Вильям и Марион, история, которую стоит рассказать

Любую историю надо рассказывать с начала, и в этом проблема - начало каждой истории зарождается в другой истории, которая берёт свое русло в слиянии вроде отдельных историй ни при чём, которые в свою очередь  несут полноводные потоки посторонних историй, пополняя мировой информационный океан.
Один горный источник рождает океан, но про океан мы знаем много, а про ручеёк - почти ничего...

Итак, сначала было слово.
Потом - Адам с Евой.
Потом - курс всемирной истории: войны, империи, инквизиции, революции, все знают.
А вот что не все знают, так это что делал Джордж в 1849 году?

А Джордж в это время мечтал.
Не просто сидя в кресле предавался грёзам - у него, я думаю, и  кресла-то никакого в помине не было - а деятельно и активно гнался за мечтой. Десять лет скитаний, кочевой жизни в палатках, поисков, надежд, их крушения, их возрождения и опять скитаний.
Джордж Хёрст, как тысячи таких же авантюристов, приехал в Калифорнию найти свою золотую жилу и разбогатеть. Он почему-то был абсолютно уверен в том, что именно ему повезёт, и десять долгих лет с компаньоном, вооружённые киркой и лопатой, где на лошади, а где пешком по холмам и горам Калифорнии (где зимой холодно и снег, кстати) они долбили горную породу и мыли решетом песок в холодных ручьях.

И однажды им повезло: в камнях, выломанных у горного плато, что-то подозрительно блеснуло. Ребята уже привыкли к взлётам и падениям, поэтому не стали радоваться прежде времени. Они поступили иначе - на ближайшей ферме в трёх днях пути купили ослов и лошадок, вернулись на плато, навьючили животных поклажей в несколько тонн и гуртом поехали в Сан-Франциско. Побрели, точнее, с месяц дорога заняла.
И вот там, по истечении срока проб и анализов, ребятам сообщили, что в их породе золота нет, что жаль. Зато есть серебро, причём в какой-то зашкаливающей концентрации, поздравляем!

Джордж и друг вошли в бюро тестов и патентов бедняками с долгом за парнокопытную покупку, а вышли миллионерами.

Джордж незамедлительно оформил участок в собственность  и очень скоро стал самым крупным серебродобытчиком в Калифорнии, что радикально сказалось на его возможностях и ожиданиях от жизни - теперь он мог всё.
А что делает мужчина около сорока лет, когда он всё может?
Да, Джордж внимательно осмотрелся вокруг и женился.

Его избранницей стала девятнадцатилетняя Фиби, девушка незаурядная и удивительная: будучи женщиной, она преподавала в школе для девочек, то есть была прогрессивной особой для своего времени и географии.

И вот в 1862 году сорокалетний богатый уже Джордж женится на молодой умнице Фиби, и через год у них запланировано появляется сынок Вилли. Вильям Рандольф, с учётом великой судьбы, ему наверняка уготованной. И на этом Джордж и Фиби прекращают воспроизводство, решая, что один сын - это то, что надо и вообще достаточно.

Здесь необходимо набросать расклад сил в семейном кодексе Америки 19 века, чтобы многое стало понятно.

Согласно мироустройству, вычеканенный на монетах лозунг «In God we trust”, то есть «Веруем в господа» определял матримониальные отношения в том плане, что цель супружества - произведение наследников. Желательно, мальчиков, посколько девочки ничего не наследовали и имели очень мало прав и, следовательно, возможностей. Их основной задачей было выйти замуж в период с 16 до 21 года, после чего они переходили в разряд старых дев и могли рассчитывать только на престарелого вдовца или такого же неликвидного в смысле женитьбы персонажа: увечного, чёрную овцу репутацией или с любыми другими неприятными для семейной жизни отклонениями.
Мужчины же женились ближе к сорока, а то и позже - беря супругу, они были обязаны обеспечить ей уровень жизни, к которому она привыкла в родительском доме, сам дом и хлеб с маслом как минимум. Значит, к моменту появления в церкви с шафером и хризантемой в петлице, муж должен был быть фигурой состоявшейся, при положении и средствах, что раньше сорока редко происходило - даже унаследованные семейные деньги не давали мужчине должной репутации, необходимой для женитьбы.
Что неминуемо приводило к тому, что разница в возрасте между супругом и его избранницей составляла поколение, то есть около 20 лет. Что пикантно, но приемлемо с точки зрения только тогдашнего семейного кодекса: жизнь мужа и жены могла идти абсолютно параллельно, практические не пересекаясь, за исключением тех случаев, когда требовалось родить наследника, одного или нескольких. В остальном все были заняты своими делами: клубы, спортивные мероприятия, чайные вечеринки, благотворительные фонды, многочисленные общества - всё это существовало в двух вариантах, для джентельменов и для дам.

Сами дамы тоже активно сотрудничали с родителями с целью выйти замуж, поскольку замужество, как ни парадоксально это звучит, давало им свободу.
Незамужняя дама могла появиться на улице только в сопровождении мужчины-родственника или опекуна. Если семейные деньги старых дев могли купить им доступ в общества и клубы, то никак не могли купить им положение и уважение среди дам в них. Поэтому карьера у молодых дам была только одна: выйти замуж, родить наследника и жить своей жизнью, которую джентельмен-муж из страха вызвать скандал будет обеспечивать.
Джентельмены, понятно, действовали так же, при этом пользовались куда большими свободами.

Так вот, когда Вилли было 10 лет, его Мама Фиби повезла его в Европу.
В те времена поездка за океан - это не пара недель или месяцев. Они уехали на два года, вдвоём. Преуспевающий папа Джордж был сильно занят шахтой, а ещё больше - возникшими на почве денег и связей политическими амбициями. Он хотел стать сенатором, поэтому в Европу ему не хотелось - он за десять лет кочевой жизни в Калифорнии научился ценить комфорт и его никуда, кроме Сената, не тянуло.

Фиби и Вильям провели два незабываемых и плодотворных года: Англия и Шотландия, Италия вся, Швейцария, Франция, Германия - они не просто туристами глазели на достопримечательности, нет, они посещали мастерские живописцев во Флоренции и стеклодувные производства в Венеции, они с местными гидами обошли все храмы и соборы Лондона и Рима, они наблюдали парфюмерное и винодельческое производства во Франции на расстоянии вытянутой руки в разных этапах.

Это была отнюдь не туристическая, а глубоко образовательная поездка, мудрое вложение капитала в восторженного, открытого миру мальчишку.
Единственное, по чему Вильям скучал в Европе - по холмам Сан-Симеона, маленького калифорнийского городка между Сан-Франциско и Вентурой.
Его отец Джордж, разбогатев на серебре, купил несколько десятков гектаров холмов на побережье Тихого океана и организовал там ранчо: ангусские быки и другие мясные породы скота. Но, за 10 лет своих скитаний, Джордж полюбил эту землю со среднеземноморским климатом, жарким летом и прохладным зимой. И каждый год летом привозил семью на кемпинг: разбивали палатку (понятно, палатка была просторная, многокомнатная, да и готовила на костре не Фиби, а сопровождающий персонал.
Но для маленького Вилли, который знал каждое дерево и каждый холм в округе, не было места счастливее и прекраснее - это был его дом и его удел.
И по воле и свободе необозримых просторов на холмах у океана он тосковал в путешествии, а потом - всю оставшуюся жизнь.

Как вы понимаете, Вилли вернулся из путешествия, поступил в престижную школу (до 13 лет выходцы из богатых семей были на домашнем обучении) и вообще вырос.
Гарвард, из которого его якобы исключили, а потом через папины деньги и два года обратно взяли и выдали диплом, проба бизнеса в газете «Сан-Франциско крониклс», которую папа Джордж якобы выиграл в карты, первые сделки по покупке новых умирающих издательских домов, новые агрессивные, обсуждаемые и осуждаемые методы ведения бизнеса...

Вилли вырос в Вильяма, и когда за неделю до своего сорокалетия он повёл под венец девицу Миллисент критического двадцати одного года от роду, все  окончательно признали в Вильяме Рендольфе мужчину в срочной необходимости наследника: его медийный бизнес приносил миллионы и их необходимо кому-то оставить.

Миллисент сработала честно: за одиннадцать лет она без промаха выстрелила пять раз в десятку, родив пятерых сыновей. И в  1915 году она сказала «хватит», что можно понять, но трудно простить: «хватит» по тем понятиям означало не просто конец беременностям, но и конец супружеским отношениям - если нет потребности в наследниках, то и потребность в совместной спальне тоже отпадает.

Вильям был джентельменом и без ропота принял радикальное решение увядающей 33-х летней жены, выходящей из детородного возраста: после 35 лет рожать было не принято и даже скандально.
И сосредоточился на бизнес-проектах, которые множились и выплёскивались за пределы газетной империи.

Одним таким проектом стала Марион Дэвис, двадцатилетняя начинающая, но уже признанная актриса немого кино, с которой Вильям познакомился в 1917 году.
И этот проект захватил его целиком - мисс Дэвис скоро стали называть самой рекламируемой актрисой Америки. Каждая газета Тихоокеанского побережья крупными заголовками расхваливала таланты Марион, и все они принадлежали 54-х летнему Вильяму.
Более того, он купил ей киностудию и театр на Манхэттене - ему нравилось, сидя в своём офисе выше по улице, смотреть на неоновые огромные буквы имени Марион Дэвис, мерцающие и переливающиеся днём и тем более ночью.

Супруга Миллисент официально уехала жить на противоположное побережье Америки, из Калифорнии в Нью-Йорк, в середине 1920-х годов. По официальной версии, из-за климата. На самом деле, она устала терпеть любовницу мужа в непосредственной близости, а бороться с ней в открытую было бы большой глупостью: Вильям был влюблён и, вынуди она его на радикальные меры, финансовая беда пришла бы к Миллисент незамедлительно.
Поэтому договор был таким: Миллисент уезжает на Атлантическое побережье с детьми по-прежнему миссис Хёрст, занимает шикарные апартаменты и особняк в Нью-Йорке, плюс по-мелочи недвижимости там же, получает годовой бюджет в 1 миллион тех старых долларов на булавки и благотворительность, и ведёт светскую жизнь в одиночном статусе замужней дамы - там таких было половина высшего света.

Вильям же получает номинальную свободу, которой он активно пользовался и при совместном проживании с супругой.
К тому времени Марион в 1923 году уже съездила по делу в Париж, где родила свою племянницу - девочку отдали сестре Марион с мужем и они воспитывали её как родную дочь.
Помимо того, в 1925 году она оказалась замешана в громком скандале: на очередной вечеринке на яхте Хёрста скончался видный драматург Голливуда. Нашлось четыре свидетеля, включая доктора и медсестру, подтвердивших смерть от сердечного приступа, хотя другие участники событий рассказывали, что Вильям, страшно ревновавший Марион, выстрелил в драматурга из ружья, приняв его за Чарли Чаплина, с которым у Марион якобы был роман.

Но когда у тебя в руках все газеты побережья, то у тебя в руках правда и общественное мнение - 
в конце концов, вне зависимости от причин смерти, сердце останавливается, так что фактически приступ был, пусть и следствием выстрела в голову.
В результате, никто, кроме драматурга, не пострадал.

Сам Вильям по-прежнему был одержим работой, Марион и ещё одной страстью: коллекционированием древностей и предметов искусства. Он покупал всё бесценное, до чего мог дотянуться: древнеримские колонны 5 века нашей эры, этрусские вазы, средневековые итальянские полотна и персидские древние ковры, мебель 17 века и даже целиком потолки резного дуба из старых европейских поместий. Особенно любил испанское средневековье, щедрое в деталях, но сдержанное и уютное в интерьерах.
Всё это было доступно после первого послевоенного кризиса в Европе, и Хёрст снаряжал целые экспедиции доверенных людей по монастырям и старым поместьям старого света.
Но если ему не удавалось купить 5 нужных ему одинаковых резных дверей из французского собора 15 века, он приобретал одну и передавал её в руки местным мастерам с требованием сделать ещё четыре таких же, чтоб не отличить. И в результате получал то, что хотел.

Да, он получал всё, что хотел.
Поэтому в 1919 году Хёрст пришёл в архитектурное агентство Джулии Морган в Сан-Франциско со словами: «Мисс Морган, я хочу, чтобы вы построили что-нибудь уютное на холмах Сан-Симеона - я стал староват для походов и со времён моего детства склоны холмов на уже сотнях гектаров нашего ранчо стали как-будто круче, а палатки - менее комфортны. Возьмётесь?»

И Джулия Морган взялась, о чём неоднократно пожалела.
Тут внедряется другая история «Кто такая Джулия Морган», и её нельзя не рассказать.

Джулия Морган родилась в 1872 году в небогатой семье, что было очень неудобно для любознательной и амбициозной девочки. Она с детства не пойми почему решила, что хочет строить дома, что было мечтательством чистой воды: образование выше домашнего среднего женскому полу не полагалось вообще.
Но Джулии помимо мозгов и упорства провидение выдало хорошего старшего брата, без которого мечта так и осталось бы мечтой.

Университет Беркли в Сан-Франциско Джулия взяла измором, написав такую вступительную работу, что не взять её у профессоров-мужчин не поднялась рука. Ей гарантировали место на факультете инженерной архитектуры только при условии, что в университет её будет сопровождать опекун, неотлучно прибывая с ней во время учёбы. Более того, в аудиторию её не пускали, поскольку она была среди студентов единственной барышней - ей приходилось слушать лекции из холла через открытую дверь. Говорить, как её любили коллеги по учёбе, думаю, не стоит - если бы не упорство и брат, она бы сдалась в первый же день от насмешек и издевательств.
Тем не менее, Беркли мисс Морган закончила с такими результатами, что продолжение учёбы в Париже поддержали даже самые скептически-настроенные профессора. И Джулия, с братом, конечно, отправляется во Францию на несколько лет.

В 1899 году в центре Сан-Франциско открывается «Архитектурное бюро Мисс Джулии Морган», и очень скоро на всём западном побережье затевавшие строительство толстосумы стали говорить «если хочешь построить хорошо, доверь это женщине».

Строительство было её единственной страстью. Без семьи, равнодушная к деньгам и положению, она металась между заказами и площадками, спя в поездах и питаясь в железнодорожных забегаловках. Она жадно принималась за любой заказ (землетрясение в Сан-Франциско в 1937 году снабдило её работой до самой смерти, но это было позже).
И когда Вильям Хёрст пришёл к ней в 1919 году с просьбой об уютном домике на холмах над океаном, она взялась за проект с радостью - он был её то ли пятисотым, то от пятисот пятидесятым, каким-то юбилейным.

И закипела работа, сначала динамитом разравнять площадку на бесконечных косогорах, потом - распланировать архитектуру с учётом видов на горы и океан, потом - учесть сейсмические особенности горной Калифорнии, а уж потом - многочисленно, тысячи раз без преувеличения переделывать, дополнять, сносить и перестраивать сотни раз утверждённый, но ни разу до конца не выполненный проект: как говорила мисс Морган, «Хёрст страдает патологической изменчивостью сознания».

Всё началось с небольшой виллы в испанском стиле, Casa Del Mar, то есть с видом на океан. Его довольно быстро построили за пару лет - крышу, правда, переделывали раз пять, потому что на горизонте она неправильно выступала не теми углами.
Туалеты и души в каждой комнате - на этом настояла прогрессивная Джулия, потому что она в первую очередь инженер, а во-вторых женщина, гигиена и удобства - это так по-женски.
Потом дом оказался маловат для гостей, которых Хёрст приглашал на выходные, и появились ещё две виллы побольше - Casa del Monte и Casa del Sol, дом горы и солнца.
Когда и эти дома стали малы, Хёрст решил, что пришло время построить Большой Дом, Casa Grande, повторяющий архитектурой собор в испанском городе Рона, только с симметричными колокольнями для двух гигантских средневековых колоколов из антикварной коллекции хозяина.

Сколько изменений вносилось в дом со 56-ю спальнями, 61 -й ванными комнатами, 19-ю гостиными - сложно представить.
Ещё сложнее представить, чего стоила Джулии реализация этих правок - в целях сейсмоустойчивости всё строилось из цельного бетона с металлической арматурой внутри, и для того, чтобы «передвинуть стенку на три метра наружу, чтобы вместить новоприобретённый  резной секретер французской работы 16 века», мисс Морган приходилось разрушать всю стену целиком.
А уж когда Вильям решил, что Casa Grande в три этажа выглядит мелковато на фоне трёх вилл внизу, и потребовал надстроить четвёртый  этаж (каждый этаж был пяти метров высотой, можно посчитать, сколько цемента четвертого этажа должна была выдержать уже созданная конструкция трёхэтажного дома), Джулия в первый раз за десятилетия совместной работы вспылила и ушла. Сдали нервы у женщины: такая патологическая изменчивость сознания может доконать даже самого терпеливого инженера-архитектора менее гормонально-неустойчивого пола.

Правда, она вернулась. Со словами «он невыносим, постоянно меняя свои решения. Но с другой стороны, он и мне позволяет их менять на пользу дела.»

Работа кипела не переставая: один бассейн Нептуна с теми самыми древнеримскими колонами перестраивался трижды: сначала он оказался маловат, потом - мелковат, и с третьего раза он приобрёл законченную форму мраморного римского портика с колоннадой, увитой десятками сортов роз,  и греческими античными статуями.

Помимо того, Джулия строила теннисные корты и второй, крытый бассейн в тридцать с лишним метров под кортами. С раздевалками, гримёрками, душами в каждой отдельной кабинке для многочисленных гостей. Миллион плиток венецианского стекла, многие - с напылением 50-каратного золота («если вы видите нечто, похожее на золото, будьте уверены - это оно») делают бассейн сказочным гротом.
Что удивительно, его тоже меняли множество раз - гости жаловались, что темновато и далеко идти метров двести от гостевых комнат из вилл, так что Джулия сражалась за доступ солнечного света, покрыв центральную часть расположенных над гротом теннисных кортов у сетки стеклянными панелями.

Плюс - кинотеатр.
Плюс - зоопарк для редких зверей.
Плюс - сады и беседки.
Плюс - аэродром.
И ещё куча мелких хозяйственных сложностей, которые мисс Морган бесконечно и скрупулёзно учитывала, возводила и многократно переделывала.

Но Замок Хёрста активно жил и про него ходили легенды.
В нём гостили и считали это за честь все голливудские звёзды тех лет, писатели, музыканты и политики, и это было поистине незабываемым опытом.

В замке обычно находилось не больше 10-15 гостей одновременно. Они  прибывали либо самолётом, который хозяин отправлял за приглашёнными, либо железной дорогой в личном вагоне Хёрста.
По прибытии к каждому гостю приставляли личного сотрудника (прогрессивный Хёрст избегал слова «слуги» и был внимательным и щедрым работодателем всем 300 служащим поместья). Сотрудник выполнял все пожелания гостя, был доступен 19 часов в день днём и ночью - оставшиеся пять часов за ужином гость переходил под опеку хозяина.
Сотрудник был под рукой абсолютно всегда: от распаковки багажа, своевременной организации парикмахера в нужный момент, сопровождения по владениям в любом направлении от конных прогулок до океанских купаний на гектарах личного пляжа - чтобы гость физически не мог потеряться. Первые минуты по прибытию сотрудник, надо думать, успокаивал гостя и подтверждал, что спать на 400-летней кровати красного дерева и ходить по трехсотлетним коврам и правда можно.

Хозяин хотел видеть своих гостей активно-счастливыми: купания, теннис, кинофильмы и театрализованные представления, для которых самолётом привозили костюмы с голливудских киностудий. Если гость вдруг по непонятной причине захандрил и не скакал, плавал или махал ракеткой, он мог воспользоваться одним из 35 Крайслеров в гараже - шофёры были при исполнении круглосуточно, и смотаться в Лас Вегас в казино ночью - почему бы и нет, если это вас развлечёт.

Ни в одной из вилл не было кухни - на приёмы пищи, каждый из которых был пиром, гости и хозяева собирались в Большом доме в обеденном почти тронном зале: это было время общения, которое вечно занятый Хёрст очень ценил.
Он вообще ценил людей и отличался широтой взглядов: женщины равны мужчинам, рассы равны друг другу - только человеческие качества имеют значение.
Одна знаменитая актриса, получив приглашение, писала Вильяму «я с удовольствие принимаю ваше предложение и прибуду с шофёром-ниггером, надеюсь, это не доставит проблем», на что он ответил «чёрный, белый, жёлтый, розовый или зелёный - абсолютно каждый здесь желанный гость.»
Стоит ли удивляться, что поместье редко пустовало - в такой щедрости и внимании гости готовы были купаться бесконечно.

Что стоило денег.
Которые у Хёрста были.
Вплоть до депрессии 1937 года, когда внезапно финансовые потери стали сыпаться на медиа-империю градом.

Чтобы сохранить свой бизнес, Хёрст сначала закладывает большую часть своей недвижимости, потом активно начинает распродавать свою коллекцию. К счастью, с молотка ушло далеко не всё - поместье по-прежнему квалифицируется  как музей, настолько оно набито предметами искусства, но удалось это сохранить только потому, что...

Марион Дэвис, которая с приходом в мир звукового кино немного захандрила (она заикалась) и вообще повзрослела не  в пользу романтических героинь, стала активно выпивать - все знали, что её положение при Хёрсте было безнадёжным, стать женой, то есть получить официальный статус, ей не светило.
И тем не менее эта красивая женщина на 33 года моложе Хёрста его искренне любила.
Поэтому, когда случилась финансовая катастрофа, Марион продала все свои драгоценности и все другие активы, оставив только виллу в Голливуде как их потенциальное пристанище, если с молотка уйдёт и поместье в Сан Симеоне, и передала возлюбленному чек на миллион долларов. Ещё миллион ей удалось собрать займами среди богатых и влиятельных друзей и знакомых.
Сорокалетняя безнадёжная любовница была практически единственным человеком, верившим в то, что её 73-х летний Вильям вырулит, выкрутится, выживет и преумножит свой бизнес.

Когда в тебя кто-то так верит, иначе и быть не может.

Он не только выстоял, он расширил империю, выкупив издательства разорившихся на кризисе конкурентов.
И после небольшого препятствия яркая жизнь в «Замке Хёрста» потекла дольше...

Слушайте, эту историю надо уже как-то заканчивать. Долго, понимаю, но там столько важных подробностей, что мимо не пройдёшь.

Короче, последние четыре года Марион и Вильям прожили в её поместье в Бэверли Хиллз - работа в замке продолжалась на верхнем четвёртом хозяйском этаже, и пара решила спокойно подождать завершения вне строительной площадки.
Своих королевских покоев они так и не увидели: 88-тилетний Вильям скончался в Голливуде на руках у Марион от сердечного приступа.

Когда стало понятно, что скоро всё действительно закончится, Марион связалась с сыновьями. И они приехали, хотя обычно общения с «содержанкой» избегали.
Застали ли они Вильяма живым и успели ли они попрощаться - не знаю. Но допустить, чтобы тело уже почившего отца обнаружили в доме любовницы, пусть он и прожил с ней открыто 33 года, они не могли - даже в 1951 году Американское общество на поверхности было значительно щепетильнее, чем внутри.
И сыновья предприняли рисковый шаг: подмешали Марион в питьё (или напитки) нечто, что отключило пережившую утрату безутешную женщину на сутки - она глубоко проспала все передвижения тела и новостные манипуляции в связи со смертью миллиардера, основателя и владельца медиакорпорации Вильяма Хёрста, 1863 -1951.

«Они его у меня украли! Они его похитили!» - восклицала подруге потрясённая Марион, которую не пустили на похороны и лишили возможности проводить любовь всей её жизни.
Но когда она оправилась от потрясения, то сильно разозлилась. Очень-очень сильно.
Она была в ярости и мечтала о мести.
И случай вскорости представился: оглашение последней воли В.Херста превратилось в трагикомедию фарсом.
Семья, естественно, получила приличное наследство,никто не спорит. Но Марион Дэвис по завещанию усопшего приобретала контрольный пакет его газетной империи. Помимо того, она являлась единственным бенефициантом трастового фонда, открытого Херстом на её имя всего за год до смерти.

Тут коварные сыновья, конечно, пожалели о своих интригах и снисходительном отношении к теперь уже Мисс Дэвис, по имени и с уважением - она же теперь их босс в бизнесе.

Вот что бы вы сделали на месте Марион?
А она нет.

Поостыв, на встрече с семьёй она продаёт им свой контрольный пакет империи Хёрста за один доллар, причём, требует сумму не чеком, а наличностью.

Марион Дэвис скончалась от рака желудка через десять лет после Хёрста.
Это были несчастливые десять лет, и, похоже, она сделала для этого всё, включив программу самоликвидации.

Для начала она выходит замуж через 12 недель после смерти Вильяма за неопределённого и незначительного персонажа. Этот необъяснимый брак остаётся за пределами нашей истории - никогда до этого не бывавшая замужем Марион говорила «единственное, что держит нас вместе - это, слава богу, чувство юмора.»
Тем не менее, это было невесёлое время и, к её облегчению, продлилось недолго.

Рак, операция, прямо после операции, в палате, она падает и ломает ногу, после чего уже больше не встаёт.

Ещё в 1951 году Марион жертвует 2 миллиона долларов на детскую клинику в Университете Калифорнии в Лос Анджелесе, а после её смерти несколько десятков миллионов отправляются туда же  по её последней воле.

Детская клиника Марион Дэвис в университетском городке существует и сейчас, и наш сын Матвей, проходя трёхнедельный летний курс менеджмента в Университете Калифорнии наблюдает вывеску с её именем из окна своего общежития.

Вот таким закольцованным финалом я заканчиваю эту историю, которая получилась значительно длиннее, чем я планировала, но преступно короче и беднее, чем того заслуживает.

А я разродилась и теперь свободна.
Купаться.