Из материалов следственного дела Бухарина-75

Вечернее заседание 3 марта 1938 года.

Допрос подсудимого Крестинского

 ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ:
Армвоенюрист В. В. Ульрих, Председатель Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР
СЕКРЕТАРЬ:
Военный юрист 1-го ранга А. А. Батнер

Комендант суда. Суд идет, прошу встать.
Председательствующий. Садитесь. Заседание суда продолжается.
Приступаем к допросу подсудимого Крестинского.
Вышинский. Позвольте мне до допроса Крестинского задать несколько вопросов обвиняемому Раковскому.
Председательствующий. Пожалуйста.
Вышинский. Подсудимый Раковский, вы признали себя виновным в преступлениях, которые вам предъявлены?
Раковский. Признал.
Вышинский. Вы здесь слышали также ответ Крестинского, который на вопрос суда заявил, что он не троцкист и не совершил преступлений, в которых он признавался на предварительном следствии.
Я хотел бы спросить у вас, как у одного из виднейших представителей и руководителей троцкистского подполья в СССР, что вы знаете о троцкистской деятельности Крестинского в последний период времени?
Раковский. Прежде всего я должен остановиться на тех показаниях или на тех заявлениях, которые сделал вчера здесь Крестинский.
Вышинский. Да, я вот об этом и говорю.
Раковский. Крестинский в доказательство того, что он отошел от троцкизма, заявил, что он в конце 1927 года послал письмо Троцкому, в котором отмежевался от троцкистских позиций. Если не ошибаюсь, таков был смысл заявления Крестинского здесь вчера?
Вышинский. Так мы все поняли.
Раковский. Это письмо Крестинского мне известно.
Вышинский. Известно?
Раковский. Троцкий давал мне его читать. И не только мне. Но для того, чтобы осветить смысл этого письма, я должен прежде всего указать на один факт.
Возвращаясь в Москву, за несколько недель до посылки Крестинским этого письма, накануне пленума ЦК перед XV съездом, я остановился в 1927 году в Берлине, как всегда-в полпредстве, где тогда работал Крестинский, и вместе со мной был Каменев. Он приехал из Рима и тоже отправлялся на пленум ЦК. Между мной, Каменевым и Крестинским, как между единомышленниками, происходил тогда в Берлине обмен мнений.
Вышинский. Как между единомышленниками?
Раковский. Да, само собой понятно, как между единомышленниками. До этого времени со стороны Крестинского не было никаких признаков отхода от оппозиции. При встрече в Берлине мы вместе обсуждали, что следует предпринимать оппозиции на предстоящем пленуме. Крестинский оставался в Берлине. Он был того мнения, что нужно продолжать и дальше маневрировать.
Вышинский. Маневрировать?
Раковский. Маневрировать.
Вышинский. То есть двурушничать?
Раковский. Тогда это слово не употреблялось.
Вышинский. А смысл?
Раковский. Смысл тот же.
Я не буду говорить о дальнейших спорах, которые происходили между нами. Через некоторое время после этого, когда я уже был в Москве, Троцкий мне показал письмо Крестинского.
Вышинский. Когда это было?
Раковский. Я думаю, что это было в первых числах декабря 1927 года.
Вышинский. Вы припоминаете, что в этом письме было?
Раковский. Точное содержание я не помню, общее впечатление было такое, что это маневр. Когда я прочел это письмо Крестинского, я сказал Троцкому: "Крестинский подготавливает то, что на языке юриспруденции называется свое "алиби". Троцкий подтвердил это. Так впоследствии и получилось, ибо, когда ЦК ВКП(б) обратился к полпредам, разделявшим троцкистские взгляды, с вопросом, как они относятся к исключению руководителей оппозиции из партии, Крестинский написал в ЦК письмо и ссылался в нем на это свое "алиби".
Вышинский. Ссылался на письмо Троцкому как на доказательство разрыва с троцкизмом?
Раковский. Да, на это письмо как на доказательство, что он отошел. Письмо Крестинского в ЦК было напечатано в газетах в 1928 году. Я не помню, что из письма Крестинского было напечатано. Он оставил себе копию. Я не могу сказать, что из его письма было приведено, но ссылка на его письмо была.
Я тоже на положении обвиняемого. Я не имею права перегружать никого из моих тут соучастников новыми обвинениями. Я думаю, достаточно того, если я передам то впечатление, которое тогда было и осталось. Я не считаю, что этот документ свидетельствует об отходе Крестинского от троцкистской оппозиции. Это уже не было делом каких-нибудь временных увлечений. Это уже была борьба, которая продолжалась примерно 7-8 лет, борьба между троцкистами и партией. И как можно предполагать, что достаточно заставить себя в течение получаса или часа написать документ для того, чтобы после этого все прошлое, вся идеология, все привычки, связи - все это исчезло?
Вышинский. Следовательно, письмо, о котором здесь говорил подсудимый Крестинский как о доказательстве его разрыва с Троцким и троцкистами, вы рассматриваете исключительно как маневр, как документ, который должен был бы, в случае необходимости, свидетельствовать о его "алиби"?
Раковский. Правильно.
Вышинский. Следовательно, на мой вопрос - был ли в ноябре 1927 года и позже Крестинский троцкистом - как вы отвечаете?
Раковский. Да, Крестинский был троцкистом и с троцкизмом никогда не порывал.
Вышинский. Следовательно, как вы расцениваете сделанное здесь вчера заявление подсудимого Крестинского, что он не был троцкистом, по крайней мере с ноября 1927 года?
Раковский. Как не соответствующее действительности.
Вышинский. Вам известно, что обвиняемый Крестинский и позже был троцкистом?
Раковский. Известно.
Вышинский. Вы можете привести какие-нибудь факты?
Раковский. Могу. Я обращусь, если позволит суд, к самому Крестинскому.
Председательствующий. Пожалуйста.
Раковский (Крестинскому). Николай Николаевич, когда я был в ссылке, ты мне писал?
Крестинский. Да, через дочь, которая ехала в Саратов, я писал.
Вышинский. Позвольте спросить подсудимого Крестинского: в каком году это было?
Крестинский. Это было в 1928 году.
Раковский. Это было в 1929 году, в августе или июле месяце. В 1928 году я был в Астрахани.
Вышинский. Обвиняемый Крестинский, а вы куда писали письмо?
Раковский. Он писал в Саратов.
Крестинский. Точно год я не помню. Но я просил тогда Кагановича перевести Христиана Георгиевича из Астрахани в Саратов, ссылаясь на наши с ним дружеские отношения. Это было удовлетворено. И вот, когда он переехал в Саратов, к нему поехала его дочь, я через нее написал ему письмо. Разрешите мне...
Вышинский. Виноват. У нас все делается по порядку...
Крестинский. Может быть, я сократил бы вам работу.
Вышинский. Я не нуждаюсь в сокращении, тем более, что ваши вчерашние заявления не свидетельствуют, чтобы вы хотели сокращать процесс.
Крестинский. Но может быть я...
Председательствующий. Дойдет еще до вас очередь, обвиняемый Крестинский.
Вышинский. Я просил бы, подсудимый Раковский, сообщить, о чем вам писал в 1929 году, во время вашего пребывания в Саратове, в ссылке, обвиняемый Крестинский?
Раковский. Крестинский в этом письме писал, чтобы я вернулся в партию, естественно, в целях продолжения троцкистской деятельности.
Вышинский. Зачем?
Раковский. Он ничего явно противозаконного в этом письме не писал.
Вышинский. Значит, вы сейчас устанавливаете факт его связи с вами, хотя вы были ссыльным троцкистом?
Раковский. Да, и его желание, как и других троцкистов, сохранить троцкистские кадры, по возможности проникнув в партию.
Вышинский. Значит, он уговаривал вас, чтобы вы из тактических соображений, в интересах троцкистского дела, вернулись в партию?
Раковский. Так я понял.

Продолжение следует….