Кочевья. часть 1. продолжение

     На следующий день, когда я, наконец, выспавшись, проснулась, - оказалось, что мы едем в другую сторону. На какой-то из станций нам перепрягли паровоз, и новый паровоз вёз нас куда-то не туда: то есть, если сначала картинки за окном летели мне навстречу, то теперь они, наоборот, догоняли вагон. То есть,что же это мы - обратно, что ли, едем?.. Да нет, не обратно. Степи-то ушли куда-то, и вместо них появились леса на пригорках. и в этих лесах уже росли ели! И берёзы! Наконец-то!..
     Я с умилением смотрела на светящиеся, текучие, серебристые тела прекрасных деревьев, на их колышущиеся, как в танце, ветви с юной светло-зелёной листвой. Мне вспоминался майский день, когда мы с братом за 14 часов перелетели из Тикси под Рязань, и автобус, на котором мы ехали в Москву, остановился в берёзовом лесу. Правда, сейчас был не май, а июнь, но всё-таки похоже. Как похоже!.. Только я теперь совсем другая. Мне уже почти шестнадцать.. И я в первый раз задумалась о том, куда же девается  п р е ж н и й  ч е л о в е к, когда человек меняется. Где теперь та маленькая девочка, попавшая в лес из тундры и упивавшаяся ароматом весенних берёз? неужели её уже просто нет - нигде нет? Ведь нынешняя  я  - это   
 н е  о н а;  а где же  о н а ?..
     На станциях теперь стали появляться ребятишки, как будто сошедшие с картин художников-передвижников: босые, загорелые, с плетёными корзиночками, в которых была уже - представьте себе! - ранняя лесная земляника. Но очень, очень дорогая пока, не по нашим деньгам - рубль за малюсенький кулёчек... Нет, мы покупали пока картошечку и солёные огурчики, а на больших станциях - коржики и пирожки с газировкой...
     И вот мы едем лесами и проезжаем реки по грохочущим мостам, и день становится длиннее, а ночь - совсем коротенькой. И мы почти не спим, нам не хочется. Мы болтаем, поём, бегаем в тамбур, чтобы поглотать свежего воздуха, летящего нам навстречу. и так мы едем и едем, пока, наконец, не приезжаем в Ленинград, на Московский вокзал.

     Мы вышли на Московском вокзале в тёплый, хотя и не яркий, июньский день. Выбрались наружу и расселись на своих рюкзачках. нас никто не встречал; и наши классные руководители пошли куда-то названивать какому-то начальству по поводу нашего размещения и кормления. Мы же с Любой, оторвавшись от коллектива, пошли по Невскому проспекту к Неве.Это было, конечно, крайне нехорошо с нашей стороны. Но мы не собирались уходить далеко. Просто пошли по Невскому.
     Небо было завалено облаками и тучами, но в просветах оно нежно и прекрасно голубело, и в голове у меня звучала песня:
"Над Россиею
Небо синее,
Небо синее
Над Невой.
В целом мире нет,
Нет красивее
Ленинграда моего..."
     Не знаю, что звучало в голове у Любы, но она шла с таким счастливым и вдохновенным лицом, что я боялась к ней обратиться, чтобы не спугнуть это выражение лица. А потом она сказала: "Я так давно мечтала об этом городе!.. Знаешь, это  м о й  г о р о д! Именно этот город -  м о й!"...
     А вот для меня он не был  м о и м  городом. Он был...  ну, как книга или картина... Не знаю, как сказать...
     Мы шли, и шли, и шли. Сами не заметили, как дошли до Клодтовых коней. Полюбовались ими. Потом дошли до Зимнего дворца и вышли к Неве. Она была широкая, серая с голубым, как и небо над ней, и ветер рябил её пространство... И, конечно, не могли же мы не выйти к Медному Всаднику... И только тут ахнули, ужаснулись своему поведению. Марья Ставровна, наверное, уже с ума сходит!.. Мы заспешили обратно.
     На том месте, где должны были сидеть наши ребята, не было никого. Только сиротливо стояли два наших рюкзака. Мы остановились в растерянности - где все?.. Тут от колонны отделился Валерка Семёнов, сказал всё, что о нас думает, и повёл нас в метро. Нам надлежало доехать до станции Василеостровская и оттуда дойти до школы (не помню, какой), которую нам отвели для жилья. Под проживание а-шников был отведён один класс, для бэ-шников - другой, и нас с Любой разлучили. Парты из этих классов были вынесены; из спортзала мальчишки принесли маты, и эти маты должны были служить нам постелями, наши рюкзаки - подушками, а бельё было у каждого своё, из дома. И на этом же этаже был туалет с умывальниками. Там, в умывальниках, мы и воду брали. Чайники 9по два на класс) и графины для кипячёной воды нам предоставила школьная администрация.
     И мы там стали жить. А ели в столовой напротив - кто хотел. Лично я берегла деньги и питалась, в основном, булочками и коржиками с молоком. Ну, ещё мороженым... Впрочем, мы не часто появлялись в нашей резиденции. Только к вечеру. У нас ведь была обширная программа разных посещений, экскурсий. И ещё мы ездили по пригородам Петергоф, Павловск, Пушкино, Гатчина... Нам было некогда...
     Но я не стану рассказывать обо всём об этом, ведь цель моя - наши кочевья.И потому я пропущу даже тот судьбоносный момент, когда я, взбунтовавшись против Михаила Григорьевича, перешла в класс Марьи Ставровны, где Люба училась. Не стану...
     А я сразу перейду к концу нашего пребывания в Ленинграде.
     У Любы в Ленинграде жили родственники - родной брат её отца, дядя Миша, и его дети, то есть, Любины двоюродные брат с сестрой. Они встретились с Любой и предложили ей пожить у них до конца лета. И поскольку мы так и так разлучались, я приняла предложение моей тёти Брони ( я разговаривала со своими по междугородному телефону) возвращаться в Геленджик через Москву, а в Москве погостить у неё...
     Ох, я забыла рассказать про белые ночи!.. Ну ладно, а то и так долго получается...
     Словом, в один из дней, когда все готовились к отъезду, я самостоятельно (впервые в жизни!) взяла билет на другой поезд, на Москву. И билет мне достался неожиданно наилучший из возможных, на второй боковой полке. Я бы взяла на третью; но в те годы на московских и ленинградских поездах люди уже на третьих полках не ездили; только чемоданы. У меня чемодана не было, а свой рюкзак я взяла себе под голову. Я не хотела тратить рубль на постель; без постели же, то есть, без белья, матрасы, подушки и одеяла брать не разрешали. Но так даже интересней. Мой бывалый рюкзачок, проехавший со мной с юга до Ленинграда, пересекший Керченский пролив, заменявший мне весь домашний уют в незнакомой, чужой школе, - у меня под головой; вместо одеяла - кофта, укрывшая зябкую спину, - что ещё нужно страннику?.. И длинное окно, из которого дует дорожный ветер, за которым мелькают леса, и темнеющее уже небо, разрисованное закатными облаками... И перестук колёс... И я одна в целом мире, на своей верхней полке... И показалась луна... И затеплились  звёзды...
     ... и проснулась я уже в Москве.
     Люди собирались, переодевались, становились в очередь в туалет с полотенцами, мыльницами, зубными щётками.Я тоже спустилась вниз, сразу с рюкзаком; заняла очередь, достала полотенце, мыло, щётку (паста кончилась), расчесала и переплела косу. Едва я успела умыться, как пошли проводники закрывать туалеты: мы въезжали на вокзал. По перрону шла моя тётя Броня. Приехали.
     В этот мой приезд меня выпускали уже одну. Главное было запомнить дорогу от метро Кирова до нашего Даева переулка. А там - гуляй, где хочешь. Метро тебя отовсюду довезёт. Я и гуляла, где захочу. А что? Я вон в Ленинграде вообще была одна, сама по себе, и ничего... И я гуляла так до конца июля; а потом поехала домой. Но, увы, уже не одна, а с тётей Соней. А тётя Соня всё беспокоилась на остановках, что я отстану от поезда, и сильно портила мне жизнь - до самого Новороссийска.
     В Новороссийске же нас встретил не Олег, не Алька, а совершенно уже взрослый Юрка. И он возился с вещами, и он нашёл нам такси, и вообще отвратительно важничал. Но я соскучилась и не пыталась даже поставить его на место. Я, наоборот, любовалась и восхищалась моим старшим - и он ведь вправду был старшим! - братом...
      Снова здравствуй, Геленджик!

           (продолжение следует)