Жить, чтобы помнить?

     Недавно я прочитала книгу "Детство 45 - 53: а завтра будет счастье", автор-составитель которой известная писательница Людмила Улицкая. Эта книга собрана из воспоминаний разных людей, наших современников. "Каждое письмо, - пишет автор книги, - документ времени".
     Некоторые письма-рассказы я действительно не могла читать спокойно. Вот рассказ-воспоминание Евгении Дымовой "Паровозик". Он о том, как сразу после войны пленные немцы в скверике городка  выставляли для обмена на продукты разные самоделки, в том числе и игрушки. Девочку-рассказчицу поразил паровозик "Это было настоящее чудо...  деревянный паровозик фантастической раскраски.  Были у него и настоящие окошечки, они открывались и закрывались, и колёсики, которые вертелись..."  Девочка втайне от родителей обменяла паровозик на хлеб, и он стал маленьким праздником в жизни героини. Но однажды эту игрушку увидела мать: "Да как ты могла! Они всю мою родню истребили, отца твоего покалечили, а ты их нашим хлебом кормишь?! Будь они прокляты!.." Мать вырвала игрушку из рук ребёнка и со всего маху швырнула её на пол.
     Девочка с плачем выскочила из дома и побежала куда глаза глядят.  А вернувшись под вечер домой, девочка увидела, что отец-фронтовик чинит паровозик. "Мой добрый, тихий отец из тех, кто, как говорится, и мухи не обидит. Почти всю войну он вынужден был убивать врагов..."
     Из своей комнатки рассказчица услышала, как отец успокаивал плачущую мать: "Ну перестань. Она ведь ребёнок и ни в чём не виновата. Да и не надо нашим детям напоминать обо всех этих ужасах. Нам всем надо скорее забыть эту войну..."
     Отец рассказчицы напомнил мне моего отца - такого же доброго и жизнелюбивого, но тоже вынужденного в своё время убивать врага. Почти за год до смерти он ослеп, потому что на войне потерял глаз и с двадцати лет жил с одним глазом. Чтобы скрасить дни слепого отца, мы с сестрой читали ему вслух книги; когда он был в настроении, пели вместе с ним его любимые песни, а чаще всего вели беседы-воспоминания.
      Однажды я спросила отца: "Папа, когда ты воевал с немцами, ты, понятное дело, их ненавидел. А сейчас ты испытываешь к ним ненависть?" Ответ отца вызвал во мне противоречивые чувства: "Сейчас у меня ненависти к ним нет, потому что теперь я понимаю, что большинство из них попали на войну подневольно". Я не стала возражать отцу, чтобы не бередить его раны, хотя слышала, что, напротив, многие из фашистов воевали "по идейным соображениям".
      "Сейчас у меня ненависти к ним нет". Наверное, наша родственница баба Стеша, муж которой погиб на этой войне, осудила бы моего отца за эти слова. Когда в семидесятом году мой брат женился на дочери поволжских немцев, оставшихся после ссылки в Сибири, баба Стеша выговорила отцу: "Почему ты не отговорил Вовку от этого? Ведь они, гады, столько людей угробили! Ты же сам весь израненный!.." (Ослеплённая горем и ненавистью, эта женщина не хотела понять, что немцы и немецкий фашизм - это совсем не одно и то  же).
      Неизвестно, как отнеслись бы к словам отца и другие родственницы: баба Таня, муж которой мученически умирал в болотах под Ленинградом от раны в живот; баба Маруся, все пятеро сыновей которой ушли на войну, а вернулись двое.
      Вот почему это признание отца я передаю с осторожностью, опасаясь, что ещё кто-то, чьи раны ещё не зажили, подвергнет его осуждению, хотя говорят: о покойнике или хорошо, или никак. Да и, наверное, человек, прошедший войну, имеет право и на такое собственное  мнение, как имел его отец-фронтовик Евгении Дымовой, рассказчицы истории о паровозике, ведь его суждение  "Не надо нашим детям напоминать обо всех этих ужасах" тоже противоречиво. Не надо ли? А может быть, надо, только с определённого возраста?
      И ещё одно его утверждение: "Нам всем надо скорее забыть эту войну". Здесь мне всё более-менее понятно: фронтовик имел в виду, что надо скорее забыть войну тем, кого она впрямую накрыла кошмарами смертей и разрушений, горем от потерь близких людей, потому что дальше жить с таким грузом, наверное, нечеловечески тяжело. Но забыть эту войну в принципе, как событие кощунственно
      Исповедь Евгении Дымовой заканчивается так: "Только острая память о том послевоенном времени осталась. Прости меня, папа, я ничего не забыла".
      Задумываешься: за что дочь просит прощение у отца? Наверное, за то, что подкормила фашиста, соблазнившись яркой игрушкой? Или, может, за что-то другое, чего я так и не поняла?
      Прощение. Мой отец остудил в своём сердце ненависть к врагам. Значит, простил? Или это не одно и то же? Многие же до сих пор не могут простить фашистов за содеянное. И они тоже правы.
      Вопросы, вопросы...   Вопросы нам, первому послевоенному поколению - людям, принявшим эстафету памяти от военного, великого поколения советских людей и передавшим эту эстафету своим детям.