Дедушка. Глава 14. Появление большого Фалигана

Ж. Жирарден

Дедушка

Перевод с французского

Н. Моисеевская

На следующее утро я поднялся рано, как накануне. Кое-как проглотил суп, боясь опоздать. Поместив мои четыре кулёчка в левый карман куртки, я направился в школу. Около школы уже бродили группы учеников. В той или иной группе каждый из них находил одного или двух собеседников; я же напрасно озирался, не видя никого, кто был расположен со мной пообщаться. Меня, наверное, не выгнали бы, по крайней мере, из некоторых групп; но меня просто-напросто стерпели бы, а я слишком горд, чтобы согласиться быть просто терпимым. В момент удручения большой Фалиган хлопнул меня по плечу и захохотал без всякой причины, растягивая рот до ушей. Большой Фалиган был сыном лесника; по мере того, как его тело развивалось, его ум, казалось, уменьшался, но чем больше его ум уменьшался, тем больше он становился радостным и чаще убегал в лес, который он страстно любил. В школе и на улице это был буквально агнец; в поле и в лесу это был дикарь, опытный и хитрый. В школе рассказывали на ухо, что большой Фалиган не боялся ночью в лесу. Так как отец Фалигана жил на лесной опушке, наш товарищ приносил по утрам большую корзину, которая включала его завтрак. С неустанным постоянством он восхищался скакалками, волчками, красными сахарными трубочками в бакалейной лавке, корзинами корзинщика, тканями единственного продавца Монтиньи, особенно платками, на которых были картины; иногда, в силу настоятельных просьб, он добивался у кузнеца  разрешения помочь ему подковать лошадь или у ризничего позвонить,  изучать учебники ему было тяжело.

В то утро я так страдал от одиночества, что не попросил его пренебрежительно, как я делал уже не раз, оставить меня в покое; напротив, я с радостью ухватился за случай иметь товарища, каким бы он ни был. Когда я говорю "каким бы он ни был," я имею в виду Фалигана, у которого не было матери, а отец был бедняком, который ходил всегда одетым бедно, в лохмотья отца. Он был резок в движениях, ужасно откровенен в разговоре, что я охотно держался от него в стороне.
- Я хотел  бы увидеть это поближе, - сказал он, дружески задевая меня локтем.
- Что ты хотел бы увидеть поближе? - вежливо спросил я.
- Ту машину, что летает по воздуху.
- Моего змея?
- Да, этого самого. Вот это штука! Как она мчится! Я взобрался вчера на дуб, где беличье гнездо, и случайно поднял голову и увидел этого, который летает по воздуху.Чёрт возьми, как это летает! Ты мне его покажешь, скажи?
- Да.
- Когда?
- Сегодня.
- Ты хороший мальчик. В котором часу?
- В полдень.
- В этот час я звоню к обедне, - сказал он серьёзно, широко раскрыв большие глаза.
- Ну хорошо, в половине первого.
- Подойдёт. Ты хороший мальчик. Потрудись, посмотри у меня это.
Он медленно поднял корзинку на уровень моих глаз, приоткрыл  крышку и я увидел в бутылке маленького живого ужа, свернувшегося в кольца при свете и высунувшего несколько раз свой маленький язычок. Я испуганно отступил, а Фалиган расхохотался.
- Я поймал этого червячка сегодня утром, - сказал он тоном таинственного доверия, - и я принёс его, чтобы позабавиться. Чёрт возьми! Какая комедия будет, если выпустить эту штуку в классе! Но я, наверно, не выпущу: он догадается! "Он" - это папаша Барре. Так как считалось, что папаша Барре прочитал много книг, Фалиган испытывал к нему нечто суеверного уважения, смешанного с боязнью.
- Я тебе сказал мой секрет,- произнёс Фалиган умоляющим тоном, - не говори про него другим.
Я пообещал Фалигану всё, что он хотел, даже не думая, что я обещаю: моё внимание было поглощено другим.
- Отнеси корзинку, спрячь её хорошенько, - сказал я Фалигану, чтобы вежливо освободиться от него. На улице Шевр показались Камю, Жубер и Туэн; так как именно там проживал отец Туэна, я сделал вывод, что Жубер и Камю ходили за ним домой. Счастливый Туэн! Чувствовал ли он всё своё счастье?! Трое друзей шли и спокойно беседовали. Я бросил взгляд направо и налево, чтобы убедиться. что никого на их пути нет, и сделал шаг вперёд. Да, я сделал шаг вперёд, но почти тотчас же я сделал два шага назад и принял самый равнодушный вид, какой только мог принять, чтобы три друга не заподозрили меня в дерзком намерении к ним присоединиться. Ибо как к ним присоединиться? Что им сказать? Какое лицо сделать с моими кулёчками в руке? И, особенно, какое лицо сделать, если мои кульки не будут приняты? Предлагать ни с того ни с сего конфеты кому-то в обмен на его дружбу, это как если бы ему предлагали рынок: даром ничего не даётся!

Трое друзей прошли передо мной, не останавливаясь, только Камю, который был с моей стороны, адресовал мне понимающий кивок. Я восхищённо улыбнулся ему,но он прошёл, не увидев моей улыбки. Папаша Барре позвонил в колокольчик, и ученики вошли в класс. Я немного отстал, Чтобы дать время Камю сесть на место, таким образом я мог бы пройти мимо него и возвратить ему кивок. Но он очень оживлённо разговаривал с соседом сзади. И тут на меня снизошло вдохновение. Вытащив один из кульков с миндалём, я украдкой положил его на открытую грамматику и убежал на своё место. Я уже раскаивался в своей смелости, но дело было сделано, жребий брошен, назад отступать было нельзя. Весь дрожа, я открыл свою грамматику для вида. "Рассердится ли Камю?" - вот о чём я спрашивал себя, глядя на линии в моей грамматике, которые плясали сарабанду перед моими глазами. Урок начался. Папаша Барре вызвал Камю. Камю спокойно, не спеша, встал и, прежде, чем начать отвечать урок, сделал два или три глотательных движения человека, вынужденного говорить в момент, когда он спокойно что-то отведывал. Я тотчас сказал себе:"Он съел мой миндаль!" Я вздрогнул от радости, устремив взгляд в его сторону. И я заметил, что все его соседи что-то жевали или сосали. Камю, добрая душа, распределил миндаль всем поровну. Тотчас я тихонько открыв один из кулёчков, передал соседу слева и сказал:"Попробуй!" Сосед был озадачен этой беспримерной щедростью. Сосед соседа попросил у него объяснений и удивлённо посмотрел в мою сторону. Я протянул ему две миндалины, прошептав: "Одна тебе, другая Фалигану". Фалиган сначала взглянул на миндалину ошеломлённо, не зная, должен ли он вернуть её тому, кто её ему передал, или бросить её в лицо кому-то. Что до сладостей, он знал (и то по виду) петушки и красные сахарные трубочки. "Ешь, дурак!" - сказал ему сосед. Фалиган не колебался боле и большими белыми зубами голодного волчонка он перекусил миндалину на две половинки с чётким сухим звуком: крак! Папаша Барре строго посмотрел на него. Фалиган сразу втянул голову в плечи и принялся смаковать свою миндалинку с закрытыми губами, с внутренним ликованием, под влиянием которого его глаза едва не вылезали из орбит. В конце концов он не смог больше сдерживаться и почти громко воскликнул, думая, что говорит тихо: "Вот это штука! Как это было вкусно!" Класс грохнул хохотом. Фалиган растерялся. Особенно  его смущало, что у папаши Барре, человека почти шестидесяти лет, был такой удивительно тонкий слух. Так как все головы повернулись к Фалигану, мой взгляд встретился со взглядом Камю. Камю смеялся от души, я также. Мы продолжали смеяться, глядя друг на друга.