Братики

Палящее солнце преодолело зенит и заливало улицу золотистым светом. По обочине дороги топал вихрастый мальчишка лет девяти и тащил на спине — без видимого напряжения — худющего парня куда как выше и больше себя, сцепив его руки у себя на груди. Сия оригинальная ноша волочилась за ним, словно шланг по огороду, и не подавала особых признаков жизни — только неприятно била при каждом шаге юного тимуровца по загривку головой в хоккейном шлеме с сетчатым металлическим забралом.
— Да что же опять... — бормотал мальчик себе под нос, — Брат, ты что же, с самого утра?.. Зачем?..
Брат его вдруг подал голос:
— М-м-м...
Мальчик остановился и прислушался.
— М-м-малой... Автобус... — выдавил из себя парень, заставив своего носильщика поморщиться от запаха, и снова отключился. Малой знал, что это значит. Автобуса следовало дождаться на остановке, он скоро будет — брат никогда не ошибается... Тем более — в таком состоянии. И до дома они доберутся с ветерком и относительным комфортом. Всё лучше, чем тащиться под палящим солнцем в спину...
И вправду — через пару минут от силы подъехал автобус. Малой подтащил брата к раскрывшимся дверям, из салона высунулось множество рук сердобольных граждан, что помогли затянуть юношу вовнутрь. Мальчик, смущённо лопоча слова благодарности, заскочил следом, двери закрылись с тихим шипением.

Позже Малой сидел за обшарпанным столиком в свете тусклой лампы ещё советского образца и усердно боролся с непримиримым своим врагом — математикой. Он вздрогнул, услышав шорох за спиной, и обернулся. За ним стоял, опираясь на стену, уже оклемавшийся старший брат и смотрел слегка мутноватым взглядом побитой собаки. Малой поднялся со стула и крепко обнял парня, уткнувшись лицом ему в грудь:
— Хоба, ну зачем ты так опять...
Хоба потрепал вихрастую шевелюру брата:
— Ты знаешь ведь, что надо...
— Нет, не знаю! — Малой слегка отстранился и поднял взгляд. В глазах его стояли слёзы. — Не надо! Почему это должно быть надо, если ты себя гробишь?.. — он шмыгнул носом, отступая к столу. — Сегодня больше не будешь? Пообещай мне!
Хоба скривился и поджал губы. Не хотелось ему обещать то, что он боялся не выполнить.
— Пообещай! — детский голос Малого дал петуха, а под маленькой рукой его, ухватившейся за столешницу, раздался нехороший треск. Хоба сглотнул подступивший к горлу комок и поспешно закивал головой. После вздохнул тяжело и сказал:
— Ложился бы ты, брат, спать. А то в школу не выспишься.
— Ты тоже ложись, — улыбнулся мальчик. — Только поешь сначала, я там приготовил. А с утра пойдёшь и тебе опять дадут работу!
Хоба снова скривил лицо:
— Не факт. Я хоть на крыше и посидел, но город не почистил. Чуть сам не того... не отчистился. Совсем. Вот и разморило меня. Если бы не маска...
— А зачем маска?..
— Я думал, сработает по типу клетки Фарадея... — задумался Хоба. — Когда меня уже конкретно повело — напялил. Но — сработало плохо. Тяжёлый день для города был... Не снял я напряг...
— Так может, пить надо было меньше? — в звонких словах Малого слышался неприкрытый скепсис.
— Нет, — старший брат посерьёзнел, — я принял верную дозу. Ну, может, перебрал, когда почувствовал, что не справляюсь...
Малой уже развернулся к столу и не слушал. Маленький мальчик, идеалист, только учащийся пониманию, что далеко не всё в мире делится на чёрное и белое, плохое и хорошее... И только Хоба у него в этом мире остался, чтобы учить. Как и наоборот...
Хоба подошёл к брату и мягко потрепал по плечу:
— Ну, не злись на меня. Я же из лучших побуждений... — он улыбнулся, глядя на то, как Малой, высунув язык, старательно выводит в тетрадке циферки. — Ну-ка, двигайся. Помогу тебе с матешей. У меня ещё не весь хмель выветрился, на это хватит точно.
Малой поднял на него голубые глаза, грустно улыбнулся — и подвинул стул так, чтобы братец присел рядышком.

Малой укладывался ко сну, устраивался в кроватке, а Хоба, как немногословный и тощий верный страж, сидел рядом на стульчике.
— Ко мне сегодня опять старшаки приставали, хотели деньги забрать... И я бы им отдал, чтобы отстали! Но один из них стал щипаться больно, а потом руку замахнул, будто ударить, даже притворился, что ударяет, а я испугался, сам рукой дёрнул и случайно по нему попал!.. Он и упал, даже отъехал по земле немного... Пришлось делать вид, что это я как будто очень боялся и со всей силы его толкнул, а он споткнулся!..
— Да размазал бы его, делов-то... — вздохнул Хоба.
— Нельзя, Хоба, сам знаешь... Спрашивать будут — а что, а как... И поймают...
— Я знаю, Малой... Не бойся. Никому я тебя не отдам, — и снова потрепал мальчика по вьющимся волосам. — Мы всегда будем вместе, что бы ни случилось.
— Брат... Скажи мне... — прошептал Малой. — Почему мы такие?..
Хоба усмехнулся и принялся поправлять Малому одеяло. Почти каждую ночь один и тот же вопрос...
— Я не знаю, почему... Спи, братишка.
— Но мы другие? Не такие, как они?
— Да, другие. Но надо делать вид, что нет. Чтобы жить спокойно.
Малой улыбнулся и крепко сжал руку брата. Та стала белеть, но Хоба и виду не подал, что ему больно.
— Так будет не всегда... Я уверен. Ты поправишь город, ему станет легче, и всё наладится!
— Конечно, — ответил Хоба с улыбкой, — я сниму напряжение с города, потом пойду в него, добуду денег и принесу домой... А ты спи, братишка...
А Малой на этой чудесной колыбельной уже и сомкнул глаза. Хоба аккуратно выпростал руку из его ослабевшей хватки и тихонько прошёл к выходу из квартиры, на лестницу, а оттуда — на крышу.
Ночной Туполев открылся перед ним во всём своём провинциальном панельно-блочном великолепии. Где-то в окнах типовых пяти- и девятиэтажек всё ещё горел свет... Крыши с антеннами и проводами, казалось, уходили к самому горизонту. А над ними сияла луна — ярче, чем настольная лампа Малого, но тусклее, чем его глаза, когда он с восхищением смотрит на брата.

«Почему мы такие...» Почему Малой способен пробить кулачком не очень толстую стену, а Хоба, напившись, так разгоняет свой мозг, что способен считывать напряжение города и много других интересных вещей?.. Почему, обладая столь удивительными дарами, они должны скрываться и делать вид, что они абсолютно обычные люди? В этом-то городе, где странности особо и не таятся... Почему, когда они возвращаются домой, их не встречают дома родители...
Этого Хоба не знал. Безумно хотел узнать, готов был жизнь на это положить, но... Пока что знал он одно. Надо напиться. Как же иначе? Надо немного отравить себя, убить несколько нейронов, но разогнать остальные, чтобы его уникальный мозг почувствовал настроение города и поправил на более благоприятное. Чтобы жители города завтра проснулись чуть более счастливыми. А потом Хоба выйдет в него и зашабашит достаточно деньжат, на которые они с Малым ещё поживут... Рука Хобы уже потянулась в укромный желобок на крыше, где была припрятана чекушка водки...
Тут он слегка взгрустнул, вспомнив глаза Малого: «Пообещай!» Как тут не пообещаешь, когда у него глаза на мокром месте? А вдруг истерика?.. Потом мебель чинить... Опять... Да и выполнить обещание нельзя. Ибо город накрыла такая пелена печали — с чего бы, кстати! — что, хоть Хоба почти её и снял, она всё ещё была ощутима.
Он вдруг сладко улыбнулся. По телу пронеслась волна лёгкости и умиротворения, преобразовавшаяся в нехилый прилив ментальных сил, который он сейчас и обрушит на спящий город. «Неужели не выветрилось?.. — подумал он, но после вспомнил преданный, искренний взгляд брата и его цепкую хватку. — Хотя... Чёрт разберёт!» — и убрал чекушку обратно в тайник. И приготовился слиться с городом.
Ради брата можно всё сделать. И водки лишний раз не пить.
А братишка пусть спит. Его сны будут яркие и сказочные. Как у всего города.
Потому что старший брат может.
В него верят.