К истоку

День для своего возвращения на малую родину Василий выбрал не случайно. Это был будний день, четверг, начало апреля - время, когда поток москвичей-дачников ещё не хлынул многоводной рекой в район, на приусадебные участки.
Как говорят, четверг – это день начинаний. Говорят и по-другому – «после дождичка, в четверг». И эта народная мудрость сбывалась – дождичек как раз моросил, не переставая, и Москва в своём многоцветном царственном наряде казалась какой-то серой и унылой. А вывески на иностранном, не понятном ему языке, вместе с вездесущей навязчивой рекламой, нахально лезущей в глаза, не вызывали у него ничего, кроме раздражения. Обилие вокруг лиц не славянской внешности тоже оптимизма не добавляло.
Вот, наконец, и Курский вокзал, который в любое время дня и ночи был похож на потревоженный муравейник. Здесь люди вечно куда-то спешат, что-то кричат, и вечно сигналят машины. Весь этот хаос звуков обрушивается на человека, совершенно не готового стать, хотя бы и на время, частью этого странного неуправляемого оркестра. Но Василия, который уже не однажды уезжал с этого вокзала, такие мелочи в принципе смутить не могли. Он уверенно шёл к своей, как он считал, электричке. А вот и она: «Москва – Петушки» с отправлением в 8:30.
В вагоне Василий выбрал местечко по ходу движения, у окна, чтобы воскресить в душе уже подзабытые воспоминания о поездках. Электричка тронулась. Вот уже осталась позади посадочная платформа, которая теперь ассоциировалась у него с прошлым, а впереди – его неведомое, освещённое лишь дальним светом юности, будущее.
Во время пути Василий посматривал в окно и размышлял о правильности своего поступка. В памяти невольно всплывали сцены, которые не хотелось бы вспоминать. О том, например, как его ещё молодая жена по телефонному звонку уходила из дома – якобы, перезакрывать магазин, и приходила под утро с запахом алкоголя. При этом она объясняла, что зашла в гости к подруге, и они «посидели немножко». Вначале Василий бурно реагировал на происходящее, но когда жена пригрозила: «Тронешь – посажу!», он махнул на её гулянки рукой и сосредоточился на воспитании детей.
Но и здесь его ожидало разочарование. Что он мог дать детям, кроме любви? А мама, чтобы «купить» детей, приносила с работы торты, фрукты, конфеты и много других лакомств. Отдыхали они с женой врозь: она ехала за границу, а он, если была возможность, в подмосковный санаторий, а на работе нужны были исполнители без мыслей и чувств. Постепенно Василий осознал, что среди множества людей вокруг он – один, и смирился с этим. Сожалений в его душе не было, так же, как и уверенности в спокойной старости. К этому печальному заключению он пришёл несколько лет назад, и теперь, выйдя на пенсию и имея скромные, но достаточные для жизни средства, ехал в неизвестность, чтобы обрести покой – и не только в душе.
Электричка уже миновала станцию города Орехово-Зуево, где, как и в прежние годы, вышло более половины вагона. Вскоре после этой остановки начинается его родная Владимирская область. Переехав мост через реку Клязьма, которая в этом году разлилась как никогда, поезд остановился на станции Усад. Из вагона вышли ехавшие с заработков цыгане, с детьми и без, о чём-то громко лопотавшие на своём, только им понятном языке, и поблёскивавшие при этом золотыми зубами.
Вот и ещё одна знакомая остановка, про которую во времена его юности в  шутку говорили: «Посмотрите, сколько дров – это станция Покров». И, наконец, постепенно сбавляя ход, электричка подъехала к станции Петушки. А в голове у Василия крутилась знакомая присказка: «Собирай мешки, станция Петушки».
Это был для него особенный момент: спустя почти 40 лет ступить на землю своего родного района. Ему было интересно взглянуть на изменения, которые произошли за время его отсутствия. Он сразу обратил внимание на то, что здание вокзала отремонтировано и выглядит солидно и опрятно. На месте ресторана, где, помнится, готовили вкусные блинчики с мясом, теперь располагаются платные туалеты. Территория вокруг вокзала тоже приобрела иной вид. На том месте, где когда-то стоял железнодорожный клуб, теперь высится сетевой торговый центр «Магнит». «Столько перемен, что голова кругом идёт!» - подумал Василий. И в этот момент увидел тот самый угловой магазин, где молодёжь 1970-х покупала недорогие креплёные вина покровского производства, такие как «Вермут», «Солнцедар», «Плодово-ягодное». А если попадался «номерной» «Портвейн» с привкусом пережжённого сахара, то это была большая удача.
Подъехавший к навесу возле «Магнита» автобус с маршрутной табличкой «Петушки – Караваево» прервал воспоминания Василия, и он направился на посадку. Даже небольшой по размеру пазик оказался полупустым, что чрезвычайно поразило Василия. В пору его учёбы в профтехучилище автобус на этом маршруте всегда был переполнен. Да к тому же на задних сидениях можно было «принять на грудь» в окружении таких же бесшабашных приятелей.
Словно укоряя за годы забвения, малая родина, не спеша, постепенно приоткрывала Василию накопленные за годы перемены, большинство из которых заметит только уроженец здешних мест. Вот и снова: автобус тронулся, но поехал не по улице Ленинской, как раньше, а по Маяковского, то есть через «гору», как называют этот район местные жители. Остановившись на «горе», автобус вобрал в себя очередную порцию пассажиров.
К Василию подсела круглолицая полноватая женщина лет шестидесяти. Сначала лишь мельком взглянув на него, она задержала взгляд на его лице и спросила: «Это ты, Васька?». От такой беспардонности Василий опешил: его давно уже называли по имени-отчеству, Андреичем или просто дядей Васей. Но, в свою очередь, внимательно присмотревшись к женщине, он узнал в ней ту самую Любу, которая училась в школе вместе с ним.
Люба обрадовалась встрече и без умолку рассказывала о своих детях, внуках, деревенских новостях, то и дело интересуясь: «А ты, чай, помнишь?». Василий согласно кивал головой, хотя половину из того, что она говорила, припомнить не мог. Так, за разговорами, они подъехали к остановке д. Анкудиново. Люба предупредила, что в Арханине выходить не стоит, так как прохода к д. Логинцево там нет, все ходят из Анкудинова по новой щебёночной дороге.
Выбрав подходящий момент, Василий, как бы невзначай, спросил про Лену. И Люба выложила всё, что знает. Оказалось, что Лена вернулась и живёт в доме родителей. Муж у неё умер, а приезжают к ней только дочь с внучкой. Василий, скорее, почувствовал, чем осознал: от этой вести, или от какой другой, но у него словно камень с души сняли. И он подумал: теперь, наверное, встретимся.
Выйдя из автобуса, Василий немного постоял, полной грудью вдыхая ни с чем не сравнимый воздух своей родины, и зашагал по направлению к деревне. Он шёл, а его взгляд невольно отмечал произошедшие за годы перемены. На месте колхозных полей теперь располагались участки под картофель жителей деревни. А впереди были Халуги – прежнее русло реки Сомша. Но вот он вышел на бугор – и увидел крыши деревенских домов и свою родную школу в окружении серебристых тополей. В его груди вдруг что-то вздрогнуло, и он, человек уже пожилой, почувствовал слёзы на своих щеках. Василий присел на ближайший бугорок, чтобы успокоиться и прийти в себя. В его душе было смятение. Он враз забыл всё, что занимало его до сих пор, и думал лишь об одном: хватит ли у него времени искупить вину перед малой родиной, ведь бросил он её в трудные времена.
День уже клонился к закату, когда Василий встал и решительной походкой зашагал к деревне, уже не думая о том, что ждёт его впереди.