Шутка

 Боб достал из кармана записку.
«Ты посмотри на них. Тупые, самодовольные куски мяса, похотливо трясущиеся под орущую музыку — гласила записка — А ты.. Ты просто точно такой же тупой кусок мяса, который думает, что он не такой как все, но при этом вечно пытается влиться в компании тех, кого ненавидит. И ради чего? Ради чего, Боб? Ради чего ты вечно всех их смешишь? Ради чего пытаешься заставить их выглядеть счастливыми? Неужели ты и правда хочешь что-то в мире этим изменить? Жизнь по сути своей бессмысленна, Боб. А ты просто делаешь бессмысленные попытки накопить бессмысленных денег чтобы помочь бессмысленному человечеству. Зачем? Память о тебе всё равно рано или поздно сотрется. И какая разница, хорошим ты был или плохим, ведь и прожигатели жизни, и те, кто хочет чего-то добиться, кончат одинаково. Так не лучше ли получить максимальное удовольствие от жизни и быть забытым, чем всю жизнь пропахать ради того, чтобы не быть забытым и все равно по итогу быть забытым. Тебе еще не поздно, Боб. Ты все еще жив, Боб. А это значит, ты можешь дышать, двигаться, думать, и, самое главное, ты все еще способен действовать. Так действуй, Боб. Действуй здесь и сейчас. Я знаю, ты находишься в месте, где полным полно бесполезных людей. А я ведь знаю твоё небольшое желаньице. Дерзай, мир ничего не потеряет без них. Даже наоборот, станет гораздо чище и приятнее. Кстати, ты ведь любишь игры, не так ли, Боб? Поэтому вот тебе квест на сегодня:
Удачи, Боб»
Внизу записки были нарисованы четыре человечка: один был утоплен, второй сожжен, третий держал в руках свою голову, четвертый видимо предпочел умереть от яда. Их всех объединяла одна черта — все мило улыбались.
Боб молча встал с унитаза. Он не мог оспорить содержимое записки. В ней было написано точно то, что он думал. То, что уже давно назревало в нем. И, честно говоря, уже давно назрело. Не хватало лишь легкого толчка. Любой нормальный человек на месте Боба просто выкинул бы записку и забыл бы о ней, как о страшном сне. Но Боб нормальным человеком никогда не был. Записка была права. Поэтому Боб решил не медлить. В двух метрах от него умывался какой-то паренек в черной кожаной куртке. Боб был на пороге точки невозврата. Начав, он уже точно не сможет остановиться. Боб бегло оглядел уборную. Нет ничего хоть отдаленно напоминающего то, чем можно отравить, обезглавить или сжечь. Но зато этот туалет, как и все другие, был крайне богат на унитазы. А в унитазах обычно есть вода. Так что выбора у Боба особенного не было. Он аккуратно подошел к парню в кожаной куртке, так усердно намывающему свои руки. Вдох. Выдох. Боб решил ни о чем не думать, иначе он так или иначе дойдет до того, что это чертовски дерьмовая идея. Он схватил голову парня и резко ударил ее об зеркало у раковины. Его руки вспотели, а потому лысая голова паренька выскальзывала из них подобно мылу. Но все же Бобу удалось достичь своей цели. Силы Боба не хватило для того, чтобы вырубить парня с одного легкого удара об зеркало. Паренек неестественно отшатнулся. Немного помешкав, Боб взял его в замок, и поволок прямиком в одну из туалетных кабинок. Парень оказался жутко тяжелым и неповоротливым. Каждый шаг в обнимку с ним давался Бобу с трудом. Боб очень боялся, что его жертва очнется и стремительно даст Бобу вероломный ответ на его злодеяния. И вот, наконец, Боб втащил несчастного в кабинку и опустил головой в унитаз. Паренек попытался опереться одной рукой на сидушку унитаза, но Боб ответно впился в его руку всей пятерней нестриженных ногтей свободной руки, сжав так, что паренек закричал, но, к счастью для Боба, вода заглушила весь звук, оставив от него лишь глухое булькание и всплывающие пузырьки воздуха. Он все с тем же непосильным трудом убрал руку жертвы за спину, стараясь повредить ее. Но жертва, оказавшись гораздо сильнее нападающего, выдернула свою лапу и попыталась ударить. Попытка была, само собой, обречена на провал из-за того, что была проведена вслепую. Парень внезапно начал пересиливать своей головой хилую руку Боба, жадно п ерехватывая инициативу на свою сторону. Но Боб не сдался и всем своим весом навалился прямо на голову паренька и тот уже не смог противостоять. Вздрагивания становились все реже и ленивее, держать было все легче. После того, как сопротивление совсем прекратилось, Боб еще около минуты крепко держал голову мертвеца в унитазе, боясь, что тот внезапно оживет. Осознав произошедшее, Боб откинул покойника назад и выпустил на свободу весь свой ужин. Сердце колотилось как бешеное, глаза, казалось, готовы выскочить из орбит. Но первое, что он сделал — это обыскал труп на предмет ценных вещей. И, к его удивлению, в карманах жертвы не было ни денег, ни кошелька, ни даже телефона. Вообще ничего, кроме небольшой бумажки. Развернув бумажку, он не стал читать ее полностью. Лишь быстро пробежал глазами и заметил уже знакомый рисунок:
4 мертвых, но крайне довольных человечка красовались внизу
Все было как у Боба, только вместо бьющегося в конвульсиях паренька, решившего, что яд — это вкусно, стоял, а точнее сказать, висел парень на петле. И, как показалось Бобу, он был самый довольный из всех жмуриков
И, к ужасу Боба, парень без головы был зачеркнут, а тот повешенный счастливчик —  обведен.
«Да что же это значит? Неужели я такой не один? Что мне дальше делать?» — спрашивал себя Боб, окончательно свыкнувшись с мыслью о собственном безумии и реальности происходящего
«Н-но если у него эта лежала эта записка, да еще и с одним, судя по всему, выполненным заданием, то это значит, что он тоже тот еще психопат, и мне за него ничего не будет, верно? Я-я ведь могу сказать, что просто оборонялся от ублюдка, который пытался меня повесить и случайно утопил его в унитазе. Интересно, а у него была веревка, или что-то вроде? Как он вообще хотел кого-то повесить?» — сказал он почему-то вслух
Боб понял, что сошел с ума. Окончательно и бесповоротно. Он сидел в туалете с мертвым парнем, которого самолично, по приказу какой-то записки, утопил в унитазе и разговаривал сам с собой. Но ему все же было интересно, как же все таки этот парень собирался кого-то повесить. Он снова пошарил у него по карманам, но вновь не нашел там ничего. Он подошел ко второй туалетной кабинке. Неторопливо толкнул дверь. От увиденного, сердце Боба опять принялось перемалывать муку. В кабинке висела крайне качественная петля. Она исходила прямо из потолка и ровно подходила под рост Боба. Неужели она была создана точно для него? Человек повыше просто-напросто встал бы ногами на унитаз. Первой мыслью Боба было использование этой петли по назначению.
— Хуже уже все равно не может быть — с такими словами он встал обеими ногами на дужку унитаза и взял в руки петлю. Аккуратно затянул ее у себя на шее. Так профессионально, как будто всю жизнь затягивал петли у себя на шее. И опустил ноги с унитаза. Но от испытанных ощущений тут же поставил их обратно. «Нет, так не пойдет. Должен быть другой выход. К тому же, тот парень был психопатом, и за его убийство мне ничего не сделают. Ведь не сделают?». Поняв, что это плохая идея, Боб снял с себя петлю и спустился с унитаза. «Фух, а ведь  только что мог очень глупо умереть» — приободрил себя Боб. Вот только он по прежнему не знал, что ему делать.
Но вдруг, его размышления о ближайшем будущем прервал врыв в туалет какой-то дерганной биомассы, нелепо прикрывающей свой рот руками. Это существо стремительно прорвалось к дальней кабинке, той, в которой висела та бесполезная петля, и пало в блевотной молитве на колени пред величием унитаза. И за то короткое время, пока оно блевало, Боб успел каждой клеточкой своего тела проникнуться жуткой ненавистью к нему. Боб не мог понять почему, но он очень хотел утопить этого «человека» в той луже, которую он только что наблевал. Но тут он встал, отшатнулся назад, и, еле устояв на ногах, запинаясь, выдал:
— О! Боб, а мы тебя искали, ты чего не танцуешь?
Речь была сильно искажена. Он даже между слогами умудрялся вставить паузу. И как только это существо открыло рот, Боб признал в нем того, кто привез его сюда — пе ред ним стоял Герман. Хотя «Стоял» — слишком сильное слово. Скорее, старательно пытался не падать. И, да, лучше бы Герман, все таки рта лишний раз не открывал. Ибо оттуда несло какой-то не очень приятной смесью дерьмеца и алкоголя. Вдруг Боб вспомнил, что ему, оказывается, задали вопрос. А все вопросы требуют ответов.
— Музыка не нравится — Натянув на лицо фальшивую улыбку, членораздельно произнес Боб
— Не, дружище, так не пойдет. Мы заплатили? Заплатили. А ты в туалете отсиживаешься. Пойдем-ка.
Герман приобнял Боба за плечо и потащил из туалета. Но остановился, заметив в соседней кабинке лежащего паренька в кожаной куртке.
— Веселая, видать, у парня выдалась ночка. Ну да ладно, не он первый, не он последний. Пойдем, Боб.
И они вдвоем вышли из многострадального туалета, явно повидавшего многое, и прошли по стильному узенькому коридору, ведущему в главный танцевальный зал. По мере приближения к которому, Бобу становилось все хуже и хуже. Ибо музыка все еще старательно проверяла перепонки на прочность. Но вдруг, музыка резко прекратилась. Боб и Герман все еще шли по коридору.
— Это что? Тишина? — Тихо спросил Боб — Куда делась музыка?
— А я знаю, что ли? — промямлил в ответ Герман
Они, все еще поддерживая друг друга руками, вошли в главный зал. Толпа не танцевала. Она единым организмом стояла в большом, уродливо неровном кругу. Ощутив себя путешественниками, прорывающимися сквозь заросли неизведанных джунглей при помощи мачете, Боб и Герман пробирались через толпу при помощи фраз типа «Извините, очень нужно». Их раздирало от любопытства узнать, что же так резко остановило всеобщее веселье. По мере приближения к центру круга и всеобщего внимания, до их ушей все больше добирались ритмичные звуки глухих ударов. Добравшись до места, откуда можно было посозерцать происходящее, Боб тут же пожалел, что не остался в туалете. Ему больше нравилась компания утонувшего в нужнике парня, чем подобная картина.
— Твою ж мать — слышным только ему голосом прошептал Боб.
В центре круга огромный голый мужчина почти идеальной сферической формы сидел на каком-то дистрофике и бил его головой об пол. Колобок был абсолютно умиротворен и спокойно покусывал нижнюю губу, как будто ничего и не происходило. Черт знает, сколько они этим уже занисались, но в том месте, куда раз за разом опускалась голова худого паренька, уже понемногу оставалась кровь. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Вдруг, после очередного удара, под головой разлилась довольно приличная лужа крови. Она смягчала все последующие удары. И к этой липкой лужице уже начали прилипать волосы пострадавшего. И если голова вместе с небольшой частью торса парня продолжала свой последний танец, большая часть длинной пряди волос предпочитала оставаться на полу. Судя по выражению лица доминанта, ему доставлял непомерную радость тот приятный факт, что с каждым подобным движением, связь тонкого паренька с этим миром ослабевает. А худому пареньку, судя по лицу, уже плевать было на то, кто на нем сидит и что с ним делает. Ему, судя по лицу, уже на все было плевать. Боб окинул взглядом толпу. Она вызывала у него гораздо большую ненависть, чем инквизитор в центре круга. Каждый «человек» расплывался в похотливой улыбке, которую старательно, но тщетно пытался скрыть. И абсолютно каждый в своих цепких клешнях держал телефон и снимал. Каждый. Снимал. Просто стоял. И снимал. Внезапно, умиротворенное покусывание губы круглого мужчины сменилось лицом, плачущего ребенка, который только что сломал любимую игрушку.
— Я убивец — захлебываясь слезами жалобно провыл палач
Он встал с паренька, оставив огромную вмятину, и, закрыв лицо блестящими от жира и пота ладонями, убежал, расталкивая толпу как кегли в боулинге. Видимо, осознав сенсационность только что отснятого материала, увидев, что, оказывается, снимали то все и поняв, что сенсация может достаться не ему, какой-то парень из толпы решил доказать собственное превосходство над слабым полом.
— Сука ты тупая, мы ведь договорились, что снимать буду я. Это МОЯ сенсация, слышишь
— Ничего мы не договаривались, я первая достала телефон, значит, сенсация моя.
— Заткни пасть, шлюха — показал превосходство парень. Но этого ему не хватило и он решил, что все забыли про тот приятный факт, что сильный пол, собственно, сильнее, и поэтому с размаху наградил свою даму оплеухой, да такой, что та развернулась и, не устояв на ногах, свалилась прямо в толпу.
— Так ее! Бей эту тупую скотину — Заорал Герман
Толпа тут же подхватила
— Бей Ее! Бей Ее! — Азартно проскандировали туполикие подростки
Мужчина, тут же ощутив поддержку со стороны большинства, гордо пнул свою даму в живот. Девушка взвыла от боли, скрючилась и стала больше напоминать эмбрион в ранней стадии развития. Толпа продолжала безудержно орать. Ей было мало. Ведь после великолепной, на взгляд толпы, сцены с тем толстым парнем жалкий удар ногой в живот не производил на этих «людей» никакого впечатления.
— Слабак — Крикнул кто-то из толпы — Да ты ее жалеешь, вдарь ей как следует.
— ДААА — Тут же одобрила толпа
Парень выглядел немного растерянно. «Видимо, пути назад уже нет» — подумал он и внезапно поймал взгляд своей женщины. Её лицо было сильно перекошено и она, вяло шевеля губами, собрала все оставшиеся силы, и, слышным только парню голосом, произнесла:
— Убей меня. Будет сенсация
Парень жадно улыбнулся, трясущейся рукой достал телефон, нетерпеливо включил камеру, и замер. Он с серьезным лицом что-то там настраивал в своем телефоне, пока толпа была в предвкушении очередного шоу. Вот он, судя по всему, закончил делать то, что делал, и в зале чуть слышно заиграла ритмичная мелодия. Боб решил, что он эту мелодию точно слышал. Только вот он не мог вспомнить, где именно. Это было не то, что должно играть в подобном заведении.    Парень расплылся в своей фирменной улыбке, оглядел всех зрителей и еле заметно кивнул Бобу. Боб сглотнул очередной комок. Он понял, что это за мелодия. Потому что парень начал своё выступление, которое, как оказалось, включает в себя музыкальный номер. С телефоном в руке, весело пританцовывая, пнул ее прямо в зубы, вложив всю свою мощь в весь свой вес в этот удар.
— От улыбки хмурый день светлей — начал свою песню паренек. Петь он не умел. Зато прекрасно знал слова поэтому просто орал в ритм песне.
Девушка не вскрикнула. Она закашлялась, похоже, подавилась чем-то острым. Перевернулась на живот, встала на четвереньки, и тут же выплюнула то, что помешало ей дышать. Четыре окровавленных зубных осколка вывалились на пол характерным звуком. И тут же, сдержав очередной вопль боли, она повернула голову и улыбнулась своему обидчику своей кроваво-красной беззубой улыбкой. Но парень был неумолим.
— От улыбки в небе радуга проснётся
Он, резко отведя ногу, ударил даму коленом в живот, чтобы та перевернулась обратно на спину. Он достиг своей цели, но девушка все еще не кричала. Видимо, понимала, что это не поможет. Поэтому она снова приняла позу безмолвного зародыша
— Поделись улыбкою своей
Он взял ее руку, выпрямил, и, замахнувшись, дважды ударил прямо локтю. Сначала рука не поддалась. Но под вторым бешеным ударом, она неестественно согнулась почти пополам, а в середине показалась красная кость.
— И она к тебе не раз еще вернется
Парень уже готов был нанести очередной удар по беззащитному куску мяса. Но внезапно просто озверел и со всей дури швырнул телефон прямо в голову девушке, которая уже явно была готова ко всему.
— СУКА БАТАРЕЯ СЕЛА. — Отчаянно проорал парень куда-то вверх. Сенсации не будет. Все было зря. Ноздри парня раздувались так сильно, что, казалось, готовы засосать в себя всех присутствующих. Вены у него на шее превратились в синие канаты, вот вот готовые лопнуть. Казалось, что он сейчас просто разорвет то жалкое, лежащее на полу существо, подобно плюшевой игрушке. Но его поступок оказался куда жестче, чем можно было себе представить в самых смелых и извращенных фантазиях.
Он обратился к толпе:
— Она ваша — Сказал парень и ушел в неизвестном направлении. Его слова прозвучали как приговор. И веселою гурьбой звери кинулися в бой.
Какая-то девочка двумя ногами радостно запрыгнула на уже испускающее дух тело, достала свой дорогущий телефон, и, сложив губки бантиком, сделала селфи. Бобу вновь захотелось убивать. Но он сдерживал себя. Он дал себе слово, не опускаться до их уровня. Разразилась настоящая борьба за тело. Маленькие девочки сталкивали друг друга с трупа, в надежде, что именно им достанется возможность сделать настоящее сенсационное селфи на фоне двух трупов, один из которых жив. Вдруг, то пьяное существо, которое Боб до этого несмотря ни на что считал другом, с наитупейшей разрывающей рот улыбкой, подбежал к трупу худого паренька. Он посмотрел на Боба взглядом а-ля «Смотри, сейчас будет смешно». Но смешно не было. Герман обмокнул палец в луже теплой, немного липкой крови, проистекавшей из под разбитой головы. И нарисовал небольшой кровавый круг. Снова посмотрел на Боба крайне счастливым взглядом. Радом нарисовал еще один круг того же размера. Боб не понимал, что именно он рисует. Пока Герман не начал рисовать овал. Боб понял. Он рисовал член. Огромный, волосатый, кроваво-красный член. Закончив своё произведение, Герман открыл рот и упал на колени. Бобу сначала показалось, что он плачет. Боб надеялся, что он плачет. Но он смеялся. Ржал как сраная лошадь. Казалось, что он сейчас перейдет на ультразвук. Он был как ребенок, перед которым взрослый с серьезным лицом произнес слово «Жопа». К Герману сзади подошла какая-то очередная девочка, увидела рисунок, и, облокатившись на Германа, засмеялась. Они хохотали, вечность, как казалось Бобу. Просто не могли остановиться.
— Кровавый член… — Гордо произнес Герман, вызвав тем самым у себя и у своей фанатки очередной приступ безудержного смеха.
Но внимание Боба отвлекла другая девочка, которая фотографировала себя недалеко от Боба. Все бы ничего, но она держала в руке оторванную по локоть руку. Видимо, еще одна шутница. Кровь с оторванной части все еще капала на пол. Но девочку это не останавливало. Из ее телефона доносилась какая-то жуткая мелодия, под которую девочка старательно кривлялась. Боб пошел посмотреть на то, в какое состояние приведено тело девушки. И он опять несколько раз про себя проклял собственное любопытство. Еще одна девочка подросток, так страстно жаждущая отличной фотографии, голыми руками пыталась оторвать вторую, пока еще целую руку. Она жадно впивалась своими раскрашенными когтями в плечо лежащей. Боб понятия не имел, откуда в ней столько зверской силы, но ей удавалось. Алым фонтанчиком хлынула кровь. Тут она запустила руку в карман куртки и достала оттуда маленькую ножовку. Боб решил, что она была по металлу. Видимо, дама уже добралась до кости, а через  кость, как мы знаем, руками довольно трудно пробираться. Поэтому она, подобно школьнику на уроке труда, начала усердно пилить. Закончив свою кропотливую работу, девушка взяла конечность и радостно помахала ей Бобу.
Боб не выдержал. Он побежал обратно в туалет, решив, что компания утонувшего в унитазе парня ему куда приятнее озверевшей толпы. Добежав, он в первую очередь решил найти своего друга, которого он оставил в одной из кабинок. «Кажется, в левой» — подумал Боб и пошел проверять свою догадку. Но в левой кабинке было пусто. «Значит, в правой, там, где петля висит» — решил Боб и снова проверил свою догадку. Этой ночью Боба уже невозможно было удивить. Так думал сам Боб. Но правой кабинке, в которой он хотел найти своего неподвижного приятеля, это все же удалось. Петли в ней не было, зато там, подобно новогодним гирляндам, висели чьи-то кишки. Они очень мило покачивались, будто на ветру. Высохнуть они еще не успели, поэтому общий вид немного портила капающая с них кровь. А на унитазе, мило улыбаясь, абсолютно голый, сидел тот шарообразный парень. Он был весь чумазенький — сильно испачкался в крови. Но у него была своя изюминка. На своем обширном животике он нарисовал улыбающееся лицо. А в пупок был вставлен чей-то глаз, который был направлен прямо на Боба. Мужчина смотрел сквозь Б оба, не сводя глаз с одной точки, как будто видел то, чего Боб разглядеть был не в силах
— Знаешь, парень, какая сейчас главная проблема? — Начал Колобок, все еще не сходя глаз с той точки и все еще мило улыбаясь
— К-какая?
— Люди стали слишком черствые. А человеческая жизнь — так совсем уж обесценилась. Ведь каждый человек — это личность. Своего рода раритет. Другого такого ты никогда не найдёшь. И если ты, не дай бог, кого-нибудь когда-нибудь убьешь, то знай, что ты не просто остановил одно сердце, ты разрушил целый мир. Огромный, не похожий ни на какой другой, мир. Ты не знаешь, кем бы стал тот несчастный человек, которого ты лишил жизни. Вдруг ты отобрал у человечества великого поэта или писателя? Или ученого, который бы по итогу изобрел бы лекарство от рака?  Вдруг ты, убийством всего лишь одного человека, замедлил бы развитие всего человечества? Поэтому, я считаю, убийство недопустимо. Убийство — это худшее, на что способен человек. Хуже этого лишь самоубийство. Самоубийцы — жалкие твари. Они не пытаются решить свои проблемы — они просто бегут от них в мир иной, принося еще большие проблемы своим близким.
Боб решил не мозолить больше колобку глаза. От увиденного и услышанного он покинул тесную кабинку . Боб не знал, куда ему податься. С одной стороны озверевшая толпа, с другой — шарообразный философ с глазом в пупке. Он был растерян. Но вдруг, вновь окинув окончательно обезумевшим взглядом кабинку, он увидел, что петля, свисавшая с потолка, начала трястись. Рассекающими воздух движениями она бродила то взад, то вперед, то влево, то вправо. Из кабинки доносились сдавленные стоны, хрипы, и, кажется, плевки. Сердце Боба опять взбодрилось подобно пионеру при звуках горна. Он решительно открыл кабинку и увидел то, чего он после пламенной речи колобка даже представить был не в состоянии. Колобок повесился. «Ха-ха» — подумал Боб — «Колобок повесился». Сам же философ все еще смотрел сквозь Боба всеми тремя глазами. Лицо на его животе забавно растянулось вместе с самим животом. Третий глаз ошалело смотрел на Боба, так как пупочные веки были раскрыты почти на все 180 градусов. Это удивленное лицо на животе вместе с максимально серьезной миной самого повешенного, вызвали у Боба приступ смеха. Вместе с Бобом засмеялся и колобок. Сдавленные веревкой смешки вместе со слюной, соплями и кровью долетали до Боба, вызывая у него  еще больший смех.
-Это шутка... - Прохрипел висящий толстяк - Смешно же? - Он опять залился приступом неостановимого предсмертного смеха. С его шеи лилась очень неприятная смесь крови, жира и пота. Во время его смешков она буквально слетала прямо на Боба, отчего тот снова заливался смехом и падал на пол. 
-Это просто шутка... - В последний раз взревел толстяк перед тем, как окончательно испустить дух. Он умер. Смех прекратился вместе с сердцебиением. Боб буквально вывалился из кабинки, упал на пол и, не сумев сдержать рвотный позыв, выблевал на пол лужу красной краски.  Не переставая смеяться, Боб принялся рисовать на луже собственной крови. Круг. Круг. Овал. Боб снова разразился смехом, лег спиной в кровь и начал разглядывать лампы.  Боб усмехнулся.
-Это просто шутка.