Будни участкового Полушкина. Часть 1

«Стояло раннее солнечное утро. Деревня проснулась. Стадо коров потянулось на заливные луга.  Ничто не предвещало беды…».

Старший лейтенант Полушкин погрыз кончик своей замусоленной шариковой ручки, посмотрел в окно и задумался.

Коля Полушкин служил в отделе внутренних дел маленького уездного городка на бескрайнем севере вот уже почти двадцать лет. Пришел он в отдел сразу после службы в армии, очень уж хотелось Коле, чтобы в его городке все были счастливы, и жизнь была безопасной и  красивой. Цветы чтобы росли везде, фонтанчик чтобы на главной площади напротив Дома культуры, барышни чтобы на каруселях в парке катались. Коля Полушкин был неисправимым романтиком. Конечно, работать бы ему не в милиции, а писать бы ему сценарии и ставить спектакли в местном клубе, но в Коле вместе с романтикой уживались огромное чувство справедливости и жажда истребить все зло на земле. Дослужиться ему до высоких чинов не получилось, первые 8 лет прошли в патрульно-постовой службе, потом Коля закончил заочно школу милиции и его назначили участковым на левый берег реки, в его владения входил один поселок и три деревни. Деревенские за 12 лет полюбили своего участкового, признали в нем своего и, завидев его УАЗик, приветливо улыбались навстречу.

Коля был невысокого роста, курносым, с ярко рыжими волосами, смешно топорщившимися на макушке, с рыжими пушистыми ресницами, за которыми скрывались голубые добрые глаза. Он легко краснел, если кто-то из деревенских барышень уделял ему слишком пристальное внимание и старался поскорее скрыться. В поселке ему был выделен дом, где он проживал с женой, маленькой и пухленькой Зинаидой и тремя детьми, такими же рыжими, как и он сам.

В отделе, куда он непременно наведывался каждый понедельник, на большое совещание, которое проводил начальник отдела, и на совещание в отделе участковых инспекторов, к нему относились по-доброму и частенько подтрунивали над ним. В зависимости от настроения и повода звали его то Получкин (в день, когда выдавали положенное денежное содержание), то Полторашкин (это прозвище привязалось тогда, когда Полушкин был застукан товарищами за написанием очередного постановления поздно вечером, а на столе стояло несколько полуторалитровых бутылок пива). Жена ему не сильно позволяла расслабляться, в редкие выходные надо было и по дому заниматься делами  и дети висели на добром папе Полушкине гроздьями. Поэтому иногда, оставаясь на ночное дежурство, во всяком случае это была версия для жены, он бежал в магазин и затаривался несколькими бутылками пива.

К работе своей Коля относился неординарно. Ему был скучен сухой юридический язык документов. Душа жаждала красочного описания места происшествия. Фантазия его была неиссякаемой. Нельзя сказать, чтобы руководство отдела было в восторге от перлов Николая. Был он нещадно руган и не единожды составленные им протоколы рвались начальником в клочья и летели ему в лицо. Коля, краснея и чертыхаясь, сидя над очередным милицейским документом, пытался придать ему лаконичности и суровости. И так ему и казалось. Но в итоге документ был точно таким же, как и все прежние. С лирическими отступлениями и красочными описаниями участников очередного побоища и мест происшествий. Руководство махнуло на него рукой. Тем более, что отдел ждал каждого нового происшествия левобережного Полушкинского участка как манны небесной. Протоколы Коли гуляли по отделу, как рукописи Ильфа и Петрова.

Давно прокукарекали петухи, хозяйки повыгоняли коров на пастбище. Прошло и колхозное стадо. Деревня жила своей жизнью. Коля, собираясь на службу, плескался и фыркал на улице под рукомойником. День обещал быть жарким, на сегодня было намечено Полушкиным завершение домашней разборки в семье Филипповых. Надо было прочитать Ваське Филиппову лекцию о вреде алкоголизма и постращать его 15 сутками. Все было прекрасно. Можно будет уйти пораньше домой.

- Дядя Коля! Дяяядя Коляяя!!!  -   по деревенской улице, поднимая босыми ногами за собой столб пыли мчались двое пацанят, Витька и Степка. Они подбежали к калитке участкового дяди Коли и в два голоса закричали:
- Дядя Коля! Там пастухи корову зарезали и, наверно, сейчас ее съедят! – смешно вытаращив глаза, выпалил Степка.
- Да, точно съедят, они там костер собрались жечь, - подтерев сопливый нос, сказал Витька.
- Тьфу ты, черт! – чертыхнулся Коля и побежал в дом. Быстро натянул на себя форму, для пущей важности нацепив пустую кобуру и, скатившись по ступенькам высокого крыльца, прыгнул в УАЗик.

По лугу бродили колхозные коровы, мирно щипая травку. Рядом с овражком сидели трое колхозных пастухов над зарезанной коровой и, вздыхая, давали показания суровому участковому Полушкину.  По всему выходило, что корова шла себе со своими подругами на пастбище, наслаждаясь солнцем, травой, поблескивающей вдали речкой. Но, как показал пастух Уляшов, жизнь несправедливо обошлась с Буренкой, подложив ей свинью, когда Буренка была в самом расцвете сил. Ступила корова в ямку, да и сломала ногу. Омрачилась жизнь ее в один момент. И дабы не мучилась она, тройственный совет пастухов решил зарезать ее, а мясо поделить поровну. Когда еще хватятся в колхозе.
Полушкин вздохнул. Кража государственного имущества, как  ни крути.

Через несколько дней, когда Полушкин собрал со всех объяснения, он сидел в своем кабинете и сочинял постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Мужики раскаялись и принесли деньги за убиенную ими корову, председатель похлопотал, чтобы их не закрывали, где он найдет еще пастухов?
Итак… «Ничто не предвещало беды. Буренка, задумавшись о своей прекрасной коровьей судьбе, не заметила ямку, оступилась, чем причинила вред своему коровьему здоровью. Ветеринар на тот момент уехал в город получать медикаменты. Дабы корова не мучилась, пришлось принять решение о досрочном  прекращении ее жизни. Да упокоит Господь душу коровы Буренки».
Немного поразмыслив,  Полушкин вычеркнул последнее предложение, вспомнив, что начальник отдела атеист и перекрещивает свой личный состав как положено каждый понедельник, а то и чаще, совсем не по-христиански.

Составление постановления не клеилось, все время в голову лезли мысли о безвременно ушедшей из колхоза Буренки, коровы доброй и ласковой, к тому же передовице производства, так и хотелось написать рассказ о ее трудной, но героической жизни. Однако, помня о  последнем предупреждении начальника, майора Мельника, о том, что если Полушкин еще раз посмеет в серьезных документах уподобляться какой-нибудь писательнице, то он ему натянет глаз на жопу. Полушкин отложил начатое постановление и взялся сочинять ответ начальнику исправительной колонии, в которой отбывал наказание за кражу деревенский тракторист. В письме начальник колонии сообщал, что гражданин осужденный З. желает работать, однако в связи с тем, что права на управление трактором остались в колхозе или у жены осужденного, то он просит прислать нужный ему документ. Полушкин вставил листки, предварительно проложив их копиркой, в пишущую машинку «Ятрань», и принялся сочинять ответ. Ответ изложен был кратко и емко: «Уважаемый Василий Иванович! На Ваше письмо по заявлению гражданина З. сообщаю, что права на управление трактором вышеуказанного гражданина, находятся в уголовном деле, в связи с чем Вам необходимо сделать запрос в районный суд…».  Полушкин перечитал написаное, подумал немного и добавил: «И пусть он нам больше не пишет».  Так ему показался ответ более завершенным. Еще раз перечитал, вытащил листки из машинки, поставил закорючку, сложил листок, положил его в конверт, старательно языком облизал края, заклеил конверт. Надписав адрес, решил идти домой на ужин, заодно опустить письмо в почтовый ящик.

Утром следующего дня участковый Полушкин провел в отделе внутренних дел, надо было получить заработную плату, отчитаться начальству о проделанной работе, просмотреть материалы, переговорить с оперуполномоченными об итогах проверки материалов и много-много всякой мелкой рутинной работы выполнить за один день. После обеда заглянул Полушкин и в следственный отдел. Пока прошелся по кабинетам, раз пять столкнулся с лейтенантом Лантухом, недавно пришедшим в отдел после окончания института. Папа Лантуха, Лантух-старший всю свою сознательную жизнь отдал службе старшиной в госавтоинспекции, мама работала заправщицей на единственной в городке автозаправочной станции. Надо полагать, что работали они не покладая рук, поскольку умудрились до выхода на пенсию обеспечить и себя и сыночка трехкомнатными квартирами в славном городе Ленинграде, а также и отправить туда несколько двадцатитонных контейнеров с имуществом, нажитым непосильным трудом. Единственного сыночка, Петеньку Лантуха-младшего холили-лелеяли, выучили его в престижном ВУЗе и пристроили его на работу в следственный отдел районного отдела внутренних дел. Сыночек, надо сказать, хваткой пошел в папеньку и маменьку, на работе сильно не перетруждался, был туповатым, за что его посадили на дела, именуемые сотрудниками «глухарями», однако он отлично знал, где купить и кому перепродать. Молодые следователи, пришедшие в отдел вместе с ним, рвали мундиры за честь и совесть, были по уши завалены делами, в то время как Петя то находился на больничных, наладив связь с докторами, то бесцельно слонялся по коридорам отдела.

Полушкин сидел в кабинете молодых следователей Володи Куклачева и Андрея Векторова.  Ребята, молодые, с блеском в глазах, полгода как пришедшие в отдел, уже завоевали уважение в коллективе, им доверяли расследовать сложные дела, чем они очень гордились и проводили на работе большую часть времени. В кабинете сидела женщина, всхлипывала и умоляла отпустить ее мужа из-под стражи, вчера задержанного на месте совершения кражи в продуктовом магазине.
- Ну, вы же понимаете, что он не мог украсть?
- Конечно, понимаем, – поддакнул Вовка, - кому как не нам понимать, - продолжая печатать на машинке протокол допроса свидетеля.
Тетка взбодрилась, поддержанная молодым следователем и заискивающе заглядывая ему в глаза, робко спросила:
- Вы ведь и правда не думаете, что он вор?
Вовка вздохнул и продолжая монотонно отстукивать буквы на механическом аппарате, произнес:
- Я так не думаю. И он (кивок в сторону Андрюхи) так не думает, и он (кивок в сторону Полушкина) тоже так не думает. У нас вообще никто не думает, что он вор.
Тетка обрадовалась.
- Он не мог! Он не мог!
- Да! – сказал Вовка, - ОН не мог. Я мог. Векторов и Полушкин могли. А он не мог.
- Понимаете, - произнесла тетка, наклонившись к Вовке, стучащему на машинке, - он у меня драчун. Он не мог.
- Понимаю, - ответил Вовка, - дрОчуны ОНИ на то и дрОчуны, чтобы не мочь…
Тетка бессильно заморгала глазами и только открыла рот, чтобы высказать еще имевшиеся у нее в запасе доводы, как открылась дверь и в кабинет просочился Лантух. Не обращая никакого внимания на сидевшую тетку, он прошел к столу, где сидел Андрюха Векторов и достал из кармана шариковую ручку.
- Андрюха, - жалобно начал он, - помоги мне, пожалуйста, описать ручку… Ее  вчера нашли на месте преступления, Бородин сказал составить протокол описи.

В кабинете воцарилось молчание, потом Андрюха сказал, чтобы Лантух не морочил им голову какой-то ручкой, шел и описал ее, какой она длины, какого цвета, особые ее приметы. Для Лантуха, эта процедура была очень сложна, и он пошел искать счастья к секретарше Варваре. Варвара, зная о тупости Петеньки, надиктовала ему протокол, подписав который Лантух понес Бородину. Через пять минут из кабинета начальника понеслись маты и крики. Варенька решила подшутить над Лантухом и надиктовала ему длину ручки в 2 сантиметра, цвета зеленого вместо синего, с чем он и пошел к начальнику. Лантух выскочил из кабинета начальника и трусцой побежал в свой кабинет зализывать раны. Однако, горевал он недолго, и через пятнадцать минут опять появился в кабинете Векторова и Куклачева с новым протоколом осмотра места происшествия. Принес он его уже составленным.
- Вот, проверь, пожалуйста, - протянул он протокол Андрюхе.
Андрюха начал читать вслух. В протоколе было изложено следующее:
«Оперативная бригада выехала 25.07.1997 г. в 18.00 на место происшествия по адресу: г. Н. ул. Лесная, 15 кв. 8. Сигнал о предположительном убийстве поступил в 17.45 от гражданки В., которая является соседкой убитого Ю. Прибыв на место происшествия, оперативная бригада обнаружила стоящую на лестничной площадке гражданку В. Судя по ее поведению, она была гардеробщицей. На двери квартиры отсутствовали следы телесных повреждений.  Со слов гражданки В. в квартире длительное время проживали лица неизвестной национальности бичеватого вида. Она неоднократно обращалась в милицию о том, что в соседней квартире шумят и один раз эти лица угрожали ей расправиться с ней, первая угроза их закончилась для нее сотрясением мозга. А потом они ее обзывали ихними зековскими словами. Все это она готова подтвердить. В самой же квартире находился труп 3 х 4….»

Дочитав сквозь удушающий смех до этого места, Андрюха упал на стол. Хохотал романтичный Полушкин, хохотал Куклачев. Лишь только женщина, пытавшая вызволить своего законного драчуна из жестких лап  правоохранительных органов, грустно сидела на стуле и думала о том, чем еще можно пронять этих несерьезных людей в погонах.
Лантух постоял, посмотрел на беснующихся сослуживцев и сказал:
- Ну, займите тогда сто рублей, что ли…
Вовка Куклачев,  икая от смеха, спросил:
- А куда ты деньги дел? Мы же вчера получили зарплату.
- Так… я это… доллары купил…  Мне бы теперь на недельку сто рублей, а?

Посидев еще немного в кабинете у молодых следователей, Полушкин отправился в кабинет к своему начальнику. Ему тоже предстояло выслушать немало о его произведениях.
День заканчивал свое существование. Солнце потихоньку стало опускаться к горизонту. Полушкин, выслушав все, что о нем и его произведениях думает начальник, получив несколько материалов в канцелярии, спешил к пристани, от которой скоро должна была отчалить последняя на сегодня лодка на левый берег. На том берегу его ждала жена Зинаида, вкусный ужин и дорогие его сердцу деревенские жители с их бедами и заботами. 
- Завтра, все завтра, - думал Полушкин, глядя на приближающийся берег.