небесный кузов автомобиля

Небесный кузов автомобиля ( из записок хирурга Чмокина)
 

 



 

 

 - Ребята, заканчивайте, - уныло произносит анестезиолог Тамара Владимировна, откинув в сторону фонендоскоп.

 - Попробуем еще, Тамарочка, пожалуйста, - пыхтит хирург Чмокин.

- А что пробовать? На мониторе уже минут десять, как  сплошная изолиния. Будем констатировать  смерть, - Тамара Владимировна поправляет очки и  заполняет анестезиологическую карту.

- Да, - вздыхает хирург Чмокин, сжимая в руках пустое сердце. Мягкое и податливое – как пасхальное  тесто.

Хирургическая бригада определенное время выполняла прямой массаж сердца.

Определенное… Определенность есть данность.  Данность – философская единица, вставленная в рамки рационализма. Конкретность, без гипербол эклектики. Скупость физиологии, гистологии, анатомии. Сухость точных медицинских наук. Сублимации мыши, угодившей в мышеловку. Мол – судьба …

 Окружающее пространство, наверное, сжалось. Может быть, до размеров спичечного коробка. Хирург Чмокин просто и матерно выругался. Сильно зачесался нос. Чмокин активно потер его о плечо рядом стоящего ассистента.

- Зашивайтесь, - грубо бросает Чмокин хирургам-ассистентам и спешит в курилку.

В курилке, откинувшись на диване, дымят коллеги.

- Серега, ты перчатки сними, и маску, -  улыбается Зураб.

- Бледноват ты что-то, может в реанимацию тебя, или в палату интенсивной терапии? - не смешно смеется проктолог Усов.

- Идите в жопу, - бросает хирург Чмокин и падает на диван. Закуривает. Задумывается.

 

                ***

… За пять часов до описываемых событий, хирурга Чмокина вызвали в приемное отделение. На каталке, в кабинете хирурга, лежал молодой симпатичный мужчина. Симпатичность мужчины – в уверенности. Женщина интересна мягким макияжем и свежими глазами. И отсутствием затяжек на колготках. Мужчины – иначе. Требований меньше. У мужчины отсутствие пыли и грязи на ботинках – уже достижение.

- Заждался я вас, доктор, скучаю, -  молодой симпатичный человек приподнял голову.

- Простите, работы много,  - соглашался Чмокин, рассматривая направление «скорой помощи». – Рассказывайте, ммм, Иван Петрович, что случилось?

Иван Петрович подробно, слегка задыхаясь, исповедовался историей своего заболевания.

«Во, - думал хирург Чмокин, - утром встал человек, собрался на работу, чмокнул в щеку жену, погладил по голове дочь, наступил на хвост ленивому коту, подмигнул наступающему дню и на-те, получите, пожалуйста. Фиг вам с постным маслом, а не новый день».

Осматривая живот Иван Петровича, Чмокин вспоминал начало своего сегодняшнего дня. Угрюмое утро. Небо с пыльными облаками. Монотонный, напоминающий барабанную дробь, осенний дождь. Невкусный сублимированный кофе из жестяной банки. Бутерброд с серой докторской колбасой и позавчерашним сыром. По-утреннему вялые угрозы жены: « Опять поздно домой завалишься и сразу в койку. А дочери уже двенадцать лет. А в выходные опять с друзьями-хирургами водку жрать будете. Фантастические операции обсуждать. Куришь много и живот отрастил – ремень не застегивается».

«Оно, конечно, паршивое утро, - кряхтел Чмокин, - но есть перспективы.  Проглядываются смелые надежды. На очередной отпуск и покупку новых штанов со стрелочками. А вот у поступившего больного перспективы слабые. Унылые перспективы. «Ящик Пандоры» для  молодого симпатичного больного заканчивает свое иносказательное существование, превращаясь из мифологической данности в предмет ненужной домашней мебели, готовой к выбросу на помойку. И начнет ящик Пандоры свой новый путь. В народ.Ab ovo».

- Ну что, доктор? – Иван Петрович испугано, но в рамках зрелого человеческого достоинства, смотрел на Чмокина.

« Интересно к нам обращаются больные. Доктор. А почему не врач? Ну что, врач, жить буду? – улыбался в себя от  пустой мысли хирург Чмокин».

- Вас, Иван Петрович, оперировать необходимо. Срочно.

- Все так серьезно?

- Очень.

- А можно жену позвать? Она в коридоре ждет.

Когда больно и критично – проще вместе. Одна боль на двоих. Минус половина ответственности. Объем отчаяния деленный на любовь.

Жена Иван Петровича взяла мужа за руку. Нет. Чувствовала мужа рукой.

- Ничего, Вань, прорвемся.

- Прорвемся, Лен, обязательно прорвемся, - слабо улыбался Иван Петрович.

Сиюминутная нежность легкого прикосновения. Целительность дружеского рукопожатия. Рука – лучшая часть человеческого тела. В руке – творчество и сила. Рукой защищаются. Рукой гладят. Рукой подписывают приговоры. И рука приводит приговор в исполнение, исправляя двусмысленность запятой…

- Похоже, у вашего мужа разрыв аневризмы брюшного отдела аорты. Необходимо минимальное дообследование и оперировать!

- А шансы есть, доктор?

- Сергей Иванович. Меня зовут Сергей Иванович, - уточнял хирург Чмокин.

- Вы его спасете, Сергей …эээ Иванович? Он будет жить? – спрашивала жена Иван Петровича.

« И что говорить в таких случаях? – страдал хирург Чмокин. – Правду? Она – чудовищна. Шансы то минимальные. Статистика. Сухая, как июльский полдень, черт ее побери».

- Сделаем все от нас зависящее, - протокольно шлепал хирург Чмокин.

« Лозунгами говорю. В таких случаях психотерапевт необходим. Или психолог дипломированный. Они говорят хорошо. Гладко. И ответственности - с пол рюмки. Губы помочил, а кайфа никакого».

…Жена Иван Петровича бежала за каталкой, увозящей мужа в операционную.

По дороге - молчала. Предположим, знала бы будущее? Результаты продолжающегося дня? Или в молчании - предчувствие?  Чувства, тонущие в  бесконечности? Любовь, обретающая фундаментальность бронзового памятника?

 

                ***

 

День Ивана Петровича закончился. И жизнь. Сейчас он лежит  на операционном столе, накрытый белой, стерильной простыней. Тело без души. Утро и день. Без вечера. Вечер стал вечным, окруженным временными метафорами и космическими циклами.

 

 

                ***

 

 

- Что приуныл? – Зураб дружески толкает Чмокина в плечо.

- Да больной умер на операционном столе, - хирург Чмокин бессмысленно уставился на пышные грузинские усы.

- Специальность такая, -  басит Зураб.

- Ладно тебе, Зураб. Идет эта специальность знаешь куда? Ну почему я не продавец игрушек?И дети радуются, и деньги капают, и мамы тебя любят….

- Пойдем, Серега. У меня коньяк есть. Налью, - проктолог Усов бросает в урну бычок, зачем-то  нахлобучивает  на голову медицинский колпак и закуривает новую сигарету.

- Нет. Спасибо. Я за рулем.

- Мы все за рулем. Причем, за одним, - уточняет Зураб.

- Это точно, - проктолог Усов глубоко затягивается и слега грустит.

- Ладно. Пойдем. Выпьем. Только домой позвоню, - соглашается хирург Чмокин.

                Коллеги, объединенные в пространстве небесным кузовом автомобиля, идут к проктологам, затем, к урологам, заглядывают к кардиохирургам. Выпивают. Разговаривают. Все больше – о профессии…

Зураба уже нет в живых. И проктолог Усов умер. А как закончить рассказ? Просто. Поставить точку. Пойти на кухню. Налить в стакан водки и помянуть…

 

      Москва 2014 – 2015 г.г.