Картина

Какая ирония - в прошлой жизни быть скрытой от глаз всего мира, а в этой - быть выставленной всем на обозрение! Должно быть, так себя чувствовали девушки на невольничьем рынке? Впрочем, их жизнь была хотя бы недолгой, в отличие от моей...
 Теперь я понимаю женщин Востока, скрывающих свое тело полностью. Как же я устала от этих взглядов - безразличных у бесполых искусствоведов,  оценивающих у продавцов, поджимающих губы при обнаружении новых трещинок, похотливых у мужчин, завистливых у женщин, насмешливых у детей, смущенных у юношей, только вступивших в пору пубертата и с удивлениеим узнавших, что не всем частям своего тела они могут приказывать... Каждый день, с утра до вечера. Даже ночью не скрыться от взгляда сторожа, но это хоть можно назвать легкой передышкой, а потом все сначала. И дело даже не в смущении - за столько лет в таком положении уже почти забываешь, что это такое. Даже перепродажа из галереи в галерею, потом - в частную коллекцию, потом - обратно всем на обозрение в новой галерее, на выставке, в музее, на  аукционе, в футляре у вора... Черт побери, да любая продажная девка, по сравнению со мной, просто невинная дева! Да не в этом дело.
 Просто каждый новый взгляд - это как прикосновение. И если одно прикосновение, будь оно нежным или грубым, сильным или слабым, страстным или равнодушным,  в целом, безвредно, то сотня, тысяча - это совсем другое. Никому, кроме меня, этого не видно, но все мое тело уже кровоточит. А о душе и говорить нечего. Но никому нет до этого дела...
   Как и мне теперь нет дела до того, что станет с теми, кто слишком долго на меня смотрит. Да-да, я так возненавидела их всех, что научилась отвечать.
 Эй,  красотка, придирчиво сравнивающая свою грудь с моей, и отдающая своей преимущество! Проверься-ка ты у маммолога. Так, на всякий случай. А то еще станешь плоской, как доска, когда кое-что отрежут...
А ты, извращенец, приходящий сюда каждую неделю, а потом рисующий затейливые картинки с нами обоими в главных ролях. И не мечтай! Навести-ка уролога, пока есть, что ему показать. И психиатра заодно...
Юная леди, посчитавшая  меня жирухой. Посмотрим-ка на тебя где-нибудь через полгода...
Эй, делец, уже продумавший, как меня украсть и кому продать! Зачем тебе столько денег? Не успеешь же потратить...
Но однажды среди этого сброда я увидела человека. Кто-то смотрел на меня, не как на вещь. Я даже не сразу поняла, в чем дело, только к ночи осознала - он не смотрел на мои груди или бедра. Он смотрел мне в глаза. Он видел мою боль. И мне стало легче.
С тех пор я каждый день ждала его снова. Чтобы хоть немного почувствовать себя живой, чтобы получить хоть немного любви. Или, хотя бы, жалости.
И вот, этот день настал. Я с утра почувствовала  что-то произойдет. Должно произойти. Я ждала. Когда Он вошел в зал, я вся затрепетала - Он здесь, я дождалась! Подойди же ко мне, мой спаситель! И он подошел. В руке его была банка. Ну, конечно! Ты мой гений! Краска укроет меня, словна паранджа, словно теплый, мягкий плед,  и я усну...
Что за?... Нееет!!! Он не увидел мою боль, он увидел только мою ненависть. Это не краска! Это кислота! О, нет! Сделайте что-нибудь! Я ничего не вижу! Но я по-прежнему голая! За что?!!
Реставратор не был и на сотую долю так талантлив, как мой создатель. Теперь я не только голая перед всеми, но еще и слепая.  Вновь нарисованными глазами я ничего не могу увидеть. И никому не могу ответить на взгляд. Ну, почти не могу...