, словно специально, привела Селезнёва в то утро в туалетную комнату.
Разговор крутился возле недавнего дела. Алиса не знала всей сути, но была немного осведомлена. Женщина слушала разговор в пол уха, пока ключевой фигурой обсуждения не стала сама Селезнёва. Наверное, кому-то наверху было выгодно, чтобы Алиса услышала эти слова.
Женщины шептались, что главным подозреваемым в этом деле, был тот самый человек, который всадил пулю в сердце ее любимого, покойного мужа. Все боялись и остерегались, как такое известие применит Алиса. Поэтому тщательно скрывали любые новости по этому делу и пытались не проболтаться.
Женщины повздыхали еще минут пять и вышли из помещения, оставив после себя облако сладких духов.
Селезнева на ватных ногах выползла их кабинки, в которой провела все это время. Трясущимися руками открыла кран с водой и зарыдала в голос.
Она сама не понимала, что творит. Почему так больно? Или, может быть, обидно? Это не меняло сути происходящего.
По логике вещей, Алиса должна была залететь к начальству, устроить истерику, высказать все, но она не стала этого делать. Именно, тогда она и поняла, что хочет мести что ли.
От этой мысли, которая резко проскочила в мозгу, стало дурно и страшно. Впервые, Алиса испугалась сама себя. Но она решила точно, что обязана хоть как-то унять свою боль, а это можно сделать только по средствам наказания.
В, так называемую, кару божью она никогда не верила. Да, и глупо это было все. Зачем небесам мстить за саму Алису, там и так хлопот без нее хватает. Это должна была сделать, именно, она.
Селезнева без проблем узнала, кто ведет интересующее ее дело, вынудила нужные ей факты. Она сама удивилась, как легко у нее все получалось. А все потому, что она горела, жила и дышала мыслью мщения. Ложилась и просыпалась с планом в голове.
Она вычислила того урода, который нужен был ей больше, чем глоток воздуха. А дальше…
А что случилось дальше, до сих пор кажется женщине страшным сном. Она не может осознать, что двигало ей в тот момент, когда она просто взяла и спустила курок. Без раздумий, без каких-либо колебаний. Взяла и нажала. Пуля пробила череп. Жертва даже не поняла, как распрощалась с жизнь.
Алиса спокойно набрала на телефоне номер полиции, продиктовала адрес и стала дожидаться, когда за ней приедут.
Она была готова сесть за решетку. Ей было не страшно. Наоборот, она чувствовала облегчение и эйфорию. Боль утихла.
Но Селезневу не посадили. Ее уважали на работе и ценили. Именно, поэтому убийство засчитали, как самооборону. Еще даже благодарность объявили за поимку опасного преступника.
Все понимали, что убийство было сделано в состояние аффекта, все списали на боль утраты.
Все понимали это, все, кроме самой Алисы.
Наверное, это одобрение со стороны начальства и коллег, подтолкнуло ее к осознанию того, что она лишила жизни человека. Пускай он трижды убийца и вор, но он был человеком. А Алиса не бог, чтобы распоряжаться чьими-то судьбами.
С каждым днем ей становилось все хуже и хуже. Она перестала спать по ночам, не могла есть, вечно была раздражена. Взяла больничный, потом ушла в отпуск. Так продлилось почти полгода. Невозможно было забыть и простить себе то, что она совершила.
Алиса понимала, что начинает сходить с ума. Медленно. Словно ей каждый день показывают одно и то же кино. Она знает, как все начиналось и как все закончится. Но не могла никак изменить ход пленки. Это ее и пугало.
Так не могло продолжаться дальше. Она понимала, что возвращается в то свое состояние, которое два года назад чуть не погубило ее.
Просит на работе командировку. Надеется, что смена местности сможет помочь. Хоть как-то забыть.
Начальство не особо охотно готово отпустить грамотного сотрудника куда-то, когда тут работу хватает. Но Алиса настроена решительно.
Так сложились обстоятельства. Когда Селезнева почти потеряла надежду на любую командировку, недалеко случается загадочное убийство, жертвой которого становится дочь весьма влиятельных родителей.
Вот так Алиса Эдуардовна Селезнева и попала в сети тумана, из которых выход только один, и, увы, он не особо радостный.
***
Все это время, пока новая начальница рассказывала историю своей жизни, Громов боялся вздохнуть. Алиса будто создала вокруг них пузырь, и любое движение могло взорвать его.
История Селезневой была трагична и страшна. Игорь и представить не мог, что эта милая женщина со стальным стержнем внутри, запачкана, как и он, с ног до головы грязью прошлого, от которой невозможно отмыться ни в настоящем, ни в будущем.
Алиса замолчала, тишина стала давить. Несколько минут никто не пытался заговорить. Думали, переваривали, старались подобрать слова, но, черт возьми, слов здесь было не достаточно.
– Отпустило! – попыталось выдавить из себя улыбку Алиса. – Стало так легко. И в голове больше никто не шепчет, не жужжит.
Громов понимал, что тайны никуда не денутся. Они не исчезнут по взмаху волшебной палочки. До конца жизни придется рыться в этих мрачных воспоминаниях. Но ведь это прошлое, и какое бы оно не было, о нем нужно помнить.
– Ты говорил что-то про ответы, которые нашел в дневнике? – задала вопрос Селезнева.
Это «ты» резануло слух. После всего, что было сказано в этой комнате, хотелось вымыться, тереть тело щеткой, пока не слезет кожа.
– В блокноте Андрея Новгородцева есть почти все ответы. Мы так долго ходили вокруг да около, а разгадка лежала у нас перед носом.
– И кто же виноват во всех бедах? – Алиса жаждала узнать ответы. Ей тоже было невыносимо противно от себя, от своих тайн.
– Может это прозвучит глупо, но во всем виноват вечер, – Громов засмеялся так, словно на него напал приступ икоты.
– Вечер? – женщина изогнула брови и нахмурилась. – Это кличка какая-то что ли?
Громов пожал плечами, затем встал из-за стола и покинул Алису на несколько минут. По своему приходу протянул ей небольшую книжечку.
– Вся та чертовщина, что творится у нас в городе, является самой, что ни на есть чертовщиной! Мистика, магия, можете называть, как угодно!
Алиса листала потрепанные страницы, вчитывалась в текст. Но большую часть не могла расшифровать. Почерк был немного корявый. Даже не напоминал стиль Новгородцева. У того все было идеально. Странные пометки на полях, рисунки и что-то в виде зарубок, такие делают, когда считают дни, недели или месяцы.
Алиса отложила блокнот на столик. Вытянула ноги, так чтобы они не касались Громова. Женщина пыталась думать, но мысли летали друг за другом, не собираясь столкнуться в единый клубок информации.
– Я так понимаю, ответы у нас на руках, но расшифровать мы их не можем? – Селезнева посмотрела на Игоря печальными глазами.
– Не совсем так, – Громов закашлял. – Вы верно подметили, что, даже если нам удастся разобрать почерк, мы мало, что поймем. Но есть человек, который в этой истории имеет не меньше значение. А я уверен, что он являлся когда-то главным героем, а сейчас находится на втором плане. Думаю, стоит к нему наведаться.
– Кто же этот человек? – глаза Селезневой полыхали искрами безумного любопытства.
– О, вы его знаете! Уже встречались.
Громов любит играть на нервах. Никогда не давал однозначных ответов, любил поводить за нос. Обожал, когда только он один владеет ситуацией и информацией.
–Нужно позвонить Николаю. Думаю, его помощь нам пригодится, – прохрипел Игорь и достал мобильный телефон.
***
В соседней квартире что-то падало. Причем предметы бились о пол на протяжении последних трех часов. Голова болела дико, хотелось спать. Но все вокруг мешало.
Сначала на работе лезли с непонятными и глупыми вопросами. Эту проблему решил – уехал домой, сказал, что приболел.
Затем эти голоса в голове. Они шептали, бубнили и возмущались, словно стояли в очереди к врачу. Удалось почти забыться, провалиться в сон, как начался этот шум в соседней квартире.
Небеса были явно против того, чтобы Николай смог отдохнуть хоть немного.
Голос в голове стал сильнее. Он что-то кричал, но слова были непонятными. Николай не мог разобрать, или просто не хотел.
Ему стало мерещиться, что на него смотрят из-за углов, что под диваном что-то шевелится, ползет и шипит.
Началась какая-то странная паранойя, руки тряслись, а глаза закрывались.
Из небытия вырвал телефонный звонок. Мобильник закричал неожиданно, чем напугал Можайкина. Звонил Громов, которого с утра искала Алиса Эдуардовна.
Разговаривать не хотелось. Сейчас опять начнет грузить своими заданиями. Достал уже!
Пропустил звонок. Но Громов не унимался, звонил еще, потом снова. В итоге на шестой раз Николай все-таки ответил и тут же все проклял.
Игорь Александрович вывалил весь поток информации на бедного парня за считанные секунды, раздал указания. В этом был весь Громов. Властный, гордый и слишком надоедливый.
– Да, Игорь Александрович, через пятнадцать минут буду на месте, – вздохнул Николай и бросил телефон за тумбочку.
Голоса в голосе начали шептать сильнее. Невыносимо. Николай закрыл глаза и провалился в омут.
Длинный коридор постепенно сужался, не давая выйти из него. В самом дальнем углу виднелось отверстие. Николай бежал к нему. Но чем быстрее парень двигался, чем дальше отделялся конец коридора, тем уже он становился.
Паника накрыла с головой. Легкие перехватило, дышать было нечем. Голоса кричали где-то внутри. Они просили о помощи. Но Николай не понимал, чем может помочь им, если даже не в состоянии оказать себе помощь.
Руки тряслись, а ноги подкосились. По голове, словно ударили чем-то тяжелым. Николай рухнул на пол без сил. Коридор продолжал сужаться, казалось еще немного, и он переломит парня пополам, словно сожмет кулак и все.
Руки на полу нащупали что-то мягкое, приятное. Николай попытался разглядеть, что это такое. Приблизил к лицу. Серый, вязаный свитер. Парень закричал и проснулся.
Прошло больше двадцати минут. Громов, наверное, дико злится. На дисплеи было три пропущенных вызова от него. Схватив куртку, Можайкин бросился к двери, оставляя после себя в квартире запах страха и безнадеги.
***
Запах больниц никогда не нравился Алисе. А после того, как она прошла лечение, больницы стали для нее мини-адом. Все здесь наводила только уныние и страдания. Радости никакой.
Женщина до сих пор не понимала, зачем они с Игорем Александровичем, приехали в больницу. Теперь она топчется в узком коридоре, а Громов машет руками на ресепшене. Пытается что-то разузнать у молоденькой медсестры, но та либо не хочет отвечать, либо не знает, что ответить. В любом случае затея не нравилась Алисе с самого начала.
Громов оставил женщине свой телефон, чтобы она узнала, где носит Николая. Но подчиненный не отвечал. После третьего звонка Селезнева оставила эту идею и просто переступала с ноги на ногу.
Внутри холодело. Не спасала даже теплая куртка и шарф. Предчувствие еще никогда не подводило. А сейчас душа ныла, стонала. Ох, к не добру это все!
Громов вернулся минут через семь. Он нервно теребил пуговицы на куртке, часто дышал, а зрачки бегали из стороны в сторону.
– Где носит этого лентяя, – Игорь бушевал. – Нужный нам человек еще пока в здании. А мы ждем этого бездельника.
Алиса не задавала вопросы. Она доверяла Громову. Но в глубине души ей хотелось убежать. Ей больше не нужны были ответы, не интересны факты и прочее. Она хотела спокойствия, она хотела домой.
Можайкин появился в дверях, когда Громов уже был готов взорваться. Николай выглядел плохо, если сказать честно, отвратительно. Помятая одежда, усталый вид, глаза не выражали ничего, кроме боли. Волосы причудливо торчали в разные стороны. Парень даже не пытался их уложить. Руки он держал в карманах, а на бедре небрежно моталось табельное оружие.
Можайкин был растерян, зол и наполнен ненавистью ко всему миру. Алиса видела в нем что-то знакомое. В таком состоянии она прибывала с утра. Она тоже была готова броситься на всех, разорвать. Казалось, она сходит с ума. Пока не рассказала Громову о своей тайне. Наверное, Николая тоже мучает какой-то секрет. Но сейчас нет времени на его покаяния.
– Ну, наконец-то! – Громов поднял руки над головой. – Не прошло и десять лет. Просил же срочно приехать. Дело очень важное, не требует отлагательств.
Мужчины стояли друг напротив друга и буравили взглядом. Алиса чувствовала напряжение, что повисла в коридоре. Хотелось закричать, отругать, призвать к порядку. Она ведь была начальницей. Но Селезнева устала, просто все надоело.
– Простите, никак не мог выехать со двора. Соседние автомобили прижали, – Николай первым ответил.
Громов махнул рукой, выругался про себя и пошел вглубь по коридору. Алиса и Николай последовали за ним.
Сотрудники правоохранительных органов поднялись по лестнице на второй этаж больницы, затем повернули направо и прямо последовали по коридору. Белые стены давили, едкий запах хлорки бил в нос.
Никто из этих троих не любил больницы. Много неприятных воспоминаний было связано с ними.
Кабинет, который они искали, был почти в конце коридора. Вывески не было. Но Громов был уверен, что им надо именно туда. Стучаться не стали. Игорь по-хозяйски распахнул дверь и прошел внутрь, следом проследовала Алиса, замкнул ряд Николай.
Кабинет был приличных размеров. Здесь был и диван, и небольшой столик, и даже раковина. Скорее всего, это помещение служило ординаторской или комнатой отдыха врачей.
В кресле сидел мужчина в белом халате. Он что-то писал, поэтому его лица Алиса разглядеть не могла. Мужчина даже не слышал, что к нему в комнату пришли гости. Он был сильно увлечен работой.
– Добрый вечер, – громко произнес Игорь, – снова с вами встретились. Надеемся, на этот раз вы будете более сговорчивы.
Мужчина обернулся, и Алиса узнала его. За столом сидел Егор Анатольевич. Они встречались с этим противным мужчиной, когда вызывали его на допрос по делу смерти Анны Багульник.
Он и тогда показался довольно темной лошадкой. А теперь они пришли к нему за ответами.
– Чем могу быть полезен, господа? – Егор Анатольевич сохранял хладнокровие. Ни один мускул на его лице не дернулся.
Игорь внимательно вглядывался в мужчину, изучал, сканировал, пытался разгадать, о чем тот думает.
– Мы пришли за консультацией, – Игорь ехидно улыбнулся.
– Какого именно рода консультация вам нужна? – врач снял очки и положил их в халат
Громов засмеялся. Алиса вжалась в стенку, а Николай ничего не понимал. Смотрел то на одного, то на другого.
– Дайте, пожалуйста, совет, как избавиться от голосов в голове? Кажется, это называется эпидемией.
Идеальное лицо мужчины в белом халате перекосилось. Он напрягся, глаза потемнели, а тело немного выгнулось вперед.
– По таким вопросам вам надо обращаться к невропатологу или, возможно, к психиатру.
Егор Анатольевич снова принялся писать что-то. Потерял интерес к собеседникам. Но его скрюченная поза выдавала его. Он боялся.
– Смешная шутка, – Громов начинал злиться. – Жаль, Андрей Новгородцев не понял вашего юмора.
Егор Анатольевич резко обернулся. Встал из-за стола и подошел к Игорю. Николай заметно напрягся, а Селезнева еще больше попыталась прижаться к стене. Происходящее ее дико пугало. Она сама не понимала почему.
– Новгородцев – повторил Игорь. – Он просто все записал в своем дневнике. Знаете, такой небольшой, но очень информативный блокнот у него получился. Конечно, мы не смогли расшифровать половину записей. Но везде, буквально на каждой странице, Егор Анатольевич, ваше имя. И Андрей в своем дневнике утверждает, что вы причина всех бед.
Врач громко выругался. Он побледнел.
Значит, Громов попал в точку.
– Не туда вы влезли, не туда, – пробубнил под нос Егор Анатольевич.
– Что значит, не туда? – Громов дошел до точки кипения. Ему надоели эти игры в кошки–мышки. Надоело бегать по кругу в надежде, что круг замкнется сам по себе. – Мы требуем объяснений!
Алиса опустилась по стене. В голове сильно пульсировала. Она не понимала, что происходит. Ей было все равно.
Николай молча наблюдал за противостоянием двух мужчин. Он не разбирал смысла сказанного, да и не хотел.
– Объяснений! – врач громко захохотал. – Даже я не до конца понимаю, как все произошло. Просто, как вспышка. Одна ошибка породила другую. Та в свою очередь привела к роковой черте. Откуда-то взялся человек, который и толкнул в пропасть. Все кажется, так сложно, а на деле просто.
Егор Анатольевич присел на край дивана.
– Я никого не лишал жизни, мои руки чисты, совесть тоже, – он продолжил. – Все, что я могу, это читать вас, как книги. Сказать о ваших самых страшных кошмарах, если, конечно, вы не прошли эпидемию до конца.
Алиса посмотрела на Николая. Тот не дышал, боялся сделать движение. Страхи и тайны поедали его изнутри. Парень держался из последних сил.
– Вот, например, ни у вас Игорь, ни у девушки, нет секретов, которыми мог воспользоваться вечер. Вы от них избавились, – Егор Анатольевич развел руками. Затем повернул голову в сторону Николая. – А вот у вас молодой человек, есть одна тайна. Довольно страшная, мрачная, грязная. Она имеет для вечера большую ценность.
Все смотрели на Можайкина. Николай нервно поправил кобуру на поясе.
– Тебе станет намного легче, если ты расскажешь нам то, что тебя тревожит, – Егор Анатольевич говорил тихо и размерено. Он поднялся с дивана и медленно направился в сторону Алисы, в противоположную от Николая. – Голоса из головы исчезнут, дышать станет легче. Сможешь нормально выспаться. Нужно просто высказаться. Поведать нам о черных пятнах своей души. И вечер не сможет больше манипулировать твоим сознанием. Чем меньше людей ему подчиняются, тем слабее он становится. А значит, у манящей больше шансов на победу.
В голове Громова проскочило «манящая». Кто это?
– Я не хочу ничего рассказывать, – Николай задыхался. – Это только мои воспоминания, мои! – Парень перешел на крик. Он смотрел прямо на врача, словно готовился броситься на него и разорвать с потрохами.
– Тогда это сделаю я, – прошептал врач. – Мы не можем бросить тебя сходить с ума. Это неправильно.
Ни Громов, ни Селезнева не понимали, какая тайна может быть у молодого парня. Не сдал сессию, украл денег у родителей, бросил беременную девицу? Разве это тайны, которые не дают спать по ночам, которые заставляют реветь и бросаться на стены, которые топят тебя каждый день.
– Пойми, Николай, смена фамилии не может понять судьбу, прошлое, будущее. А уж тем более не может изменить воспоминания. Серый свитер был и всегда будет, от него не сбежать, – Николай заметно дергался, а Егор Анатольевич продолжил. – Пойми, убегая от проблем прошлого, мы только увеличиваем расстояния, но не купируем источник боли. Мы бежим, бежим. Но рано или поздно нам придется остановиться. И что тогда? А тогда проблема догонит нас снова. И так до бесконечности. Убегать – это не выход, это только вход.
Николай спустил руку на кобуру. В его голове звучали сотни голос, они сводили его с ума. Парень больше мог терпеть.
– В то утро ты должен был отвезти ее в больницу, ее могли еще спасти, – выдал врач, – а ты убежал!
–Хватит! – закричал Николай. – Замолчи! Замолчи!
– Хватит молчать! Ты и так долго хранил это внутри. Ты хочешь сойти с ума. Признай свою вину, признай, что это ты убил ту девушку!
Алиса поднялась с пола. Она, словно вынырнула из небытия. А Громов стоял шокированный происходящим. Ситуация вывело его из равновесия.
– Ты убил ее! – закричал Егор Анатольевич.
– Закрой свой рот!
Дальше все произошло буквально за пару секунд. Громов и не понял, как Николай вытащил пистолет из кобуры. Нажал на спусковой курок и выстрелил в Егора Анатольевича.
Игорь также и не понял, откуда у Алисы взялось столько силы, что она оттолкнула в сторону мужчину, а сама получила пулю в живот.
Женщина упала на пол, истекая кровью. Громов подлетел к ней, пытался зажать рану, как раздался еще один выстрел.
И тело упало на пол.
Николай пустил себе пулю в висок.
Так Игорь потерял в один вечер двух сослуживцев, друзей и веру в спасение.