Как я не стал живописцем

     Как я не стал живописцем

     Много лет назад, ещё даже не начав ходить в школу, я вознамерился научиться рисовать. Было ли тому виной отсутствие художественного таланта, или просто отсутствие усидчивости и старания - но рисовать я так и не научился. Шли годы, желание творить аки Репин или Поленов то возникало, то угасало - но в итоге художник из меня так и не вышел.
     Жаль, что мои детские рисунки не сохранились до сей поры - ведь это не так-то просто - описывать на бумаге всё то, что ты пытался изобразить красками, карандашом, фломастерами... но тем не менее я попытаюсь это сделать.
     Я очень любил рисовать Ромку. Кто это такой? Это мальчуган, равноправный участник нашей весёлой ребячьей компании, с которым мы набегали десятки километров во время игр в войнушку, салочки или прятки. Не знаю почему, но мне нравилось рисовать его провалившимся на мосту. Я старательно изображал панику и суматоху вокруг сего несчастного случая - даже спасателей на вертолёте пририсовал, и вот однажды Толик, увидев моё творение, взял тетрадь, начал расхаживать по комнате и насмешливо комментировать:
     - Ой-ёй-ёй, какой вертолётик!.. Ой-ёй-ёй, какие рыбки!.. Ой-ёй-ёй, какой камыш!.. - и всё прочее в том же духе.
     Я, естественно, жутко расстроился. Во-первых, Толик подкрался к моему столу незаметно, долго разглядывал мои труды, а затем внезапно выхватил тетрадочку и сунул в неё свой любопытный нос. А во-вторых... ну не умею я толком рисовать! Мне ещё только предстоит в первый класс пойти в следующем году!
     В моих первых детских впечатлениях огромное место занимают подъёмные краны. Должно быть, это произошло потому, что район, в котором мы жили, активно застраивался новыми домами. Я рисовал подъёмные краны и даже лепил их из пластилина. Лепить - это не рисовать, тут можно и поправить испорченное...
     Как-то раз Толик приволок домой толстенную стопку канцелярских журналов, выброшенных на свалку, а главное - ещё не заполненных разной бюрократической пачкотнёй. Ему эти журналы были без надобности, Оленька тоже не удостоила их вниманием, и он отдал их мне. Вот вам и невиданный простор для детских художественных замыслов! Я сидел часами за столом с кисточкой и красками - до тех пор, пока не заканчивались страницы в журнале, либо вода в стаканчике не становилась чернее ночи.
     А мама была крепко недовольна - мало того, что Толик натаскал домой груду бумаги, так ещё и я сижу и извожу краски.
     - Ну что ты там красками возюкаешь? - говорила она. Я лишь пожимал плечами, не находя в ответ каких-либо слов.
     А однажды вышел и вовсе уморительный случай. Я взялся рисовать человека изнутри, как его изображают в учебниках анатомии - с лёгкими, сердцем и прочими органами. Рисунок вышел косой и кривой, половину органов я расположил не там, где нужно, а ещё какие-то детали и вовсе взял с потолка... Например, где-то в районе коленных суставов я изобразил какую-то палочку и надписал - "Валение с ног". Толик, заприметив, что я опять над чем-то тружусь, исхитрился заглянуть в тетрадочку - и, по обыкновению, долго смеялся.
     И что интересно - даже много времени спустя он помнил про "Валение с ног". Например, стоит мне опять начать что-то рисовать, и Толик - тут как тут:
     - Что, валение с ног рисуешь?
     Я лишь вздыхал. У меня снова что-то не получалось...
     Вскоре я пошёл в школу. Раз в неделю у нас были уроки рисования. В первом классе за свои труды на ниве живописи я, как и все, получал неплохие отметки... но в основном за старание. Хотя был случай, когда я получил тройку за аппликацию со снеговиком. Возможно, аппликация из цветной бумаги - не совсем в тему повествования, но важно не это, а то, за что именно мне снизили оценку. За нос снеговика, который я почему-то - уж не знаю, почему - сделал зелёным...
     И должен сказать, что мне ещё повезло. С нами училась Ирочка Чичина(или Чечина? - увы, фамилию не помню), и она изобразила снеговика в виде гусеницы - один большой шар на четырёх маленьких. Весь класс выпал в осадок, глядя на столь дивного снеговика, и ваш покорный слуга хохотал вместе со всеми. А в уголке листа красовалась двоечка...
     Шли недели, месяцы... прошёл год. Я - во втором классе. За этот год я разучился рисовать красками и перешёл на фломастеры. В моём наборе их было тридцать шесть, и когда я взял их на урок, несколько не самых тактичных и не шибко умных учеников недолго думая вынесли вердикт:
     - Что за дерьмо тебе купили?
     Что я мог ответить на это? Ничего. Какое-то время спустя эти ребята обзавелись такими же наборами, а кое у кого было и сорок фломастеров, и даже пятьдесят два(представляю - сколько нервов они вымотали своим папам и мамам!). А я по натуре человек незлопамятный. Мне и в голову не могло прийти такое - подойти к парте и сказать - "твои сорок фломастеров - дерьмо, и ты вместе с ними - в придачу".
     Ещё у меня был карандаш - с одной стороны он был красный, а с другой - синий. Этого карандаша я лишился. А дело было так - один из ребят схватил его и понёсся по школьным коридорам. Будь я в ту пору чуточку умнее, я бы не бросился его догонять, а подождал бы в классе, а уж потом... ну да что теперь говорить! Словом, я догнал пакостника, а тот диким голосом заорал:
     - Ты мне его подарил! ТЫ-Ы-Ы-Ы МНЕ ЕГО ПО-О-ОДА-А-АРИ-И-ИЛ!!!
     Откуда-то появились ребята лет на пять-шесть старше нас. И кто просил их вмешиваться? Короче, удивительный карандаш пропал навеки, и я не успел им ничего нарисовать. А пакостник, по вине которого это случилось, обобрал вышеупомянутым способом ещё многих моих соучеников...
     Мне не раз говорили, что у меня отличная зрительная память. Может, это и так, а может... во всяком случае, пятёрку за сказочный пушкинский кораблик, приплывший ко двору князя Гвидона, я-таки получил. И вот урок кончился. Несколько ребят изъявили желание взглянуть на этот кораблик, и я услышал о нём множество нелестных отзывов - и кривой он, и гнилой, и не корабль это вовсе, а корыто для свиней...
     Что примечательно - эти же личности до того, как мне вписали в журнал пятёрку, говорили, что у меня всё выходит просто замечательно. Сейчас об этом можно вспоминать с улыбкой, но тогда, много лет назад, всё это было так обидно... что просто жуть! И ведь на следующих уроках, когда у этих умников что-то не получалось, они лезли ко мне:
     - Сашк, а покажи, как это рисуется... - и всё прочее в том же роде. И я, по их же словам, нарисовал не корабль, а свиное корыто? Умора, да и только.
     Позже, когда мы стали старше - это был пятый класс - нам стали задавать задачки позаковыристее. Например, нам показали и рассказали - как рисовать человека. Что есть фигура и чем мужская фигура от женской отличается... Я с пылом и жаром взялся за карандаши(с фломастерами я уже распрощался)и принялся за работу, надеясь, что сумею всех превзойти. Но позор моей самонадеянности и спешке! До окончания урока осталось минуть десять. Я взглянул на свою картинку - и поначалу не мог поверить своим глазам. С листа формата А4 на меня недоуменно взирал какой-то дегенерат в розовых кроссовках, голубых штанах, зелёной рубашке и толстым подушкообразным пузом... Одним словом, вышло что-то не то, что надо, и выше тройки, по мнению Лидии Фёдоровны(наша учительница по ИЗО) я не заработал.
     И этот прокол был ещё не самым худшим. Когда нам поручили раскрасить выведенный по шаблону контур пасхального яйца, то я нарисовал на нём... стыдно даже сказать - какую-то затянутую в кожзаменитель байкершу. И это помимо надписей типа "Хип-хоп - круто!" и "Yo, Децл, yo!" - ясное дело, что оценить такую работу даже на тройку - это незаслуженно её похвалить...
     Думаю, если бы мы чаще рисовали космос или какую-то технику - то троек на весь класс было бы куда меньше. Лично я почти ничего не понимаю в художественных узорах - особенно тех, что вышиты на национальной одежде(остаётся утешаться тем, что китайцы, взявшиеся стряпать косоворотки и украинские вышиванки, понимают в них ещё меньше, то есть - вообще ничего). Пусть бы всякие завитушки с цветочками рисовали девочки? Но не тут-то было... Я так и не научился рисовать деревья, так что пейзажист из меня - никакой. И анималистом я не стал - куры с гусями в моём альбоме выглядели так, словно их вырастили где-то под Чернобылем...
     Прогресс в моём творчестве стал заметен тогда, когда Лидия Фёдоровна объявила тему "Моё любимое кино". Я взялся рисовать разгромленную лабораторию и учинившего сей бардак пришельца из "Дня независимости". Моему соседу по парте Андрюхе Ермакову повезло меньше - он нарисовал какую-то сложную, похожую на самогонный аппарат, конструкцию и странное существо на троне, нисколько не похожее на царя Иоанна Четвёртого, и объявил, что это есть "Иван Васильевич меняет профессию".
     Толик как-то говорил, что он рисовал город будущего. Я тоже хотел его нарисовать, но мой замысел провалился в тартарары, так и не осуществившись.
     А произошло это при следующих обстоятельствах. Лидия Фёдоровна написала на доске список тем, одну из которых мы, ученики 6-В, должны были выбрать самостоятельно. Даже не берусь описывать - какой ор, рёв и гвалт поднялся в классе - хоть из школы беги. Я, завидев тему "Город будущего", не хотел и слышать ни о чём другом, и в конце концов, наслушавшись вдоволь нашего тридцатидвухголосого рёва, педагог объявила:
     - Тема такая - "Мы поём частушки". Понятно?
     Вот так - коротко и ясно! Эта тема была самой непопулярной.
     Что же касается вашего покорного слуги - я сидел за партой, словно пришибленный, тупо уставясь на стенку. Какие, к едрене-фене, частушки? Как я должен всё это рисовать? Во мне клокотало, словно лава в вулкане, бурное негодование. Мне так и хотелось встать и сказать что-нибудь вроде - "Лидия Фёдоровна, вы что, совсем ку-ку?"
     Я не встал и ничего не сказал. Я половину урока просидел надутый как сова, и делал вид, что усердно рисую.
     Чтобы хоть чем-нибудь заполнить пустой альбомный лист, я начал рисовать простым карандашом кухню, а за кухонным столом изобразил Хрюна Моржова и Степана Капусту. Не забыл я и про амбразуру, пробитую на соседнюю кухню, и про высунувшегося из неё кота по имени Геннадий...
     - И где здесь поются частушки? - недоумевала Лидия Фёдоровна, глядя на моё творение.
     - Ну так они в конце передачи всегда поют частушки, - вспомнил я, - вот например - "Указанья москвичам новые даются - не горланить по ночам, и вообще заткнуться".
     Но моё старание не было оценено, и я схлопотал жирного "красного лебедя" вместе с замечанием в дневник - "Рисует на уроках всякие пакости".
     Когда я, придя домой, рассказал, что случилось на ИЗО, Оленька, вдоволь отсмеявшись, сказала:
     - Ну так что же ты не нарисовал этого Хрюна со Степаном и Генкой прямо на сцене, перед публикой?
     Я сидел за обеденным столом, что называется, дурак дураком. Такая простая мысль мою голову даже не посетила... А вечером к Толику в гости пришёл Эдик. Он, узнав о моём несчастье, тоже посмеялся и сказал:
     - Ну и нарисовал бы этой Лидке какого-нибудь пьяного бомжа в валенках и с баяном...
     - А откуда я знаю - как выглядят бомжи? - понурился я.
     - Вот тормоз-то, а? - хихикнул Эдик, - забыл, что ли, как мы на Павелецкую ездили? Их же там полно было?
     Я вообще уже забыл - что там было на Павелецкой площади, да и совет был не к спеху, ибо, как говорится, после рати много храбрых...
     И всё-таки город будущего я нарисовал - когда учился в седьмом классе. За основу городского антуража я взял картины ночного города из игрушки-стрелялки "CyberMage - Darklight Awakening". Я получил пятёрку... и столкнулся с чьей-то чёрной завистью. Я забыл убрать альбом и ушёл, и за время моего отсутствия кто-то разрисовал картинку чернилами, использовав при этом огромное количество похабных слов, в том числе и таких, каких я прежде и не слышал.
     После седьмого класса ИЗО как урока уже не было. Неспешно шли годы - и вновь, правда, реже, чем прежде, у меня возникало желание научиться рисовать. Возникало - и проходило.
     Мне всегда хотелось нарисовать героев своей первой повести, в коей я описывал Третью Мировую войну. Но, как ни пытался, ничего не выходило, да и повесть не сложилась.
     Словом - я не живописец. А раз так - остаётся лишь фотошопить.

Место первой публикации - https://yapishu.net/book/148450