Юра

Я иногда с ностальгией вспоминаю год, когда приехал поступать в Качинское высшее военное авиационное училище летчиков. Мы были совсем еще мальчишками, многие еще не начали к тому времени бриться, но всех нас объединяло страстное желание скорее оказаться в небе, и для подавляющего большинства неисполнение по какой-либо причине этого желания превращалось в драму, если не трагедию всей жизни, а некоторым представлялся и конец этой самой жизни. К последним относился и я. Короче говоря, человек предполагает, а жизнь располагает. Количество кандидатов для поступления в это легендарное училище в тот год составило тысяча двести человек, а набирали на курс всего двести. Поэтому для тысячи пацанов жизнь должна была обернуться тем, о чем я только что написал выше.

Я не случайно упомянул казенное название «кандидат». Дело в том, что это определение каким-то образом в незапамятные времена трансформировалось в короткое и смешное «кандей» и передавалось из года в год каждому последующему потоку поступающих, а время, проведенное со дня прибытия до момента объявления приказа о зачислении в училище называлось «кандейством». Спустя годы можно было нередко услышать в разговоре летчиков самых разных выпусков такое: «А помнишь, в кандействе?..». И сразу становилось понятно, о чем пойдет речь. Правда, то, о чем я только что написал, касается моего и более старших поколений летчиков. А уже через пару лет после поступления, заканчивая второй курс, мы с удивлением услышали, что в очередном потоке кандей превратился вдруг в «абитуру», производное от презрительно гражданского «абитуриент».
Ну, да Бог с ними, абитурами. Так вот, что такое было в кандействе увидеть вдруг курсанта не первого, а второго курса, то есть, уже летающего, пусть еще не на боевом МиГе, а на учебной «Элочке», самолете первоначального обучения Л-29 чехословацкого производства? Это было что-то невероятное, мы смотрели на этих парней, которые старше нас на каких-то пару лет, с восхищением и дикой завистью. А уж встретиться с курсантом третьего или четвертого курса, летающим на боевом истребителе МиГ-21, по той или иной причине прибывшим в командировку из авиационного полка на центральную базу училища, то есть, в Волгоград, означало – встретиться с Богом.

Но время шло, и однажды наш четвертый курс, прибывший на зиму до начала полетов на центральную базу, оказался в роли тех самых богов. Но богов для мальчишек-первокурсников. А вот отцы-командиры, в особенности – строевые, таковыми нас почему-то не считали. Мы, как и первокурсники, ходили строем и, о ужас! – с песней, что было чертовски унизительно для без пяти минут, как мы считали, лейтенантов. Конечно, картошку на кухне мы не чистили, но в увольнение по выходным дням ходили в соответствии с нормами, прописанными в уставе внутренней службы. То есть, приходилось иногда пропускать очередную субботу с воскресеньем. И, поскольку мы знали, что на выпускном курсе вопрос отчисления курсанта из училища за определенные прегрешения находился исключительно в компетенции Министра обороны, а в связи с этим никакому нормальному начальнику (командиру, командующему) не могло прийти в голову выходить на министра с подобным предложением только за то, что курсант четвертого курса вернулся из увольнения слегка поддатым, мы не особенно парились по этому поводу.

И вот однажды в очередной понедельник на плацу во время развода на занятия появляется начальник училища, что было большой редкостью. Надо сказать, Виктор Александрович обладал, будучи к этому времени уже в звании генерал-майора авиации, исключительным авторитетом как у офицерского состава училища, так и среди курсантов, и по всяким пустякам от своих служебных вопросов не отвлекался. Поэтому, когда он назвал фамилию одного из нас и поинтересовался, находится ли он в строю, мы поняли, что произошло какое-то нерядовое событие. Услышав бодрый доклад старшины о том, что Юра в наряде, мы были несколько удивлены, потому что в воскресенье вечером он вернулся из увольнения, и в понедельник утром не мог быть в наряде. А вот Виктор Александрович, в отличие от нас, почему-то удивленным не выглядел. Он воспринял этот факт с усмешкой, как нечто само собой разумеющееся и, добавив, что привык давно уже к тому, что курсанты обычно обходят его стороной за километр, а этот не узнал его в упор, покинул плац.

Говорить о том, как мы были заинтригованы, нет смысла. Как и начальнику училища, всем стало понятно, что в наряд Юру старшина просто-напросто спрятал от вероятного начальственного гнева по его же просьбе. Естественно, после занятий объект всеобщего внимания был допрошен нами с пристрастием. Из его, понятное дело, обрывочных воспоминаний нам удалось сложить довольно комичную историю, которая по прошествии многих лет обросла, как это часто бывает, различными мыслимыми и немыслимыми дополнениями. Но в целом дело было так.

В воскресенье поздним зимним вечером в квартиру начальника училища в элитном доме на набережной Волги позвонили соседи и сообщили, что во дворе, на детской площадке, с их детьми играет курсант летного училища. Одного взгляда Виктора Александровича на курсанта, сидящего в снегу в окружении ребятишек, было достаточно, чтобы понять, в каком состоянии тот находится. А Юра был, что называется, смертельно пьян. Начальника училища, который был в гражданской одежде, он, разумеется, не узнал, и на вопрос генерала о том, не пора ли возвращаться из увольнения, тоном, не допускающим возражения, ответил, чтобы мужик от него отстал, поскольку абсолютно ничего не смыслит в авиации. И вот здесь, вероятно, произошел переломный момент в ходе дальнейшего развития ситуации. Нам не известны первоначальные намерения генерала после того как он увидел в компании детворы пьяненького курсанта, но, услышав нахальное замечание в свой адрес, просто обалдел, очевидно, от такого поворота в событии, и в дальнейшем его действиями руководило простое человеческое любопытство. Каким-то образом ему удалось уговорить Юру сдвинуться с места, и взору еще достаточно многочисленной в этот вечерний час в центре города публики предстала довольно любопытная картина: средних лет представительный мужчина ведет под руку сильно нетрезвого курсанта в сторону трамвайной остановки, который, отчаянно жестикулируя, с увлечением рассказывает о тяжелой курсантской доле и героических усилиях в освоении смертельно опасной профессии. И рассказ этот мог продолжаться до бесконечности, если бы Виктор Александрович не потерял в конце концов терпение и не представился. После чего слегка протрезвевший без пяти минут летчик-инженер исчез в вагоне так кстати подошедшего трамвая.

После окончания училища по давно установленной традиции дипломы нам вручали в торжественной обстановке на Мамаевом кургане. Виктор Александрович, будучи к тому времени уже заместителем командующего авиацией округа, тоже принимал участие в этом знаменательном событии. И, когда прозвучала фамилия Юры, генерал подозвал его к себе и, вручая удостоверение личности офицера и диплом, улыбнувшись, что-то тихо ему сказал. Лицо новоиспеченного офицера, когда в ответ он произнес несколько слов, в этот момент залила краска смущения. Мы могли только догадываться, о чем беседует генерал с лейтенантом.

Уже несколько лет нет с нами Юры. Будучи летчиком-испытателем, он нелепо погиб во время испытательного полета на пассажирском лайнере. Незадолго до трагедии, во время очередной встречи однокашников, на чье-то замечание о том, что на седьмом десятке пора бы уже спуститься с небес на землю, Юра только улыбнулся. А история, о которой я только что рассказал, с каждым годом обрастает новыми подробностями, и очередной рассказчик утверждает, что дело было именно так.