Декомпрессия. Глава VIII

Мои соседи по веранде рассмеялись и мрачная атмосфера оказалась полностью разрушена. Должен заметить, что у нас в ГПУ Ходасевича действительно называли не иначе как белогвардейцем и предателем родины. Однако казалось, что все эти фразы идут "откуда-то сверху". Сам же я в юности читал стихи Ходасевича и находил их очень познавательными и интересными, поэтому молча соглашался с сослуживцами, чтобы не получить клеймо сочувствующего белой гвардии.

— Что ж теперь, — заулыбалась Валентина, — арестуете меня?

— Конечно нет, — я поспешил исправить свою ошибку, поняв, что подобное замечание совершенно глупо в этом обществе, — сомневаюсь, что вас вообще кто-то захочет арестовать, вы же декоратор, тем более, как я понял, очень опытный.

— Благодарю, товарищ Сырцов.

— А знаете, — вдруг начал Яншин, — раз уж у нас тут о белых воронах речь зашла. Тоже вот позавчера собрались мы: я, Валентин Петрович, Владимир Осипович, Борис Николаевич, Вероника и, собственно, Маяковский, — называя имена Яншин поочередно кивал на Катаева, второго неизвестного мне человека и Ливанова, при этом как-то тяжело вздыхая. — Собрались мы на Малом Головином, у Валентина Петровича. Маяковский был угрюм почти весь вечер, страдал, так сказать, и переписывался с Вероникой. Я старался делать вид, что не замечаю, не подумайте превратно, но я в Веронике более чем уверен. Она очень целомудренная женщина.

— Простите, в каком смысле переписывался? — поспешил уточнить я.

— Да просто. У него был блокнот, он вырывал из него листы и, как школьник, перебрасывал бумажки под столом или через стол.

— Кстати, хочу заметить, что уж очень жалко было его блокнот: такой модный, обтянутый кожей, — а он его рвет и глазом не моргает, — всплеснул руками Катаев.

— Значит, вы, — обратился я к Яншину, — весь вечер позавчера просидели вместе с Владимиром Владимировичем, а потом просто разошлись?

— Да как-то не так просто, товарищ следователь, — Яншин замялся, как будто боялся выдать смертную тайну.

— Глупостей друг другу наговорили сначала, а потом уже разошлись, — подал голос из дальней части веранды Ливанов: вихрастый темноволосый, чертами лица похожий на Маяковского молодой человек, кажется, не более 20-23-х лет. — Я как-то по неосторожности решил пресечь весь этот его нервоз. Знаете, уже начинал он изрядно надоедать. Заметил, довольно громко, что все великие поэты кончают рано и часто скверно. В шутку спросил, когда он сам застрелится...Вы позволите закончить Валентин Петрович?
 
Молодой актер МХАТа бросил испытующий взгляд на Катаева, последний потупился, но закивал и тут же ответил.

— Мы в общем, все вместе стали подтрунивать, так сказать, над Маяковским. Моя хозяйка, услышала и прикрикнула мол он и так сам не свой, а мы ещё и издеваемся...Маяковский к этому времени уже решил выйти в соседнюю комнату, но стены у нас не к черту, это всем известно. И я как-то нарочито громко успокоил свою хозяйку, сказав, что Маяковский не застрелится, потому что "эти современные любовники не стреляются". Это вот прямо цитата, товарищ следователь.
Я был немало поражен таким праведническим стечением обстоятельств и с минуту старался осмыслить услышанное. Однако для приличия быстро кивнул и записал цитату. Теперь многое встало на свои места: причины застрелиться у Маяковского были, и это не только безответные признания, но и отсутствие явной поддержки со стороны. Естественно, я не обвинял ни Катаева, ни Ливанова — ни в коем случае, — они сами ещё были довольно молоды, чтобы понимать состояние человека за день до самоубийства. Впрочем эта история не умоляла необходимости отыскать, наконец, Полонскую, тем более я уже больше часа сидел на веранде.

— Что ж, товарищи, ваша информация очень полезна для следствия, и я благодарю вас за содействие. Однако у меня есть ещё один вопрос.
Услышав мой более-менее спокойный голос, казалось, люди искусства немного успокоились, хотя говорить наверняка было сложно, Яншин и Ливанов ведь актеры.

— Конечно, всё на благо родине, — с придыханием выпрямился в кресле Михаил.

— Ваша жена, товарищ Яншин, всё ещё не прошла...процедуру допроса. И раз вы здесь, то я хотел бы сразу узнать дома ли она сейчас? Адрес у меня есть.

— Не знаю какой у вас там адрес, но вряд ли она дала бы адрес своей матери. Вчера я забрал её посреди репетиции, у неё было что-то вроде шока от случившегося, — с этими словами Михаил достал из кармана пиджака ручку и листок и, написав несколько слов, протянул мне, — Вот. Мать зовут Ольга Григорьевна, Гладкова.

Я поблагодарил всех за приятную и информативную беседу, стараясь держать себя максимально непринужденно и неофициально. Вероятно, их содействие могло мне быть полезно в будущем, поэтому в настоящем не хотелось стать для них врагом.

Выйдя на улицу, где меня ждал служебный автомобиль, я кинул мимолетный взгляд на бумажку Яншина: Малый Лёвшинский переулок, д. 7, кв. 18. После чего протянул бумажку водителю.

P.S. На фото Михаил Михайлович Яншин