Из ворот да в воду

Человек тонет
В этой луже глубокой.
Весна на дворе…

– Да как ты мог, подлец! – хотела крикнуть симпатичная девушка с наружностью потомственной интеллигентки, но у нее невольно вырвались другие, чуть более крепкие слова.

Пока светофор сиял зловещим красным светом, а она старательно и без ошибок писала ответ на сообщение подруги, мимо пронеслась одичалая иномарка, шумно бухнула колесом в яму и окатила несчастную волной самой пошлой грязи. В ответ последовала волна негодования, но она уже никого запачкать не смогла. Девушка беспомощно смотрела, как коричневые капли впитываются в ткань ее пальто, превращаясь в мерзкие трудновыводимые пятна; смотрела, как блестящие черные сапожки перестают быть и блестящими, и черными, – и была готова разрыдаться.

Прохожие, которые, разумеется, успели отскочить в сторону и отделаться легким испугом, сочувственно смотрели на нее, понимая, что от этого никто не застрахован. Посмеешься над чужой бедой сейчас – и на следующем перекрестке станешь следующим.

Карма – страшная штука. О ней, кстати, еще не раз вспомнит тот самый водитель, особенно когда узнает, что, пролетев беспечным ангелом по этой яме, он круто процарапал днище своей иномарки.

Но это будет значительно позже, а в тот момент интеллигентная девушка продолжала поминать всех его родственников «добрыми» словами, сам он радовался, что успел проскочить на зеленый, а прохожие уже через две минуты забыли напрочь об обоих.
 
Все дело в том, что в городе случилась катастрофа – весна пришла. Не успели оправиться от прошлой, под названием зима, а тут уже новая. И так всегда. Каждый сезон опорный край державы капитулировал без боя. Стихия сходила с ума, остервенело устраивая то масштабнейшие снегопады, то ледяные дожди, то резкое потепление, то мгновенное похолодание, короче говоря, она портила жизнь людям всеми доступными ей средствами. А люди терпели. Плевались, ворчали, но терпели. Оголтелый патриотизм сам собой стихал, рождались мысли о революции и лучшей жизни. Прежде всего – чистой. О духовности речь давно не шла, не до нее как-то, когда пытаешься перепрыгнуть очередную лужу на дороге или спастись от снегоуборщика, который занимает собой весь тротуар и агрессивно сигналит, требуя убраться к черту с его пути.

Всюду тает снег, а вместе с ним и асфальт, до неузнаваемости изменяя рельеф местности и возвращая город в золотой 19 век. Словно подснежник, наружу пробивается богом забытая брусчатка и старательно обламывает каблуки всем любительницам блеснуть высоким ростом.

В некоторых местах асфальт еще держится, но его так выгибает, что создается настоящий искусственный водоем. Особенно курьезно это выглядит рядом с люком для слива воды: сам он сухой – до него вода не добирается, зато в полуметре от него уже образовано целое озеро и, кажется, там зарождается жизнь.

Екатеринбург серел, бурел и грязнел. Медведем он выходил из спячки и настроение имел скверное. Поэтому люди на улицах были еще угрюмее и торопливее. Они боролись за места в транспорте, чтобы ни одной лишней минуты не топтаться в мерзкой жиже. Набившись в автобусы, люди часами стояли в пробках, глядя на окна. Через них все равно ничего не видно – относительно чистое осталось только у водителя. Более молодые в конце концов погружались в свои телефоны, а остальные продолжали смотреть на серое от грязи стекло. Плевать, что ничего не видно. Там и смотреть не на что – за ним точно такой же серый город.

И все-таки был в тот день на улице один счастливый человек. Не просто так, конечно. Счастливых от природы не бывает. Просто в его голове зрели планы на выходные, а в карманах завелись деньги. Оба эти обстоятельства просто не мыслимы друг без друга, но именно они дают стимул жить дальше.

Он легко перескакивал лужи, совершенно не сбиваясь с шага, и дальше летел к своей цели, окрыленный зарплатой. Этот серый мир принадлежал ему. Ни одна капля грязи не коснулась его одежды – он был безупречен в своей чистоте даже в мире, где об этой самой чистоте практически не слышали.

А вот интеллигентная девушка чувствовала, как лужа подмочила ее репутацию. С каждым шагом она все явственнее ощущала вкус отчаяния, а комок грязи, застрявший в горле, предвещал появление первых весенних слез. Но она шла дальше. Вода вокруг все пребывала, и ей уже казалось, что она не в сером Екатеринбурге, а в сером Питере во время его очередного потопа. «Добро, строитель чудотворный! Ужо тебе!» – это Пушкин читал «Медного всадника» в ее голове, стараясь разогнать ей печаль, но делал только хуже.

Когда она вышла на очередной перекресток, интеллигентные ноги едва удержали ее. Апокалиптическая картина предстала начитанным глазам – великий потоп во всем своем зловещем великолепии. Нет, это еще не кара за грехи (если Екатеринбург до сих пор не покарали, то вряд ли это уже когда-нибудь случится), просто где-то прорвало трубу. Опять. Вполне возможно, что по той же причине на дно пошла великая Атлантида.

Девушка посмотрела по сторонам – бескрайние морские просторы предстали ее очам. И ни одной живой души вокруг. Только там, на другом берегу остановился какой-то парень, который тоже оказался заложником стихии. Крылья счастья устали его нести, а по воде ходить он так и не научился. Поэтому перед ним встала проблема. Глубиной почти по колено.

Увидев на противоположном берегу девушку, чье состояние внешне находилось где-то между отчаянием и твердым желанием в этой самой воде утопиться, он сразу махнул ей рукой, ясно давая понять – сам он сдаваться не намерен, но из вредности и ей не даст.

Красноречивыми жестами он стал доказывать, что для спасения следует идти вдоль берега и искать такое место, где течение не вынесло бы их в открытое море. Она согласилась вверить свою судьбу в его загребущие руки, и они пошли по берегу, поддерживая глухонемую связь. Вернее, сама она шла молча, а вот он болтал без умолку – о судьбах мира, о потопе, о спасении человечества и так далее. И все руками. В условиях городского шума это единственный доступный способ общения. Даже наушники снимать не надо, что особенно актуально для молодежи.

Казалось, они шли целую вечность – а водная гладь между ними все еще была глубже и опаснее Исети. Хотя даже набранную дома ванну можно считать глубже и опаснее екатеринбургской Исети.

Наши герои углублялись по дворы, где уже не было ни машин, ни прочих признаков цивилизации. Старые хрущевки к цивилизации относить можно лишь с большими оговорками, а вокруг царили именно они. Но вдруг – счастливая случайность. Длинная узкая доска, брошенная через водную преграду самим богом ради спасения двух несчастных душ, так и ждала, что на нее ступит нога человека.

– Дамы вперед! – жестами сказал джентльмен с противоположного берега, и девушка, словно пушкинская Татьяна, сделала первый шаг в этих непростых отношениях. Доска нещадно прогибалась и пыталась сбросить с себя незваную гостью. Но именно эта скользкая дорожка вела к спасению. Чувствуя, что каждый шаг может быть последним, девушка молилась за свои сапоги, за свое пальто и за свою душу. А джентльмен, затаив дыхание, ждал скорой развязки.

Еще один шаг… Еще одно движение изящной интеллигентной ножки… Но вдруг течение сорвало доску с места и понесло в морскую бездну. И если бы не рука, схватившая ее за шкирку, как беспомощного котенка, и мягко перенесшая на берег – в мире стало бы на одну Офелию больше.

– Спасибо, – сказала спасенная и улыбнулась, чуть склонив голову на бок.

– Мое почтение прекрасной даме, – ответил ее спаситель по старой привычке – жестами. Но вовремя поправился и добавил великим и могучим. – Да не за что.

А уже через несколько дней Екатеринбург просох. Жители, конечно, не просыхали никогда, но это уже другая история. Город так же резко перестал быть филиалом Венеции, как когда-то им стал. И все было бы хорошо, но в конце апреля вдруг, как снег на голову, обрушился снег. На голову. К счастью, по последним данным – обошлось без жертв.