Дом пионеров. Глава 9

9.

Вцепившись руками в поручни до побеления пальцев, Надеждин, не оборачиваясь, впился взглядом в зеркало, где отражалась фигура человека, неожиданно появившегося за его спиной. Это был невысокий толстенький мужчина в мешковатом сером костюме. На вид ему было около пятидесяти лет. Он уже начинал лысеть – пепельные волосы на темечке его яйцевидной головы совсем поредели. У него было помятое, усталое лицо, зеленые глаза на котором смотрели внимательно и грустно, совсем без недовольства или враждебности. И улыбался мужчина тоже грустно – у него были пухлые добродушные губы, над которыми топорщились реденькие неуклюжие усики.
– Кто вы такой? – напряженно спросил Надеждин.
– Васильев Петр Андреевич, – отвечал незнакомец, – директор Дома пионеров. – И добавил как-то виновато: – Бывший.
– Вот как? – Надеждин медленно повернулся. – Так значит, это все ваши проделки?
– Смотря что вы подразумеваете под этим словом, – развел руками директор.
– То есть как это что подразумеваю? Только что я видел здесь двух девочек. Они принимали душ и вдруг исчезли.
– Да, да, – кивнул Петр Андреевич понимающе, – такое здесь тоже можно увидеть.
– Послушайте, не валяйте дурака! Я требую объяснений! Где Саша?
– Какой Саша?
– Я полагаю, вы знаете, о ком я говорю. Куда вы его дели?
– Товарищ, – директор миролюбиво поднял руки, – я прошу вас, не волнуйтесь так. Вы человек новый, неопытный. Я гораздо искушеннее вас, и то понимаю во многом здесь происходящем ничуть не больше вашего. Поверьте, я такая же жертва обстоятельств, как и вы. Именно поэтому нам надо поговорить. Обязательно надо.
– Что значит «жертва обстоятельств»?
– Пойдемте в мой кабинет, – улыбнулся директор. – Там я вам объясню все, что смогу.
– Ах, у вас здесь и кабинет есть?
– Конечно. Правда, он далеко не в идеальном состоянии, но я поддерживаю в нем порядок, насколько это возможно. Там нам будет удобнее. Идемте же.
И, повернувшись, он направился к выходу из зала. Надеждин растерянно последовал за ним.
– Откуда я знаю, что вы не бандит? – крикнул он в спину директору, идущему впереди него по коридору. – И откуда я знаю, что в вашем кабинете меня не поджидает пара-тройка верных вам громил с автоматами?
– Если бы я был бандитом, – отвечал Петр Андреевич без тени обиды, – у меня уже была тысяча возможностей вас прикончить. Вы ведь бродите здесь уже довольно долго.
– А вы за мной наблюдаете?
– Конечно. Но это я включил для вас свет на первом этаже. Как вы думаете,  стал бы бандит так поступать?
– Но почему же вы, в таком случае, не вышли ко мне сразу?
– У меня тоже были причины вас опасаться. Я ведь не знал о ваших намерениях. Я даже не был уверен, один ли вы приехали. Может, у вас в машине тоже остались громилы с автоматами, а ведь я здесь совсем один.
– Как это один? А девочки? Они что, привидения?
– Да нет, конечно, не привидения. Тут несколько иная ситуация. Так просто не объяснишь. Но вот мы и пришли.
Кабинет директора был совсем не так велик, как ожидал Надеждин. Можно даже сказать, что эта небольшая тихая комната совершенно не соответствовала общим гигантоманским масштабам здания. Скорее это было похоже на конторку какого-нибудь домоуправа или на приемную сельского участкового. Здесь действительно было довольно чисто, а на полу даже лежала порванная в нескольких местах ковровая дорожка. Вместо выбитой половины стекла в окно была вставлена фанера. На потолке горела лампочка в уютном желтеньком абажурчике. Из мебели здесь был массивный письменный стол с не менее массивным обшарпанным креслом, несколько стульев, какой-то кособокий шкафчик и жалкие остатки дивана, сквозь драную замшевую обивку которого уныло торчал серый поролон.
– Садитесь, где вам удобно, – сказал Петр Андреевич и сам опустился в кресло за столом. – Располагайтесь, а я, с вашего позволения, сяду вот тут, соответственно своей должности. Разумеется, это комично в данной ситуации, но в этом кресле я чувствую себя уютнее. Увереннее как-то. Вы меня понимаете?
– Понимаю, – кивнул Надеждин, занимая ближайший стул. – Начальственная привычка?
– Что-то в этом роде, – смущенно улыбнулся директор. – Кстати, а ваше имя-отчество?.. А то я вам представился, а ваше-то имя спросить забыл…
– Надеждин Александр Борисович.
– Я так и думал. Очень приятно.
– А почему это вы так и думали?
– Я постараюсь вам объяснить, хотя это будет совсем не просто.
– Хорошо, перейдем к делу. Я вас внимательно слушаю.
Директор устало облокотился на стол, подавил пальцами веки, вздохнул и покивал:
– Видите ли, товарищ… э-э… Александр Борисович, это дело весьма… ну, необычное, так сказать. Вот я и в растерянности. Совершенно не знаю, с чего начать.
– Вы говорили, что вы бывший директор этого Дома пионеров, – попытался помочь ему Надеждин.
– Да, совершенно верно, – вновь грустно закивал Петр Андреевич.
– Вот и начните с этого. Как случилось, что это здание забросили?
– Да очень просто случилось. Переменилась власть, пионеры исчезли как класс, совхоз развалился, станица пришла в упадок, все, кто мог, в город переехали, вот и стал этот дом никому не нужным.
– А раньше много сюда ходило детишек?
– О! Раньше здесь было весело! – ностальгически улыбнулся директор. – Кружки, спортивные секции, бассейн, кинозал на двести мест… Сюда ведь не только дети, но и взрослые приходили после работы. Дискотеки по выходным допоздна и прочее…
Он умолк и опустил глаза. Было видно, что он совершенно искренне тоскует по прошлому.
– А что здесь происходит сейчас? – спросил Надеждин, выдержав паузу.
– Проще ответить, в чем смысл жизни, – усмехнулся директор.
– Но вы-то сами тут что делаете среди ночи?
– Этого я не могу понять уже в течение пяти лет, – вздохнул Петр Андреевич.
– То есть как не можете? Вы хотите сказать, что не знаете, зачем сюда пришли?
– Если бы пришел, то знал бы. Но вся штука в том, что я сюда не приходил. Меня доставили.
– Кто?
– Понятия не имею.
– Да что за чушь вы городите!
– А вы представьте себе ситуацию: ложитесь вы спать дома в свою собственную постель, спите спокойно всю ночь, а наутро просыпаетесь – мама родная! – уже не дома, а вот на этом драном диване, в этом самом чертовом кабинете! И так уже пять лет кряду, каждое лето.
– Постойте, постойте! Выходит, вы здесь не по доброй воле?
– Еще бы! Думаете, мне очень хочется тут торчать? Мне гораздо уютнее было бы у себя в квартире, в Плецке, рядом с женой и дочкой, а не здесь, уж поверьте мне!
– Но, в таком случае, почему вы отсюда не уйдете? Ведь до станицы рукой подать, а там можно попросить, чтобы подвезли до города.
– А вы попробуйте, уйдите! – вдруг рассердился директор. – Впрочем, вам это, может, и удастся, а мне еще ни разу не удавалось. Кто знает, зачем вы здесь! Может, вас и отпустят, а меня отпустят только первого сентября. Вам ясно?
– Ясно? Вы издеваетесь? – вскричал Надеждин, вскакивая с места. – Да кто отпустит-то, кто?
– Черти, привидения, инопланетяне – откуда я знаю! – заорал в ответ директор, но тут же весь как-то обмяк и обхватил голову руками: – Извините меня, Александр Борисович. Нервы сдают…
Надеждин снова опустился на стул и ошеломленно посмотрел на беднягу директора. Тот совсем раскис, сидел, слегка покачиваясь, словно про себя напевал колыбельную песенку.
– Когда это началось? – спросил Надеждин.
– Год спустя после того, как здание забросили, – отвечал Петр Андреевич бесцветно. – Я, когда впервые сюда перенесся, подумал, что у меня крыша поехала… И ведь самое главное, – он вдруг наклонился вперед и понизил голос почти до шепота, – самое главное, никто ведь не верит, что я сюда переношусь сам собой, без воли моей и желания! Даже жена не верит! Она вообще считает, что я свихнулся на почве пионерской работы и убегаю сюда в лунатическом трансе. Психиатру меня показывала. Тот только посмеялся. Вы его, говорит, в критические дни к кровати привязывайте, чтобы не удрал… Представляете! Меня! К кровати!
– Не помогает? – спросил Надеждин.
– Ни в малейшей степени, – вздохнул директор в отчаянии. – Любые веревки, любые узлы. А я все равно здесь оказываюсь, когда время приходит. Но я ведь не лунатик! Я вам честным благородным словом клянусь!
– Я вам верю, верю, – кивнул Надеждин, хотя на самом деле он не верил ни одному слову этого странного человека. Напротив, по ходу разговора он все больше укреплялся в мысли, что директор – просто несчастный шизофреник, который во время обострения болезни убегает из дома, полагая, что его призывают инопланетяне.
– Ни черта вы мне не верите, – поморщился Петр Андреевич и безнадежно опустил голову. – У вас же на лице написано все, что вы обо мне думаете.
– Не знаю, что у меня написано на лице, – проговорил Надеждин сухо, – но поверить в то, что вы говорите, действительно трудно.
– Дело ваше, можете не верить, – директор посмотрел на него исподлобья. – Кто знает, может, я и в самом деле вру, а? Может, я просто весельчак и мне вздумалось попридуриваться. Как вы полагаете?
– Я полагаю, что вы нашли не самое подходящее время, чтобы валять дурака.
– Правда? Неподходящее? А подходящее – это когда? В компании друзей за кружкой пива и с сушеным лещом в руках, да?
– Послушайте! Перестаньте кривляться! У меня нет ни времени, не желания слушать вашу болтовню! Я ищу здесь человека, ребенка, несчастного, одинокого мальчика, которому нужна моя помощь.
– Ах, да, вы ищете Сашу, вы говорили… – кивнул директор.
– И вы знаете, где он?
– Знаю. Передо мной.
– Черт побери! – в гневе Надеждин снова вскочил было с места, но директор, брезгливо сморщившись, остановил его жестом руки:
– Да сядьте вы, сядьте! Если вас тяготит мое общество, пожалуйста, действуйте самостоятельно. Только, откровенно говоря, я не очень-то уверен, что здесь кому-то действительно нужна ваша помощь.
– Зато я уверен. И если вы не желаете мне помочь, то хотя бы не мешайте.
– А разве я мешаю? Помилуйте! Вот дверь, она не заперта. Идите, вы совершенно свободны. Кому придет в голову мешать вам передвигаться по пустому, заброшенному дому!
– Знаете что? – Надеждин поднялся и наклонился к директору через стол. – У меня очень сильное подозрение, что во всем, что здесь происходит, виноваты именно вы. Кто были те девочки, которых я видел в душевой? А еще дети здесь есть? Отвечайте!
– Не кричите на меня! – опять сморщился Петр Андреевич. – Вы же, кажется, сами не захотели меня слушать, когда я начал вам рассказывать. Так чего же вам еще надо?
– Не захотел, потому что вы городите непотребную чушь! – Надеждин начинал уже выходить из себя. – Вы держите здесь детей? Зачем? Отвечайте же!
– Да как же я могу здесь кого-то держать, если меня здесь самого держат! – взмолился директор.
– Слушайте, вы! – Надеждин в ярости грянул кулаком по столу. – Вы это прекратите! Хотите запудрить мне мозги? Не выйдет!
– Говорят же вам, я тут совершенно ни при чем! – Петр Андреевич испуганно заморгал и отшатнулся. – Это не я! Честное благородное слово! Это фреска!
– Что-что?
– Вы видели картину внизу, на первом этаже? Так вот, это она, а я просто несчастный маленький человек, который…
– Ясно! – резко перебил его Надеждин. – Теперь я совершенно отчетливо вижу, что вы элементарный псих. Так вот, слушайте: я всю эту чепуху терпеть не намерен. По-моему, пришла пора решительных действий. Я не знаю, есть ли у вас сообщники или же вы просто маньяк-одиночка, но в любом случае, если вы сию же минуту не отдадите мне Сашу…
– Хотите позвонить в милицию? – печально улыбнулся директор. – Тогда позвоните. – С этими словами он вынул откуда-то из-под кресла телефонный аппарат и поставил его на стол. – Вот, пожалуйста, он исправен, можете звонить. Только в Переваловку смысла нет, там среди ночи все равно ни о  кого толку не добьешься. Позвоните лучше в Плецк. Этот район тоже к их ведомству относится. Код города – 15-10. Прошу вас.
Надеждин ошарашено посмотрел сначала на директора, затем на телефон, потом поднял трубку и медленно поднес ее к уху. Послышался гудок.
– 15-10, – повторил Петр Андреевич, – а потом обычное 02. Набирайте же.
Надеждин ошеломленно набрал нужные цифры. В трубке хрюкнуло, и послышался хрипловатый мужской голос:
– Дежурный по району слушает.
– Милиция? – почему-то закричал Надеждин, хотя слышимость была прекрасной.
– Так точно. Кто говорит?
– Это Надеждин Александр Борисович.
– Что у вас случилось?
– Заброшенный Дом пионеров в районе Переваловки! У меня похитили мальчика! Есть сведения, что в Доме пионеров с преступной целью содержатся дети. Вы меня слышите?
– Да, да, я записал, не волнуйтесь.
– Как же я могу не волноваться!
– Повторяю: не волнуйтесь! И сами ничего не предпринимайте. Мы высылаем наряд.
Связь оборвалась.
Надеждин положил трубку.